Осени не будет никогда - Липскеров Дмитрий Михайлович (читать книги онлайн без регистрации .txt) 📗

– Девяносто восемь! – заорал весь полк. – Девяносто девять! – пронеслось эхо над близлежащими деревнями. – Сто-о-о!!!

Душко продолжал висеть на перекладине, не разжимая рук.

– Еще сотню? – предложил Грозный.

– Может?!! – восхитился Валентин Сергеевич, весь облитый слезами, но тотчас приказал отчетливо: – Отставить!

– Отставить! – повторил полковник Грозный.

– Отставить! – заверещал майор.

Душко расцепил пальцы и спокойно спрыгнул на землю. Он не потирал рук, дабы привести кровообращение в норму, не кряхтел, а просто встал по стойке смирно и преданно смотрел в самое лицо генерала. Конечно же, он третью сотню не потянул бы, от силы еще раз двадцать, но никто никогда и не просил такого подвига, хотя все генералы, перебывавшие на этом зрелище, оставались уверенными, что Душко может и полтыщи!

Генерал Валентин Сергеевич сомлел окончательно. Он подошел к Душко, обнял его, ощутил ядреный запах солдатского пота, высокопарно подумал – пусть эту трудовую влагу впитает шинель моя, – и сказал:

– Молодец, сынок!

Затем генерал, стараясь чеканить шаг, отдавая честь, прошел перед полком, остановился по центру строя и произнес:

– Солдатушки!.. Ребятушки!..

У него в голове промчались кадры из старых фильмов о Кутузове и Суворове, чувства обуревали его, такие же высокие, как и у великих полководцев, и Валентин Сергеевич продолжил:

– Поклон вам низкий за службу таковую, верную! – Снял с головы каракуль с кокардой и поклонился в пояс.

Полк тоже хотел было поклониться, но цыкнул майор, и солдаты прокричали по уставу:

– Служим России!

Уже вечером, наевшись пельменей, лежа в кровати с Евой Мирославовной, генерал мучился так, будто у него вместо протеза полный рот больных зубов. Перед закрытыми глазами проносились события сегодняшнего дня, особенно, как плакал он перед полком, как с Кутузовым себя сравнивал, как потом, уже приватно, обнимал Грозного, благодарил за верное понимание военной службы… Так защемило в душе у генерала, что он выскочил из кровати и, до смерти напугав супругу, заорал:

– Рахмиля! Рахмиля!!!

И когда сонная толстая таджичка, прислуга с проживанием, вплыла на порог спальни, хлопая черными глазами Шахерезады, он истерически закричал:

– Шинель!.. Шинель!!!

– Что шинель?! – заголосила от ужаса Ева Мирославовна.

– Чистить! – криком приказывал генерал. – Чистить ночью!.. Воняет!.. Воняет!!!

Рахмиля пожала полными плечами и поплыла в гардеробную.

Наконец, силы как духовные, так и физические, оставили полководца, он опрокинулся на подушки и заснул убитым.

А с Душко случилось следующее. На смотре, перед самым дембелем, где должны были присутствовать целых пять генералов, из них один по фамилии Грозный, старший сержант Душко вдруг отказался исполнять свой фирменный номер.

– Плохо себя чувствуешь? – поинтересовался майор.

– Да нет…

– Тогда что же?

– Не хочу, – попросту объяснил Душко.

Слово за слово: «Я тебе приказываю», «Я не исполню», «Сгниешь на губе», «Плевать!»…

Так старший сержант Душко был разжалован в рядовые, отпахал на нарядах лишних два месяца, а затем, демобилизовавшись, приехал в Москву к своему товарищу Хренину, который уже записался в милицию со званием, которое носил в армии: младший сержант. Душко тоже произвели в менты, в звании рядового постовой службы, таким образом, получилось, что товарищ, всю жизнь подчинявшийся Душко, теперь главенствовал над ним, хоть и одной шпалой.

Уже значительно позже, расчищая бомжатники, по-маленькому рэкетируя бабулек, торгующих у метро всякой зеленью и овощами, снимая сливки с кавказцев без регистрации, Душко вдруг вспоминал армию и все в толк не мог взять – чего он тогда на плацу заартачился. Был бы сейчас старшим сержантом, и в зарплате бы выиграл, и самолюбие бы не ущемлялось приказаниями Хренина… Сколько ни думал мент, а ответа все не находил…

4

Сейчас, в милицейской форме, находясь в центре Москвы, слегка переругиваясь с Хрениным и оглядывая подозрительную личность с окровавленной башкой, Душко уже наперед знал, что будет дальше. А оттого на сердце становилось тоскливее.

– Кровищи-то сколько! – смаковал Хренин. – В голову, что ли, выстрелили?

– Ага, – ухмыльнулся Душко. – Из гаубицы.

– Я все-таки рапорт на тебя напишу, – пригрозил младший сержант. – Несмотря на то, что земляк ты мой.

– Пиши-пиши…

– И напишу!

– Пошел ты! Давай лучше поглядим, что с мужиком.

Они неторопливо, слегка вразвалочку, направились к бульварной скамейке, на которой истекал кровью лысый. Он уже не пищал на луну, а просто, сжав бесцветные губы, вперял свои глаза в никуда, в какое-то одному ему ведомое пространство.

Постовые подошли ближе, и Хренин с восторгом проговорил:

– Так у него уха нет!

– Нет, – согласился Душко.

– Я думал, ему в башку выстрелили, сейчас завалится… А гражданину просто ухо оттяпали! Первый раз безухого вижу!

Менты подошли к скамье сзади и уставились на затылок лысого – мощный, с толстыми складками кожи на шее.

– Может он, как этот, Гоген? – предположил Хренин, взял мужика за плечо и спросил: – Живой, мужик?

– Ван Гог, – уточнил Душко, сам удивляясь, откуда у него это знание.

Хренин не расслышал товарища, ощутив, как плечо лысого дрогнуло под его пальцами. Младшему сержанту вдруг стало не по себе: он почувствовал, что у безухого плечо словно из камня вытесано.

– Безухов, – отдернул руку Хренин.

– Чего? – не понял Душко.

– Пьер Безухов, – уточнил младший сержант. – В школе проходили.

Душко засмеялся. Засмеялся от того, что они, два товарища с детства, два тупоголовых мента, сейчас произнесли три имени, принадлежащих высокому искусству, и слышало бы этот диалог начальство ихнее, оно бы вряд ли поддержало сие веселье, обматерило бы начальство постовых за то, что умных из себя строят. А они на самом деле только эти три имени на двоих и знают.

– Что случилось, мужик? – отсмеялся Душко.

Лысый даже не шелохнулся в ответ.

– Оглох? – продолжил рядовой и вдруг отчего-то насторожился.

– Во-во, – подтвердил ощущение товарища Хренин. – У него мышцы, как из бетона.

– А у меня автомат, – противопоставил Душко. – Мужик! – прикрикнул он.

Но лысый продолжал сидеть, как вкопанный.

– Да, он, действительно, оглох! – уверенно произнес Хренин, удивляясь, чего это он струхнул маленько. – Мы «скорую» должны вызвать!

Младший сержант поднес ко рту рацию и принялся вызывать «восьмого», сообщая, что на бульвар необходима «скорая», пострадавшему отрезали ухо, сильное кровотечение.

– Какой бульвар? – проскрипела рация.

Хренин огляделся, кивнул вопросительно Душко, тот пожал плечами.

– За «Пушкинским» кинотеатром, – нашелся мент.

– Страстной, лимита! – сообщила рация. – Пол?

– Чей?

– Пострадавшего, – со вздохом уточнил «восьмой». – Твой я знаю, или поменял? Ха-ха!..

– Мужской, – с обидой почмокал по рации Хренин.

– Лет сколько?

Старший сержант быстро обошел лавку и поглядел на пострадавшего.

– На вид тридцать пять – сорок.

– Ждите, – приказала рация. – И протокол не забудьте правильно составить! Чтобы доктора расписались!

– Есть, – вяло отозвался Хренин и отключился от общения.

Он походил взад-вперед, казалось, забыв про лысого, а потом произнес сакраментальное:

– Москвичи поганые!

Душко с удовольствием подлил масла в огонь:

– Лимита, она и есть лимита! Правильно тебе сказали!

– А ты-то кто?! – вытаращил глаза Хренин. – Самая последняя лимита! Я-то хоть предпоследняя, а ты рядовой привокзальный ментяра! И всю жизнь тебе рядовым быть!

– Чего это?

– А того, что я на тебя рапорт напишу!

– У меня автомат, – опять предупредил Душко.

Он не заметил, как побледнел Хренин, как глаза его налились кровью, как заколотило мелким ознобом тело младшего сержанта. Душко в этот момент отвлекся на девушку, выбегающую из бутика. Она показалась ему прекрасной и свежей, как ананасовый сок за девять долларов в отеле «Мэриот», куда он зашел как-то в штатском и попробовал из высокого стакана при нем выдавленный нектар.