Клоун с Осенью в Сердце - Енгибаров Леонид (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Диплом
Мать долгих двадцать лет мечтала, чтоб ее сын был «не как все». Сама она родилась и выросла в Марьиной Роще и все у нее было, в общем, как у людей: трудное детство, восемь сестер и братьев, война и муж, погибший на фронте, и голодные послевоенные годы — все как у людей, обычных людей в Марьиной Роще, и страстно она хотела, чтоб сын ее был «не как все».
Правда, фантазия матери в выборе профессии для сына дальше переводчика где-то в посольстве не шла. Да и трудно это, тренировать фантазию, когда тебе едва исполнилось двадцать лет и ты уже шьешь по двадцать часов в сутки варежки с одним пальцем на правой руке — такая уж мода была во время войны — и когда эта мода прошла и Марьина Роща снова зацвела своими скверами, мать за те десять лет, пока не срубили ясени и не поставили серые кооперативные коробки, сумела вырастить сына, на последние гроши покупала книги, на чтение которых у самой не оставалось времени. Надев очки, она шептала малознакомые прекрасные имена на обложках: Куприн, Стендаль, Андерсен, и уж очень трудное, самое трудное Ан-ту-ан-де-Сент-Экзюпери — господи, разве выговоришь!
А сын вырос, по старой традиции Марьиной Рощи, прекрасно бил обеими руками не только на ринге, был дерзок и смел на экзаменах в своем каком-то непонятном то ли театральном, то ли еще каком «искусственном» институте. И когда старые профессора ставили в пример его скромность, талант и воспитанность, они не удивлялись, что его мать кончила всего четыре класса, они видели ее руки.
И для матери наступил счастливый день: сын, который зарабатывал неплохо и на которого не могли насмотреться соседи, наконец сделал для нее главное — принес то, что она долгие годы ждала, то, чего не имела ни она сама, ни ее подруги: диплом о высшем образовании.
Мать стояла во дворе у корыта, а соседка тетка Фрося сидела на скамье и лузгала семечки, когда сын, пританцовывая, шутливо бросил матери бордовую книжку.
— Держи, ма! Все! — и убежал. — Скоро буду-у-уу!
Она вытерла руки, раскрыла диплом, и непрошенные слезы искривили двор и тетку Фросю на лавочке.
— Что там такое? — поднялась тетка Фрося.
— Клоун, — прочла мать дрожащими губами, а тетка Фрося, обнимая ее, сказала:
— Ну чего ты расстраиваешься, небось это тоже профессия.
Шар на ладони
В цирке люди делают сложнейшие трюки. Они летают под куполом, жонглируют десятком предметов и еще стоят на руках, и этому, я утверждаю, особенно трудно и сложно научиться.
И сложно это не только потому, что по ночам у вас будут болеть плечи от бесконечных тренировок, распухать кисти рук и наливаться кровью глаза…
Все это, конечно, тяжело, и все-таки это рано или поздно забывается. Вот только одно никогда не забывается, это когда ты стоишь на двух руках, медленно отрываешь одну руку от пола и понимаешь, что у тебя на ладони лежит земной шар.
Жонглер
Гремит барабан, рассыпается сухая дробь, между тремя булавами мечется фигурка жонглера.
— Не урони! Не урони!
Три булавы вылетают из-за спины, выскакивают из-под ног, вот они над головой, вот у самой земли, и то бешено крутятся, то будто замирают в воздухе.
— Не урони, как однажды уронил свое счастье. Эти три деревяшки забрали у тебя все, а что дали взамен?.. Но об этом потом. Сейчас твои ладони в кровавых трещинах, и беспощадные прожекторы бьют, до слез бьют по глазам.
— Не урони! Ты жонглер! Сплети еще одно прекрасное кружево, выдумай еще одну невероятную линию, которая мелькнет и исчезнет…
Потом, когда кончится дробь барабана и подойдет к концу жизнь, тебе скажут, что ты был несчастлив в жизни, потому что ты всегда работал, и ни на что другое у тебя не оставалось времени.
Но зато ты делал невозможное — человек, чьи ладони в кровавых трещинах…
Разве это не Счастье?
Ей было тоскливо…
У короля клоунов была девушка, которая никогда не улыбалась. Она была манекенщица. Но ведь это же странно — манекенщица, которая никогда не улыбается!
Нет, улыбалась, но только тогда, когда была с ним, с королем клоунов. Да и то редко. Потому что он надолго забывал ее.
Ей было тоскливо и больно.
Но когда они случайно встречались, она все-таки улыбалась. Оказывается, она просто не умела сердиться на него.
Ведь он король!
Девчонке, которая умеет летать
Ты только не бойся. С тобой никогда ничего не случится, потому что у тебя два сердца. Если в воздухе на секунду замрет одно, то рядом забьется второе.
Одно из них дала тебе твоя мать.
Она смогла это сделать потому, что девятнадцать лет назад сумела полюбить, полюбить… Ты не смейся, это очень трудно — полюбить.
А второе сердце дал тебе я. Носи в груди мое шальное сердце.
И ничего не бойся.
Они рядом, если замрет на секунду одно, то забьется второе.
Только за меня не волнуйся, мне легко и прекрасно идти по земле, это понятно каждому.
Мое сердце в твоей груди.
Аплодисменты
Каждый вечер в огромном зале я собираю тысячи аплодисментов, тысячи всплесков человеческих рук, и охапками приношу их домой.
Ты сидишь на тахте с книжкой в руках, укрывшись пледом. Я включаю свет, чтобы ты могла разглядеть то, что я принес, и закрываю окно, чтобы они не разлетелись. Аплодисменты заполняют всю комнату, плещутся у твоих ног, фонтанчиками взлетают к потолку, а ты радуешься, как маленькая. Я сажусь в кресло и жду, когда все утихнет и успокоится. Ты продолжаешь играть, и мне становится грустно, потому что всякая игра рано или поздно надоедает.
Я встаю и распахиваю настежь окна, аплодисменты вырываются на улицу и разлетаются… Минута, другая, вот и стих последний хлопок.
Я поворачиваюсь к тебе, хочу, чтоб ты меня разглядела, я устал, я голоден и у меня болят плечи… Но ты ничего не видишь и не слышишь, тебя оглушил огромный зал и закрыл тебя.
Завтра я снова пойду собирать для тебя то, без чего ты уже не можешь жить.
Сила искусства
Умирал старый жонглер Войцеховский. Да, в обычной гостинице, на обыкновенной койке, рядом с обыкновенной больницей, которая была занята своими больничными делами, и поэтому ей не было никакого дела до старого Войцеховского.
А умирал не кто-нибудь, умирал сам Вацек Войцеховский — «Король трех зонтов»…
Чему удивляться, разве не в провинциальной гостинице умерли Фредерик Леметр, Орленев, Сальвини?
А теперь и Войцеховский.
Он был Королем трех зонтов.
Одесса плакала.
У кровати стояли близкие. Васька — «каучук», Веников — «сатира» и Митрич (помесь сенбернара с лайкой).
Плохо было Войцеховскому. Сердце подпрыгивало еле-еле, как шарик у жонглера.
И вдруг Ваську и Митрича осенила идея. Они бросились по соседним номерам и скоро принесли три разноцветных зонтика. Положили их перед Вацеком и оцепенели.
Вацек увидел зонтики, и у него навернулись на глаза слезы. Мы сняли кепки, а он тихо встал, посмотрел вдаль и горько сказал: «Рано хороните Войцеховского, Короля трех зонтов. Рано!» И пошел в душевую. Все облегченно вздохнули, Митрич залаял, а Васька побежал за пивом. Да, сила искусства — великая сила.
