Призраки Дарвина - Дорфман Ариэль (книги хорошего качества .TXT, .FB2) 📗

В исследованиях Дауни не было ничего тайного до тех пор, пока несколько лет назад он внезапно не переметнулся от эпидемиологии и исследований общественного здравоохранения — вместе с Институтом Пастера он сыграл важную роль в обнаружении причин возникновения СПИДа — в область визуальной памяти и ее генеалогической передачи. Это исследование получило гриф «совершенно секретно» в Пентагоне, а также в «Фарма2001» — гигантской немецко-американской компании, финансирующей работу Дауни. Каннингем сказал детективу, которому поручил это дело, отступить, хотя тот по своим каналам уже обратился к доверенному лицу в ФБР за дополнительной информацией.

Тем не менее отец Лоры смог предоставить подробности личной жизни Дауни.

Примерно в то время, когда тот сменил сферу своих интересов, в его характере произошли коренные изменения. Из веселого, любезного, отзывчивого коллеги, внимательного к другим до неприличия, он превратился в человеконенавистника, фанатично преданного работе, высокомерного и трудного в общении. А затем, внезапно, через несколько месяцев после этой примечательной трансформации, в семье ученого в Пало-Альто произошла трагедия. Однажды вечером он пришел домой и обнаружил свою жену Анну и восемнадцатилетнюю дочь Эвелин мертвыми, висевшими на двух ремнях. Двойное самоубийство усилило сдвиг в личности Дауни, сделав его еще более задумчивым и мрачным. Он с яростью окунулся в работу, единственное утешение, оставшееся для человека, который, как все считали, был самым что ни на есть достойным кандидатом на Нобелевскую премию по медицине.

— Да, да, да! — закивала Кэм. — Все из-за этого!

Мы не успели даже предположить, что она имеет в виду, как Кэм уже попросила Каннингема покопаться в родословной Дауни и его жены, отмотав как минимум пять поколений назад. Она помалкивала, пока спустя две недели отцу не пришла бандероль из детективного агентства, причем на рабочий адрес, поскольку Барри подозревал, что за нашим домом установлена слежка.

— Я так и знала! — воскликнула Кэм, закончив читать. — Неудивительно, что она убила себя.

— Кто?

— Дочь Дауни. Неудивительно, что ее мать…

Я прочитал отчет и передал отцу. Эрнест Дауни был потомком известного фотографа Уильяма Эрнеста Дауни. Родившийся в 1829 году фаворит королевы Виктории увековечил на своих снимках принца Альберта, всю королевскую семью, а также бесчисленных виконтов, графов и знатных людей той эпохи. В 1879 году он получил королевский патент и большую часть состояния, как и Пьер Пети, сколотил благодаря открыткам. Дедушка нашего доктора Дауни был внуком этого самого Дауни.

— Фиц, Джерри! Видите? Шестое поколение! Эвелин! И посмотри на родословную ее матери Анны!

Анна Фарини гордилась тем, что ведет свое происхождение от Уильяма Леопольда Ханта, известного как Великий Фарини, канадца, который считался одним из величайших шоуменов и акробатов в конце девятнадцатого века. Он прошел по канату через Ниагарский водопад на ходулях да еще с толстухой на плечах, жонглируя мечами, а вскоре прославился смелыми цирковыми представлениями с Лулу, мальчиком, переодетым девочкой. Со временем Фарини превратился в крупного лондонского предпринимателя: он демонстрировал всяких уродцев и привозил зулусов из Африки в вестминстерский «Королевский аквариум». Фарини усыновил Лулу, но имел и двух родных сыновей, один из которых был прапрадедом Анны, жены Дауни. У Великого Фарини не было дочерей, но он дал свою фамилию девушке из Лаоса.

— Вы что, не понимаете? — Кэм была вне себя от возбуждения. — Известный шоумен и хозяин цирка, с одной стороны, и выдающийся фотограф — с другой, их кровь слилась воедино через несколько поколений, как у тебя. Да-да-да, все так и должно быть. Лулу, или девушка из Лаоса, или… Подождите, подождите…

Мы с папой не успели ничего спросить, как Кэм уже выскочила за дверь. Папа широко улыбнулся.

— Семейная жизнь, — сказал он, — это прекрасно.

Остаток дня я перечитывал отчет. Генеалогия Эвелин Дауни в удручающей степени напоминала мою. Пересекались ли пути Пети с первым Дауни, имел ли Хагенбек дело с эпатажным Фарини? Мы с папой приготовили ужин, накрыли стол, когда Кэм влетела обратно, отодвинула тарелки и столовые приборы и швырнула перед нами толстую книгу, открыв ее на странице, заложенной птичьим перышком. С фотографии на нас смотрела девочка.

— Крао, — сказала Камилла. — Джентльмены, познакомьтесь, пожалуйста, с Крао Фарини, сфотографированной Уильямом Эрнестом Дауни в тысяча восемьсот восемьдесят втором году.

Ее портрет поразил меня в самое сердце. Ребенок — возможно, лет семи или восьми — почти полностью покрыт густым черным пушком около четверти дюйма длиной, сквозь который кое-где слабо поблескивала коричнево-оливковая кожа. Ее щеки были пухлыми и еще сильнее выделялись из-за короткого носа с большими ноздрями. Хотя девочка сгорбилась в позе обезьяны, ее глаза были большими и красивыми, грустными и безмерно человеческими.

Кэм перевернула страницу.

Обеими руками и ногой Крао обвивала представительного бородатого джентльмена — Великого Фарини, торжествующе объявила моя жена. На этот раз девочка, одетая в пижаму, крепко вцепилась в своего приемного отца. Он держал ее нежно, осторожно, как куклу.

Следующая страница.

Крао снова одна, полностью одетая, скалит зубы, больше похожие на зубы животного, чем девочки, острые и раздвоенные, гримаса скорее отталкивающая. Но глаза, эти глаза…

Кэм объяснила, что норвежский исследователь Карл Бок во время одной из своих азиатских поездок прознал, что глубоко в лаосских джунглях обитают племена дикарей, похожих на обезьян, возможно недостающее звено в дарвиновской теории. В 1881 году Фарини оплатил новую экспедицию Бока, чтобы получить образец: ему привезли Крао, названную так из-за жалобного крика, изданного ее соплеменниками, когда их насильно разлучали. Эта сиротка (ее отец, похищенный вместе с ней, умер по пути в Европу, а матери не дал уехать король Сиама — тот самый, которого прославил мюзикл «Король и я») вызвала настоящий фурор сначала в Лондоне, а затем и в Штатах.

— Понимаете, — с энтузиазмом сказала Кэм, — ее изучали наши знакомцы Вирхов и фон Бишоф.

Бишоф заявил, что девочка вовсе не была недостающим звеном, просто родилась с болезнью, известной как гипертрихоз, но ее продолжали называть «живым доказательством дарвиновской теории происхождения человека», и поглазеть на Крао приходили люди — сотни тысяч человек — до конца ее дней, пока она не скончалась в возрасте пятидесяти четырех лет.

— Очень интеллигентная девушка, — продолжала Кэм, — во взрослом возрасте говорила на многих языках, а коллеги-циркачи описывали ее как одного из милейших людей на свете. Вот что странно: по рассказам очевидцев, она была довольна собственной участью, — правда это или нет, мы не сможем узнать. Странно думать, что она была счастлива…

— Странно? Но почему?

— Потому что ее призрак преследовал Эвелин Дауни. Поэтому Эвелин и покончила с собой. Разве ты не пытался свести счеты с жизнью?

— Да.

Папа ахнул. Наверное, он подозревал, что у меня была мысль о самоубийстве, но мы никогда не обсуждали этот мой секрет, как и многие другие.

— И разве ты не довел бы задуманное до конца, если бы вместо Генри на фотографии появлялся отвратительный ребенок, напоминавший животное, выдержал бы твой рассудок вторжение кого-то вроде Крао, если бы ты чувствовал, что эта девочка-обезьянка ползает внутри тебя, требуя сочувствия?!

— Я бы лучше умер.

— А ее мать, Анна? — спросил отец. — С ней что?

— Разница между вами и семьей Дауни в том, что они знали о своих предках и прошлое не было для них туманным, как для вас, Фостеров. Представьте себе состояние Анны, когда она поняла, что уродец, которого похитил Великий Фарини, захватил ее дочь и бунтует внутри ее собственного ребенка.

— Есть еще одно отличие, — заметил я. — Сам Дауни. Будучи врачом, он…

— Наверняка решил проводить эксперименты, делать всякие тесты, узнать, как происходили эти вторжения. Потеряв близких, он упорствовал, пытался превратить личную трагедию в крупное научное достижение.