Канатоходец. Записки городского сумасшедшего - Дежнев Николай Борисович (мир бесплатных книг .txt, .fb2) 📗
— Вы тоже так считаете? — обрадовалась женщина и, чего я никак не ожидал, приветливо улыбнулась. — Пройдет не так много времени, и вам предложат за нее большие деньги…
— Боюсь, не доживу! — вздохнул я, переводя взгляд с картины на консьержку.
И чего, спрашивается, на нее взъелся? Добродушная тетка, а любопытная, так кто ж без греха. И на крысу вовсе не похожа. Права Любка, ни хрена я не разбираюсь в людях. Придумываю их себе и так к ним, к придуманным, и отношусь.
— Скажите, а вы мужа Клары знали?
— Музыканта?.. Намучилась Кларочка с ним, вдоволь нахлебалась! Наказание какое-то: липнут к ней всякий сброд и сумасшедшие…
Намек был более чем прозрачным. К какой из двух категорий меня причислили, уточнять не стал, побоялся узнать о себе много нового и интересного. Упаковал под бдительным взглядом консьержки картину и, рассыпавшись в благодарностях, покинул гостеприимный подъезд.
Смеркалось. На улице зажигали фонари. Как порой случается весной, яркий день сменился холодным, промозглым вечером. В домах зажигались окна, народ устраивался перед телевизором, вкусить очередную порцию жвачки. Никогда раньше за собой такого не замечал, вдруг захотелось тепла. Натянул в рукава плащ, поднял воротник. Мешанина красок на картоне что-то во мне растревожила. Отразившись в каждой из нарисованных Кларой острых стекляшек, умножилось одиночество. Бродячие собаки и те устраиваются где-то на ночь, растравлял себя я, мне же при наличии супруги по паспорту приходится дрожать на ветру шелудивым псом… Нет, не сработало! Вызвать к себе жалость не получилось, мешала природная ирония. А как было бы славно поплакаться в жилетку, какое испытал бы облегчение! Да и идти, кстати, всего несколько кварталов, прикидывал я, и, хотя ничего еще не решил, ноги сами несли меня к знакомому дому. А почему бы, собственно, и нет, имею полное право заглянуть на огонек…
Замедлил шаги. Пожалуй, сильнее будет сказать не право, а обязанность! Или вот как: меня призывает к этому отцовский долг! Кто-то же должен подписывать дочке дневник, если школа эту традицию еще не похоронила. Воспитание ребенка — дело ответственное, иначе глазом не успеешь моргнуть, как тебя сделают дедом. Окопная война осталась в прошлом, можем же мы с Любкой скрепить боевое братство рюмочкой крепенького, даже если сражались по разные стороны линии фронта.
Набрал на панели домофона номер квартиры и вдруг понял, что в моих романах нет ни одного приличного отца семейства. Допил из горлышка остававшийся во фляжке коньяк. Открыли, даже не спросив! Надо будет непременно написать что-нибудь глубоко назидательное… а потом взять и, как Николай Васильевич, все к чертовой матери сжечь. Если правильные люди скучны в жизни, то в литературе они совершенно невыносимы. Нажал на кнопку с номером этажа. Что ни говори, а приятно, когда тебя ждут в любой час дня и ночи.
Двери лифта разъехались в стороны, и тут же мне навстречу распахнулась дверь квартиры. На пороге вся в неземной красоте стояла моя законная Любка. Умело подкрашенная, одетая, как на выход, на дипломатических приемах такой утонченной элегантности не встретишь. Нет, не пропали мои усилия даром, похвалил я себя, удалось привить девушке чувство прекрасного. Ведь надеялась, что приду, ждала! А то как в семье бывает: стоят в прихожей ботинки, значит, при-шкандыбал с работы муж, мелькнуло нечто в бигудях и засаленном халате — дома жена.
— Ну, здравствуй, любимая!
От свалившегося на нее счастья Любка аж онемела, смотрела на меня ошарашенно.
— Ты?!
— Неужели не рада?
А ведь красивая баба, думал я, разглядывая стоявшее передо мной существо, и чего мне с ней не жилось? Или, создав шедевр, я, как японский мастер кисти, решил бросить все и начать путь в искусстве сначала? А может быть, понял, как Пигмалион, что в мраморе Галатея была лучше? Или все значительно проще: обнаружил однажды, что живу с репликой картинки из глянцевого журнала, произносящей позаимствованные из сериалов банальности? Не стоит с забальзамированных красавиц соскребать позолоту, а тем паче пытаться с ними разговаривать.
— Ты, наверное, хочешь пригласить меня в дом? — подсказал я, протискиваясь мимо Любки в прихожую.
Пришлось, правда, потеснить девушку корпусом, но она, надеюсь, была не в претензии. Не чужой человек, больший срок дают только за убийство с отягчающими. Целовать не стал, не хотел портить макияж. С того места у зеркала, где я стоял, можно было видеть большую комнату с накрытым на два куверта столом и бутылкой шампанского в ведерке со льдом. Это было чем-то новым, я ее такому не учил. Рядом подсвечник, свечи в нем еще не зажигали, зато музыч-ка в стиле ностальгических восьмидесятых уже звучала.
— Очень мило с твоей стороны, я как раз проголодался! А где младшая мочалка, я хотел бы ее поцеловать?
Не составляло труда догадаться, что дочка заночует у тетки, но хотелось дать возможность Любке соврать. В некотором роде это уравновешивало наши шансы. Не все же мне одному, ей тоже надо практиковаться.
— У нее… у нее кружок по литературе, — начала приходить в себя Любка, но звучала еще неубедительно, не хватало опыта. — Втемяшила себе в голову, что тоже будет писать…
Я пожевал губами: что ж, для экспромта неплохо! Креативненько и где-то даже с воображением. Хотел было снять плащ, но передумал. Не враг же я собственной жене, ежу понятно, самое время устраивать личную жизнь.
— Да ну, это она горячится! В семье, конечно, не без урода, но одного городского сумасшедшего вполне достаточно...
Маневрировавшая вокруг меня Любка попыталась закрыть собой вид на гостиную, но тела явно не хватало. Недостачу эту я тоже мог поставить себе в заслугу. Гонял ее в тренажерный зал, как Сидорову козу, но благодарности, видно, так и не дождусь. Кто бы на нее, раздобревшую, клюнул, когда вокруг полно женщин с меньшим пробегом.
— Руководитель кружка собирается просить тебя провести мастер-класс, — продолжала Любка, и это уже начало походить на правду. Многовато живописных подробностей для ее воображения.
— Исключено! Я слишком люблю детей, чтобы учить их плохому. — Обнаружив, что все еще сжимаю ручки папки, предложил: — Хочешь взглянуть на мой портрет? Вообще говоря, показать его я и забежал. С учетом того, сколько времени таскал тебя по картинным галереям, ты просто обязана разбираться в живописи…
Не дожидаясь согласия, развязал тесемки папки и поставил картон на галошницу. Любка замерла, а вернее, сделала, словно охотничья собака, стойку. Смотрела внимательно, отступив на шаг. Вывод ее о художественной ценности полотна меня поразил.
— Какой же ты, Гречихин, все-таки гад! А ведь говорил, что не изменяешь…
Добрый христианин на моем месте осенил бы себя крестом, а заодно и ее, как представительницу нечистой силы.
— Ты бредишь, любимая!
Любка болезненно улыбалась, в чертах ее лица проступило что-то до боли знакомое.
— Так написать портрет могла только знающая тебя хорошо женщина!
Я смотрел на нее, и меня мучила мысль о допущенной, возможно, ошибке. Что, если не дура она гламурная, а богато одаренная чутьем, тонкая натура? В таком случае идиот из нас двоих я. Водила меня все эти годы за нос, издевалась, как могла. Неужели не я ее дрессировал, а она меня? Нет, это физически невозможно! Обычная женская интуиция, развить ее, не надеясь на возможности интеллекта, позаботилась в начале времен природа. А с другой стороны, выходит, я тупой, если один не вижу себя в хаосе раскрашенных осколков.
Любка между тем начала заметно нервничать и вовсе не из-за того, что я ей когда-то изменял. Щечки разрумянились, в глазах появился блеск. Оно и понятно, время идет, а как от этого паразита избавиться не ясно. Но и ретироваться, не потеряв лица, я тоже не мог.
— Помнишь, у Ахматовой: когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда? Интересно, что бы Анна Андреевна сказала, будь ей знакомы чувства мужчины к женщине…
— О чем это ты? — встрепенулась Любка. Сразу не поняла, но что-то ей подсказывало, что здесь не без подвоха.
