Наталья - Минчин Александр (чтение книг .TXT, .FB2) 📗
Она смотрит в мои глаза.
— На меня? — спрашивает он.
— На тебя, — отвечает она.
Я уже уверен, что это Наталья. Все смешивается в голове у меня.
— Вы Наталья?
— Нет, у меня другое имя.
— Показалось…
— Пойдем, проводишь нас до метро, — говорит он.
Я смотрю вопросительно на нее. Она улыбается и кивает.
— А когда я тебя провожу до метро, что тогда? — Я стараюсь не улыбаться.
— Тогда… — он задумывается, и на его мордашке отпечатываются все маленькие мыслички и их переплетение.
— Тогда мы поедем, а ты останешься. Это же только до метро.
— Мне будет грустно расставаться с тобой и оставаться одному.
— Мама, — он берет ее за руку, — мы возьмем его с собой? Папа же не вернется, ты сказала.
Она вздрагивает. Я гляжу в сторону, чтобы она не перехватила моего взгляда, как будто я ничего не слышал.
Потом гляжу на нее, все нормально.
— Я не знаю, есть ли у вас время? — она в раздумье и смотрит на меня.
— Это зависит от того, как вам хочется. Времени у меня всегда много.
— Мне хочется того же, что и Гоше.
Мы улыбаемся чему-то понятному нам двоим, он стоит, и глазенки смотрят на меня.
— Пойдемте, — говорю я.
Он берет за руку меня и подпрыгивает, скача по снегу. Она изредка взглядывает на меня, поворачиваясь, а я иду и смотрю только на него. Вот и красная буква метро. Мы останавливаемся.
— У вас руки замерзли, — говорит она, — хотите чаю?
— Э-э, я не знаю.
— Пойдем, мальчик, — говорит он и, не спрашивая, тянет. У него такая теплая ручонка.
Оказывается, что у нее единый проездной, и я благодарю Бога, так как бросаю последний пятак, который лежал в кармане. Мы сидим в метро молча, только взглядывая друг на друга. «Станция „Проспект Маркса“». Она живет в центре, на улице Горького. Мы поднимаемся вверх до конфетного магазина.
Уже все закрыто, праздник. И улица Горького почти пуста, начали праздновать. Рано. А может, и не рано.
— Сколько времени сейчас?
— Половина седьмого. Вам куда-то надо? Сегодня ведь праздник…
— Нет, у меня провал свободного времени. Да, поздравляю вас с праздником, сегодня же…
Она улыбается.
— Спасибо.
В подъезде сыро, старые московские дома. Мне кажется, что она живет с соседями и сейчас все они вывалят и станут глазеть на меня. Она живет одна, и в квартире стоит темнота, пока она не включает свет. Чувство голода у меня пропало, исчезло совсем.
— Раздевайтесь, — говорит она.
Я скидываю верхнее с себя.
— Мальчик, подержи варежки, пожалуйста.
Он сам раздевается. Такой забавный малыш. Все старается сам.
— Почему ты не спросишь, как его зовут, Гоша? — спрашивает она. — Наверно, это неприлично говорить все время «мальчик» да «мальчик».
— Мальчик, а как тебя зовут? — мы все смеемся.
— Саша, — отвечаю я.
— Очень приятно, — говорит она. Она уже раздета, тонкая вязаная кофта обнимает ее стройное тело. Пожалуй, она красивее Натальи, решаю я.
— Вы мне не сказали, как вас зовут.
— Мама, — отвечает Гоша.
Она впервые звонко смеется. Не сдерживая себя.
— Меня зовут Иванна.
— Какое редкое имя.
— Родители любили имя Иван, но я не родилась мальчиком. Оказалось, что есть женская форма имени.
— Иванна, очень красивое имя.
— Спасибо.
— Нет, я правда.
— Я тоже. — Она улыбнулась. — Заходите. Гоша, покажи куда.
Малыш берет меня за руку и заводит в комнату. Она включает за нами свет. Комната освещается. Очень высокие потолки, просторно. Такие уже не строят. Мебель, расставленная со вкусом, не мешает, мне становится как-то уютно. Я подошел к окну, малыш стал рядом со мной.
— Я только чай поставлю.
Я повернулся:
— Да, да, пожалуйста.
Она ушла, вышла в дверь.
Из окна сверху видна улица Горького, магазин «Театральный», людей нет, редкие такси пролетают, спеша. Таксисты всегда куда-то спешат, носятся, особенно в праздники. Я имею в виду, нормальные таксисты.
Интересно, что сейчас делает Наталья? Сидит, наверно, в ресторане со своим мужем и не думает про тебя, ответил я сам себе.
— Саша, тебе нравится вид отсюда?
Откуда он знает такие вещи, подумал я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Да, очень. Я люблю, когда пустынно.
Внизу, как тайные светлячки, светили фонари, склоненные на длинных столбах. Похоже, начинался снег. На кухне послышался звук, как будто что-то упало. Через мгновение в дверях появилась она. У нее был не то что виноватый, но какой-то растерянный вид.
— Гоша, я разбила твою чашку…
Он повернулся от окна и спокойно ответил:
— Ничего, мамочка. Сегодня я тебя прощаю, у меня есть вторая.
Она улыбнулась:
— Спасибо. А почему именно сегодня?
— Так, — ответил он загадочно.
— Может, на счастье, — пошутил я. Я вдруг испугался того, что он может сказать. Она провела рукой по волосам и вышла. — Гоша, сколько тебе лет? — не утерпел я.
— Пять, — ответил он.
— А говоришь ты и рассуждаешь, как взрослый мужчина.
— Я должен быть взрослым и должен быть мужчиной, потому что я… один у мамы.
Мне стало грустно. И какой идиот может бросать такую женщину и такого мальчика. Такую мать и такого ребенка. Тот, кому надо бросить, не бросит…
Она внесла на подносе чай, варенье, сахар, что-то печеное. И стала расставлять это на столе. Потом ушла и вернулась, на подносе были тарелки с разными бутербродами, отдельно сыр и отдельно масло.
Все сели к столу, и Гоша стал наполнять сахаром свою вторую, неразбившуюся чашку.
Мне было тепло и хорошо. Почему у них так уютно в квартире? Я не мог понять. Но было настолько уютно, что даже не хотелось двигаться. А надо было вставать — мыть руки.
— Я сейчас, извините.
— Вишневое полотенце чистое, я только что повесила.
— Спасибо, — я внимательно посмотрел на нее.
Горячая вода согрела руки. Я вернулся за стол.
— Какого вам варенья положить?
Оказалось, их было два.
— Чеховского, вишневого. — Чехов тут ни при чем, это мое любимое варенье.
Она ухаживала за мной. Мне абсолютно не хотелось кушать, перехотелось, вернее. Я отпил чаю и взял печенье.
— У-у, как вкусно. Где вы покупали?
— Это я пекла.
Вечно я ляпну что-нибудь не так.
— Тогда еще вкусней. Можно еще?
Она улыбнулась.
— Конечно, сколько угодно.
— Мама, а почему Саша сидит как в гостях?
Ну, ребенок!
— А ты считаешь, что я дома, Гоша?
— По крайней мере не в гостях. У нас гостей уже полгода не было…
— Гоша… за столом нужно есть, а потом будешь разговаривать.
— А как вы его печете? — перевел я разговор.
— В духовке, — у нее в розетке тоже вишневое варенье.
— А, да, естественно, — я засмеялся.
— Только редко это делаю. По-моему, с Гошиного дня рождения в декабре первый раз.
Я взглянул на нее, она ответила открытым взором, чистым, уверенным, ни капли не смущающимся. Встретила меня на улице, а теперь я сижу у нее дома.
В комнате все было какое-то старинное и одухотворенное.
— Эта мебель, видно, давно куплена, — сказал я, надо было что-то сказать.
— Да, это еще от родителей, — ответила она.
— А где они?
Она стала грустной.
— Без вести пропали в полярной экспедиции.
— Простите, я не знал.
— Ничего страшного. Я все равно надеюсь и не верю. Второй год живу и верю.
Я опустил поднятую ложку в розетку.
— Мама, а что такое «без вести»?
— Это когда почтальон не приходит и не приносит письма, значит, без вестей.
— А когда он приходит, то, значит, с вестями?
— Правильно, Гош, ты все понимаешь с полуслова. Я старый по сравнению с тобой, а так быстро не схватываю.
— Какой же ты старый, — он засмеялся. — Мама, Саша разве старый? Он даже моложе пап…
— Гоша, ты сейчас едва не уронил стакан. Пожалуйста, осторожно. — (А у Гоши была чашка…)
— Я хочу чаю еще.
Она встала и ушла.
— Мама сегодня необычная. Не просит спать меня, хотя уже поздно.