Десять пальцев - Стогов Илья Юрьевич "Стогoff" (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
От аэропорта до города нужно было ехать около получаса. Водитель жаловался, что в их краях не осталось богатых людей. При советской власти моряки сорили деньгами, на такси катали девушек, оставляли на чай крупные купюры.
А теперь флот продали китайцам на металлолом. Ни единого работающего предприятия нет. Богатых людей совсем не осталось.
Встречавшиеся на дороге рекламные щиты оглушали прямолинейностью: «Всегда обедай только у нас!», «Покупай канцелярские скрепки!».
Сам город показался мне одноэтажным и серым. В одном месте я успел заметить вывеску стрип-бара. Перед входом не было ни единого человека. Спирт в этих краях шел гораздо лучше, чем стрип.
Я сказал таксисту, что мне нужен недорогой отель. Недорогой, в смысле дешевый, он понимает? Водитель кивнул.
Свой джип он остановил перед серой коробкой без окон. На фасаде имелась вывеска «Гостиница „Эдельвейс"“.
— Подождите меня здесь. Я узнаю, сколько стоит и приду. Может быть, меня не устроит цена. Тогда вы отвезете меня в другую гостиницу. Хорошо?
Водитель кивнул. Я вылез из машины и долго звонил в дверь «Эдельвейса». Долго, это значит, минут десять.
Дверь открыла высокая красивая женщина. Она улыбалась и молчала.
— Я хотел бы снять номер. У вас есть номера?
Пауза. Потом:
— Есть.
— Сколько стоит?
Женщина продолжала молчать. Когда я решил, что ей просто неохота со мной разговаривать, женщина наконец начала отвечать. Со временем я понял: подобные паузы здесь в порядке вещей. Просто, прежде чем открывать рот, камчатским людям необходимо хорошенько подумать.
Койка в общей шестиместной комнате внутри бетонной коробки стоила $25 за ночь. Туалет и ванная рядом, на том же этаже. Горячую воду дают довольно часто: дважды в сутки. Час утром, час вечером. Для постояльцев есть симпатичные девушки.
Последний штрих меня добил. Произнесено это было все с той же официальной улыбкой. Я вернулся к машине и сказал водителю, что давай поищем другую гостиницу.
Спустя еще час я сидел в буфете гостиницы «Гейзер». Буфет был открыт, но буфетчица куда-то ушла. Я хотел выпить кофе и просто ждал, пока она вернется.
За окном лежала Авачинская бухта. На барной стойке стояла местная водка в чумазых бутылках. Бухту мне было видно плохо, а водку — хорошо.
Номер в «Гейзере» стоил $18 за ночь. Горячей воды не было вовсе, зато и девушек мне никто не предлагал.
У меня вообще сложилось впечатление, что я был единственным постояльцем отеля. Возле стойки RESEPTION на полу лежали мохнатые камчатские собаки. Внимание на людей они не обращали.
Потом буфетчица наконец появилась.
— Я хотел бы выпить кофе.
— Ой, а у нас нет кофе.
— Совсем нет?
— Ой, совсем.
— А есть где-нибудь рядом кафе, в котором продается кофе?
— Ой, тут рядом есть летнее кафе, только оно закрыто.
— Закрыто? А когда отк
роется?
— Ой, так летом и откроется! Да только лето у нас редко бывает.
— Нет кофе. Нет кафе, в которых есть кофе. А что у вас есть?
— Ой, печенье есть. Корейское. Называется Choco-Pie.
Господи, зачем я уезжал из дому?
Утром следующего дня я вышел на центральную улицу Петропавловска-Камчатского.
Народу вокруг почти не было. Большой сибирский мужчина в камуфляжной куртке и меховой шапке нес на плече целый мешок замороженных костей. Зарывшись в снег на обочине дороги, дремали бездомные псы.
Учуяв запах из мешка, псы встрепенулись, почувствовали себя охотниками и с лаем бросились на мужчину. Он остановился, нагнулся, не спеша поднял с земли здоровенную ледяную колобаху и с чмокающим звуком влепил ее псу-предводителю в бок.
Собаки тут же забыли об охотничьих инстинктах, заткнулись, прекратили лаять и вернулись дремать в снег.
Петропавловск-Камчатский тонким слоем расползся между бухтой и двумя сопками. Будто кого-то вырвало. Ни единого дома выше пяти этажей. Ни единого здания старше тридцати лет. Ни одного, которое простоит хотя бы еще тридцать лет.
Сами дома — осыпающиеся бетонные коробки. На стороне, обращенной к бухте, окон в них нет и стены обшиты большими листами жести. Очень похоже на тюремные бараки.
Редкие островки оживления разбросаны по городу неравномерно. На перекрестке дорог стоят ларьки, играет музыка, ходят хорошо одетые люди. Между островками — безжизненные пустыри и строения, до третьего этажа засыпанные снегом.
Большая улица в камчатской столице всего одна. Зато длинная: больше двадцати километров. Улица тянется вдоль сопок, потом вдоль моря и на своем протяжении восемь раз меняет название.
Тротуаров, мест для пешеходов, на этой улице не предусмотрено. По сторонам проезжей части лежат трехметровые сугробы. Вдоль сугробов пешеходы и ходят. Асфальтированная дорога покрыта толстым слоем льда. Кое-где в ней зияют громадные ямы.
Я дошел до автобусной остановки. На остановке молча стояла корейская семья. Спустя пару минут подошел бородатый камчатский мужчина. Очень спокойный. Подошел, сказал «здравствуйте» и замер. Руки вдоль тела.
Мне сложно простоять полчаса без движений. Я порываюсь бежать, мечусь из стороны в сторону, много курю, сбиваю с ботинок снег. А вот мужчине это — раз плюнуть.
Мне никак не смириться с тем, что никаких срочных дел на свете не бывает. Все уже произошло. Бежать некуда. Я специально придумываю себе занятие — лишь бы не останавливаться. Лишь бы продолжать бег.
Жители Камчатки приняли этот мир, как мужчины. Лицом к лицу. Нашли в себе мужество просто встать и полчаса, не шевелясь, ждать автобуса.
Ныряя между сопок, автобус довез меня до центра города. Центр выглядел так.
С одной стороны стоял полуразвалившийся кинотеатр. На нем висела огромная афиша «Астролог и хиромант Тамара».
С другой стороны высилось надгробие английского мореплавателя Кларка. После того как Джеймс Кук был съеден гавайцами, его заместитель Кларк привел корабли куковской флотилии в Петропавловск и тоже умер.
С третьей стороны лежало море.
Я выкурил сигарету. Над бухтой по диагонали полз вертолет. Даже он полз совсем бесшумно. Тишина на берегу была какая-то… вакуумная. Только вороны хлопали крыльями.
Таких ворон, как здесь, я не видел нигде. Громадные, размером с пингвина. С могучими костяными носами. Похожие на летающих ящеров из третьего Юрастик-парка. Вороны лапами выкапывали из снега давно сгнивших моллюсков.
Взлететь эти жирные твари уже не могут и лишь ходят, переваливаясь с ноги на ногу. Говорят, вороны живут триста лет. Не исключено, что некоторые из этих птиц еще помнят времена, когда Ворон Кутх был верховным божеством этих мест.
На берегу валялось несколько покрышек и связки сгнивших канатов. Пляж был усыпан галькой. В одном месте торчал деревянный мостик. Начинался на берегу, а куда вел — неизвестно, потому что сгнил, обрушился, обрывался прямо в воду.
В принципе это был самый центр города. Я сел на мостик и сразу начал ерзать, суетиться, думать, что, возможно, здесь не разрешается сидеть. Через двадцать минут это прошло. Еще через полчаса (в пределах видимости так и не появилось ни единого человека) прошло совсем.
Море — глубиной от силы по колено. На дне белели маленькие камешки. Вода была очень чистая, и воздух тоже. В бухте стояли шесть больших рыболовецких кораблей и один военный, тоже большой.
Просто стояли. Никто никуда не спешил.
Серое небо. Серая бухта. Серые сопки. Выше ближайших сопок — ослепительные белые горы. Четыре параллельные полосы. Честно сказать, я не любитель рассматривать пейзажи. Но бухта была реально красива.
Прекрасная молчаливая природа. Прекрасные молчаливые люди. Много ли человеку надо для счастья?
Я думаю, что в жизни обязательно должны быть паузы. Такие дырки, когда с вами ничего не происходит. Когда не бубнит телевизор. И вас не глушит бессмысленная болтовня. Когда вы просто сидите и смотрите на мир, а мир смотрит на вас.
