Леонард и Голодный Пол - Хешин Ронан (читать книги онлайн полные версии .TXT, .FB2) 📗

— Если ты не знаешь, что случилось, как ты можешь говорить, что оно случилось? Я не понимаю, — отозвался Голодный Пол. — А если ты не знаешь, а я не понимаю, то давай не будем торопиться с выводами. Начнем с начала. Что она тебе сказала?

— Она сказала, что я не понимаю, — ответил Леонард.

— Ну, тут она права.

— Сказала, что я не понимаю про нее и Патрика.

— А ты?

— Что я?

— Ты понимаешь?

— Видишь ли, в выходные я предложил ей пойти со мной на твое награждение, но она была с Патриком, и я подумал, что она вполне может взять его с собой. Она не захотела, потому что прежде всего ей нужно было знать, кто я такой и вообще какие у нас с ней отношения. В ходе всех этих путаных объяснений она, наверное, хотела, чтобы я в нужный момент сказал или сделал что-то правильное, но я не понимал, что она от меня ждет, и в конце концов все испортил, и теперь она, вероятно, думает, что я безнадежен и что она, слава богу, это вовремя поняла, хотя первое время ей все-таки будет обидно.

— Первое время всегда наполнено разными чувствами, — глубокомысленно изрек Голодный Пол.

— Дело в том, что она человек чувствительный, хотя и довольно оптимистичный. Просто у нее на кону гораздо больше, чем у меня. Ей надо думать о Патрике и о будущем, а мне только о том, куда ее повести — в хороший ресторан или на болотных людей.

— На болотных людей? — переспросил Голодный Пол.

— Да, мы как раз начали выяснять отношения по дороге на выставку. И она уехала домой, прежде чем мы туда вошли.

— Очень жаль, — знаешь, у некоторых из них даже волосы сохранились. Так что ты думаешь по поводу всей этой истории с Патриком? Превратиться из холостяка со стажем в отца готовенького семейства, на мой взгляд, не так-то просто.

— Не знаю. Я так далеко не загадывал. Всего лишь хотел лучше узнать Шелли, найти свое место в ее жизни и ее место в моей, а потом, если до этого дойдет, разбираться со всем остальным.

— И что тут не так? — спросил Голодный Пол, который попал на клетку «Исполнение обязанностей присяжного заседателя» и был вынужден пропустить ход.

— Не знаю, — ответил Леонард. — Но получается, что это неправильно. Получается, что на самом деле все очень болезненно.

— Понимаю. Правду говорят, что очень трудно не делать людям больно. Даже когда ничего не делаешь, иногда оказывается, что тем самым ты все-таки сделал человеку больно. Похоже, в вопросе, не ждет ли тебя полное фиаско, крестиком помечены обе клеточки — как с надписью «можно», так и с надписью «нельзя». Твой ход.

— Я даже не знаю, как мне поступить сейчас, — сказал Леонард, крутя колесо. — То есть, может, она ждет, что я позвоню, напишу или еще что-то? Я не представляю, что ей сказать. Но чувствую, что с каждой минутой промедления она все дальше ускользает из моей жизни. Что бы ты сделал в такой ситуации?

— Боюсь, в этих делах я не специалист. Хотя, если надумаешь послать ей эсэмэску, могу подсказать удачную фразу для окончания письма.

— Прости, что я все о себе. Как идет подготовка к свадьбе? Почистил свой костюм после награждения? — спросил Леонард.

— Думаю, все идет своим чередом. Есть проблема с упертым органистом, который не желает подвинуться в цене, но, в общем, все нормально. Грейс сейчас немного напряженная и придирчивая, но мама всячески старается оказать моральную поддержку. И ей, и нам. Костюм отдать в чистку пока не могу: он понадобится мне в среду для собеседования.

— Какого собеседования?

— Прости, я же тебе еще не сказал. Да, у меня будет собеседование. Помнишь, я разговаривал с мимом после награждения? Он голландец, его зовут Арно, и он член Национальной ассоциации пантомимы. По его словам, их ассоциация ищет спикера, и он подумал, что я, возможно, подойду, поэтому спросил, не хочу ли я пройти собеседование. Он уезжает к себе в Нидерланды, и им нужно кого-нибудь найти до его отъезда. С его точки зрения, я добавлю веса этой должности благодаря победе в конкурсе и смогу найти с мимами общий язык.

— Если для них главное — молчание, то к поискам подходящего человека должны привлекаться их собственные «охотники за талантами». А зачем Национальной ассоциации пантомимы спикер? Мне казалось, они вообще не разговаривают.

— В этом-то все и дело. Они чувствуют, что пантомима выходит из моды и люди помнят только Марселя Марсо, как он шел, обдуваемый ветром, — надо признать, это было здорово. В наше время ребята, которые просто изображают статуи на главной улице, гораздо популярнее.

— А это разве не пантомима? — наивно спросил Леонард.

— Бог ты мой, конечно, нет! — рассмеялся Голодный Пол. — Люди-статуи, можно сказать, воюют с мимами. Уже было несколько тревожных случаев, и сейчас обстановка накалена до предела. Проблема для мимов состоит в том, что жизнь стала очень шумной и они оказались на обочине. Мы живем в мире какофонии. Каждый говорит и думает на полную громкость, не оставляя места и кислорода тихим фразам и молчанию. В каком-то смысле спикер требуется не только Национальной ассоциации пантомимы, но и самому молчанию.

— А что ты собираешься говорить на собеседовании?

— Хотел попросить оставить мне свободными понедельники, чтобы я мог выполнять свои обязанности на почте.

— А сокращенная неделя не снизит твои шансы занять эту должность?

— Может, и не снизит. Что они обычно спрашивают? Я никогда не ходил на собеседования — работу на почте мне устроил папа.

— Обычно они хотят знать, являешься ли ты прирожденным лидером, дальновидным человеком и хорошим исполнителем.

— Полагаю, я мог бы делать многое, если бы попытался, но, по правде говоря, я ничего никогда не пытался делать, так что я больше похож на хорошего неисполнителя.

— Думаю, с этого можно начать. Особенно не мудрствуй. Эти мимы, скорее всего, предпочтут человека, как бы это сказать… более тихого.

— Вот именно, — задумчиво произнес Голодный Пол. — Вот именно.

Глава 20

Отец невесты

Питер пока не написал свою речь, но за предшествующие недели собрал несколько полезных идей. Он попросил Грейс пойти с ним на прогулку, чтобы кое-что обговорить, а заодно проверить, не переволновалась ли она от предсвадебных хлопот, что, в целом, отражало мнение Хелен об общей ситуации. Питер всю жизнь был «странствующим» экономистом. Начинал он как научный работник, потом сделался лектором, после чего кардинально поменял сферу деятельности, поступив на службу в банк в качестве экономиста, и, наконец, на излете своей карьеры, вернулся в академическую гавань и занялся тем, что любил больше всего, — преподаванием экономики любознательной молодежи. Он видел, как с годами менялась профессия экономиста. Когда он только начинал, все они были идеалистами, считавшими, что для решения социальных проблем у них в руках имеется недостающий фрагмент пазла. С течением времени его работа как будто изменила свой характер: от понимания и декодирования законов рынка до агитации за него. Она лишилась идеологического разнообразия и стала неоднозначной в своих методах: запятнав умеренный гуманизм общественных наук, она так и не связала себя в полной мере со строгим эмпиризмом наук естественных. В результате экономика стала довеском к курсам по различным видам искусства или бизнесу, а во многих случаях к ней обращались когорты математиков, которым легче было разобраться в экономике, чем в родной математике.

Все это время Питер успешно выступал с лекциями и презентациями. Он умело излагал тему, вставляя в свою речь, как будто без всяких усилий, заготовленные дома экспромты. За свою многолетнюю карьеру он накопил приличный репертуар смешных анекдотов и отмеченных самоиронией отступлений — иногда включающих Хелен или детей, хотя он никогда не называл их имен, — а это значило, что его выступления всегда были свежи и оригинальны даже для коллег, слушавших его регулярно. Питера всегда поражал тот факт, что из интровертов получаются прекрасные ораторы, возможно, потому, что они относятся к себе не так серьезно, как те заносчивые бизнесмены, которые на конференциях обычно берут с организаторов плату за свое участие в мероприятии. Прием Питера был прост: он никогда не говорил о себе, никогда не ставил на кон свое легкоранимое «я» или свою репутацию. Героем всегда был сам предмет разговора. К выступлению, с виду непринужденному, Питер всегда тщательно готовился, неизменно используя то, что он называл «боксерской сноровкой»: быть достаточно раскованным, чтобы дать аудитории то, что хочешь, но и достаточно бдительным, чтобы не получить по физиономии. Впрочем, каким бы хорошим оратором он ни был, выступления его изматывали. Он помнил, как несколько лет назад на одной международной конференции он долго выступал перед огромным залом, где сидели экономисты, специализирующиеся на проблемах климата, и как потом, совершенно опустошенный, он закрылся на весь вечер в номере отеля и истребил двух больших шоколадных Санта-Клаусов.