Жирафка - Поберова Славка (книги полностью txt) 📗
— Ах, опять эта химия, — поморщилась я.
Милуш, конечно, было все равно, что я это сказала просто так, без всякой задней мысли. Я очень редко выбираюсь в Прагу, — не для того же я приехала, чтобы ругаться с ней! О господи, я стала говорить «выбираюсь в Прагу» совсем так же, как Ева или Богунка. Неужели я сменила дом?
— Знаешь что: давай меняться! Ты убираешь этот дом, ходишь на работу, зато ешь на кружевных скатертях, только стирать их ты будешь тоже сама! — вызверилась на меня моя милая и любимая старшая сестра.
— А у нас с Марией льняная скатерть, клетчатая, — возразила я, чтобы поддержать обычную игру.
Тут я нанесла еще один удар. Я ее просто убила, когда сказала, что любимые пирожки с вишнями и орехами буду делать сама.
— И сделаю много, потому что должна взять с собой — я обещала Еве и Богунке.
— У меня галлюцинации? Ты собираешься что-то делать сама? Ты собираешься палец о палец ударить? — ужаснулась Милуш.
Она тут же побежала рассказать маме, как будто это невесть какое чудо — что-то испечь. Посмотрела бы она, как варит и печет Ева! Вот и я кое-что теперь умею, пусть посмотрит.
На этот раз все прошло мирно. Больше они со мной не спорили. И мама только вздохнула, когда я объявила, что на следующий день после праздника возвращаюсь домой и еду в горы.
— Вот и ты вылетела из гнезда.
— Из какого такого гнезда? Я ведь каждую зиму ездила в горы в спортивный лагерь! И летом ездила.
— Но тогда ты ездила из дому, а не домой.
— К чему эта сентиментальность? — заметил отец. — Ты сама из тех, для кого дом — только голубятня.
— Я? Это тебя никогда нет дома, это у тебя всякие научные конференции и совещания…
— Стоп, стоп, я беру свои слова обратно. Все засмеялись, все снова было в порядке.
Ева не знала, что делать: смеяться или плакать?
— Мне очень жаль, но мама в каникулы будет дома, и я не смогу поехать.
Я еще не успела ничего ответить, как без стука распахнулись обе створки двери, и в Евину комнату влетела на своем кресле пани Моравкова. Влетела и заорала громоподобным голосом:
— Откуда у тебя этот свитер?! Из чистой шерсти! Мы что, нищие?
— Это я подарила! — Я тоже невольно перешла на крик. — Мне отец привез из Финляндии, а он мне мал. Вы же видите, что я почти двухметрового роста. Свитер такой красивый, а в шкафу бы его зря жрала моль. Я привезла Еве, потому что на даче холодно и нам придется там самим топить…
Только тут я заметила Евин предостерегающий взгляд.
— Ты хотела ехать в горы?
— Поеду в другой раз. Надеюсь, Крконоши еще будут стоять на месте. — Ева с тоской смотрела на мать. — Ты же знаешь, что я тебя не брошу.
— Ладно, — сказала пани Моравкова и исчезла так же быстро, как и появилась.
— Прости, пожалуйста, я нечаянно. Лучше бы я себе язык откусила, чем такое сказать. Знаешь, я тоже не поеду. Ты собиралась белить прихожую, я тебе помогу.
Хоть бы она согласилась! Понятно, что ремонт не имеет никакого смысла — мы обе хорошо знаем, что в Евиной жизни скоро наступят перемены. Процесс у пани Моравковой развивается со страшной силой. Конечно, сейчас произошло временное улучшение, но врачи сказали, что это ненадолго и дальше все пойдет еще быстрее. А Евин дом намечен на реконструкцию. Ремонт начнется уже через несколько дней.
— Хорошо, я еще обои купила, очень дешевые.
И мы занялись ремонтом. Когда я приходила к ним домой, пани Моравкова держалась как-то в стороне. И Ева не упрекала меня за мою неловкость. Я не только наговорила тогда лишнего.
Мария рассказала, как она в отсутствие Евы заходила к пани Моравковой. Пани Моравкова плакала, сокрушалась, какое бремя она взвалила на Еву, и все боялась, что будет делать Ева без нее.
— Ты не замечала, — сказала мне Мария, — идет мать с ребенком по улице, он споткнется или упадет, и от страха, что могло с ним случиться, мать накричит на ребенка, а то и поддаст ему. Вот и пани Моравкова такова…
— Какой ужас! Но ведь мне придется ехать в горы с первым классом, Ева останется одна, — испугалась я.
Мария вздохнула:
— Что поделаешь, она и до тебя была одна.
И пришлось мне ехать. Я была и рада и не рада. Кроме того, я боялась, как я с ними справлюсь. И еще как меня примут в качестве инструктора. Получила я, понятно, пятую команду, самую слабую. Преподаватель физкультуры, занимавшийся с мальчиками, только один раз пришел посмотреть, как я веду урок.
— Да, конечно, ты не кончила педагогического класса, но, если бы ты захотела в него пойти, я бы тебя рекомендовал. Из тебя получится преподаватель. Я собираюсь выступить на педсовете. Все очень заинтересованы в том, чтобы учащиеся поехали в зимние спортивные лагеря, а с инструкторами очень плохо.
Мне бы ему сказать, кто знает, где я буду в следующем году, но я промолчала. А сама стала думать об этом педагогическом классе. Неизвестно же, куда все повернется… Надо будет узнать у преподавателя, что для этого требуется. Ну ладно, займусь этим после спартакиады.
Но я была рада, что нам выдали обычные лыжи: слишком опасно, когда такие маленькие становятся на горные лыжи, хотя я очень внимательно выбирала маршрут. И все-таки у меня валилась гора с плеч, когда после прогулки все снимали лыжи и все были целы. Нельзя сказать, что они никогда до этого не становились на лыжи. Но все они были такие осторожные маменькины дочки: живут совсем рядом с горами, а готовы заниматься всем, чем угодно, только не спортом. Если бы они знали, что чрезмерная осторожность тоже до добра не доводит!
В местном баре был отличный буфет, желающие могли получить все, что им хотелось, хотя большинство довольствовалось кока-колой, тоником и болтовней. Многие сидели просто так, разговаривали и пели. Имелись и две гитары. Когда у Мартина устали руки, стал играть Бошка. Мне было очень приятно, когда, увидев меня, ребята стали обсуждать перспективы выставки «Хобби на прищепках» на будущий год, так как я слишком высоко подняла планку.
Мы должны были уезжать в воскресенье вечером, на пятницу назначили соревнования по слалому, на субботу — гонку на пятнадцать километров. Господи, нашей баскетбольной команде приходилось выдерживать и не такие нагрузки!
Но мои подопечные выдохлись уже после семи километров. Я их утешала, говоря, что скоро пойдет спуск.
— Не пугайся, Олдржих, береги силы, иди неспешным шагом, как на прогулке.
Но, по правде говоря, подъем был достаточно крут, и ложь во спасение не помогала. Ребята падали, как перезрелые груши с деревьев, и я начала бояться, что произойдет что-нибудь серьезное и кого-нибудь придется везти в больницу. Но все, к счастью, обошлось, только у одного копчик побаливал.
А потом со мной поравнялся один из ребят, Беда, влюбленный в нашу первую красавицу Петру.
Он подъехал ко мне и говорит:
— Ты бы не взяла у меня рюкзак? Он пустой — мы уже все съели и выпили, а я бы помог Петре.
Конечно, рюкзаком больше, рюкзаком меньше — мне все равно, эти походы для меня — детская игра, хотя я не представляла, чем он сможет помочь Петре. Мы перешли на спуск, лыжи шли сами, он перегнал меня. Они с Петрой сняли лыжи, он закинул обе пары за спину, и они пошли пешком, взявшись за руки.
Мы чуть не упали со смеху. Так, смеясь, мы и ввалились в зал, полный народу, и я тут же пожалела, что у нас был недостаточно респектабельный вид.
Потому что в зале была моя старая команда в полном составе.
Прежде всего я увидела яркий свитер Мадлы. На этот раз не привезенный отцом, а изготовленный собственноручно, хотя и из импортных материалов. Свитер был такой яркий, что притягивал взгляды. И мне стало жаль, что тот, финский, со сказочным, единственным в своем роде узором, мне не подошел. Прямо стыд, какая я стала мелочная…
Но меня уже окружили.
— Что у тебя, Лени, за детский сад? — спросила Мирка.
— Ну, раз ты на лыжах, значит, не так все плохо, — добавила Мадла. — А мы уж на венок собирали… — Странно, Мадла была без наушников (а может быть, у нее теперь другое, столь же дорогое увлечение?)