Свидание в Самарре - О'Хара Джон (бесплатные полные книги .txt) 📗
— Да. Я считаю, что самое плохое уже позади, прошло. Мы с твоим отцом тоже ссорились.
— Когда он умер, ты говорила, что вы никогда не ссорились.
— Никогда я этого не говорила. По крайней мере, никогда не старалась сделать вид, что между нами не было разногласий. Это было бы ложью. У людей, живущих чувством, у людей влюбленных всегда есть разногласия. По правде говоря, Кэролайн, я вот слушаю тебя, и мне кажется, что все это не так уж серьезно. Разумеется, я целиком на твоей стороне, и ты знаешь, что я не остановилась бы ни перед чем, лишь бы ты была счастлива, но мне бы не хотелось, чтобы ты вела себя, как неразумный ребенок, совершая и высказывая такие вещи, о которых потом будешь жалеть. Развестись! Даже подумать об этом страшно, и я не понимаю, Кэролайн, как ты можешь так говорить. Возвращайся к Джулиану или, если хочешь его наказать, поживи у меня, но прекрати разговор о разводе. Пойми, я не защищаю Джулиана, но я была уверена, что ты уже научилась держать его в руках. Льсти ему, пользуйся своими женскими чарами. Ты красивая, он тебя любит. Поверь мне, Кэролайн, если жена не в состоянии столковаться со своим мужем, а соперницы не существует, то ей стоит приглядеться к себе самой. О господи, как это похоже на первую нашу ссору с твоим отцом.
— А из-за чего произошла ваша первая ссора? У меня-то это не первая, но продолжай, дорогая. Кэролайн хочет знать.
— Не из-за чего. Сугубо личное. Отношения между мною и твоим отцом, душечка.
— Секс?
— Кэролайн! Да, частично. А ты… Вы с Джулианом… Он хочет, чтобы ты сделала…
Если бы только она знала Джулиана, подумала Кэролайн. Если бы она только знала меня!
— Нет, дорогая. Джулиан всегда очень нежен со мной, — ответила Кэролайн.
— Мужчины часто этого не понимают. Жизнь многих женщин разрушена, погублена, потому что мужчины не понимают тех чувств, которые испытывает приличная женщина. Но не будем говорить об этом. Когда ты выходила замуж, я предупреждала тебя, что ты должна иметь твердую позицию относительно некоторых вещей.
— Но ты мне так и не сказала каких.
— Видишь ли, душечка, приличная женщина… Кое-что мне было трудно объяснить тебе, пока не возникла необходимость. И по-видимому, раньше она и не возникала, иначе ты давно бы пришла ко мне, я уверена. Ты еще молода, Кэролайн, и, если у тебя не все ладится в этом отношении, ты меня понимаешь, вместо того чтобы обращаться к какой-нибудь приятельнице твоего же возраста, обратись ко мне. Я считаю, что подобные проблемы должны обсуждаться у дочери с матерью, а не с посторонними людьми. Я в конце концов научилась держать в руках твоего отца, но весь мой опыт не стоит и ломаного гроша, раз я не в состоянии передать его тебе, помочь тебе. Однако, если ты не хочешь говорить об этом, давай не будем.
— Расскажи мне еще про отца, — сказала Кэролайн.
— Нет, нет. Память его священна. У меня никогда не было неприятностей с твоим отцом из-за других женщин, даже до свадьбы. Джулиан, возможно… Нет, я ничего не хочу сказать плохого о нем, потому что, когда он влюбился в тебя, он был уже вполне взрослым человеком. Но, по-моему, ты была не первой женщиной в его жизни. Я часто об этом думаю. Не знаю, может, это в некотором отношении и хорошо.
— Мама, не будем говорить об этом, если тебе не хочется. Извини меня.
— Подобные разговоры ни к чему, Кэролайн. Я предпочитаю продолжать свое бедное, бесполезное существование и боготворить память твоего отца, хорошего, достойного человека, нежели копаться в нашей совместной жизни. Мужчины — существа слабые, душечка. В руках женщины даже самый сильный на свете мужчина становится слабым, поэтому не думай плохо о Джулиане, о своем отце или о любом мужчине, если он на мгновенье допустил слабость… Ну, не буду говорить о том, чего не знаю… Но ты теперь меньше сердишься на Джулиана, правда? Если меньше, тогда все в порядке.
— Извини, если я наговорила лишнего.
— Ну, что ты! Почему лишнего? Ты просто проявила любопытство. А это значит, ты еще маленькая девочка. Хочешь жевательной резинки?
— Давай.
— Она способствует пищеварению, да и челюстным мышцам полезно двигаться. Как у тебя с зубами, Кэролайн?
— Доктор Патерсон говорит, что мне нужно удалить зуб мудрости.
— Он, наверно, опытный врач. Но я предпочитаю доктора Болдуина.
— Только до обеда, мама.
— Что? Почему?
— Он либо глотает пищу, не разжевывая, либо ест слишком много, либо еще что-то, но у него все время бурчит в животе.
— Не замечала, — сказала миссис Уокер. — Неужели?
— Да. Зачем бы я стала выдумывать?
— Останешься сегодня ночевать? Танцев нигде нет?
— Есть в Рединге. Нет, я, пожалуй, не останусь. По правде говоря, у нас сегодня гости.
— А я и не знала. Много? Кто именно?
— Обычная компания. Молодежь, несколько школьных друзей, новые приятели. Ой, совсем забыла!
— Тебе что-нибудь нужно?
— Нет, ничего, но я должна идти. Я хотела отменить вечер, когда шла сюда, но потом передумала, и мне нужное кое-что купить. Увидимся завтра или послезавтра. Поцелуй меня, и до свидания.
— До свидания, душечка. Ты у меня славная девочка.
— Это ты у нас славная, — сказала Кэролайн.
В холле она застегнулась на все пуговицы, потому что знала, что мать стоит у окна и ждет, чтобы помахать ей вслед. Что ж, по крайней мере, она выполнила то, что требовалось по традиции: обратилась к матери. Толку от этого посещения было мало, но Кэролайн была этим даже довольна, хотя и жалела, что пробудила какие-то неприятные для матери воспоминания.
Сбежав по ступенькам, она, прежде чем сесть в машину, обернулась и помахала матери рукой. Мать, помахав в ответ, отошла от окна, и занавеси задвинулись. В эту минуту Кэролайн услышала долгий гудок и увидела Джулиана, который сидел в своем «кадиллаке» чуть дальше по улице, на противоположной стороне. Он ждал. Она подъехала к нему и остановилась напротив. Он вылез и не спеша подошел к ней. Вид у него был отвратительный.
— Чего тебе? — спросила она.
— Ты так долго сидела у нее. Зачем она тебе понадобилась?
— Ты соображаешь, о чем говоришь?
— А ты соображаешь, сколько сидела у нее? Зачем? Поплакаться вволю?
Кэролайн молчала.
— Угадал? Распустить нюни насчет меня? Новобрачная бежит к своей мамаше пожаловаться на мужа, которому не нравятся ее пироги. Клянусь богом, я старался… Что ты ей наговорила? Давай выкладывай.
— Здесь не место устраивать сцену.
— Не хуже прочих мест. Лучше даже. И для тебя не так опасно, потому что здесь я, вероятно, не сделаю, чего мне бы хотелось.
— Дать мне по физиономии, по-видимому?
— Как это ты догадалась?
— Убери ногу с подножки, я поеду.
— Ты, наверное, слышала про клуб?
— Нет, не слышала. Про какой клуб? О каком клубе ты говоришь? Тебя исключили из клуба за вчерашнее?
— Ага, заинтересовалась! Нет, насколько мне известно, пока не исключили. На этот раз это — другой клуб.
— Городской клуб?
— Он самый.
— Что произошло? Что ты там натворил?
— У меня состоялась недолгая беседа с мистером Огденом, капитаном Огденом, героем войны, одноруким чудом, который очень любит совать нос в чужие дела.
— О чем ты говоришь?
— Скоро узнаешь. Очень скоро. Ты сказала, что хочешь ехать. Поезжай.
— Никуда я не поеду, пока не пойму, о чем ты говоришь. Опять что-то случилось! Господи, как мне это надоело. — Голос ее оборвался, она заплакала.
— Не надо устраивать сцен на улице, дорогая. Не надо. Прошу тебя, без сцен, пожалуйста. Ты ведь всегда твердишь, что не желаешь объясняться на людях.
— Что ты натворил, Джулиан? Господи! — Она плакала по-настоящему. Так горько рыдает женщина в больничном коридоре при виде опустевшей палаты, так причитают у рухнувшей шахты.
— Послушай, хочешь уехать со мной? Сейчас? Сию же минуту? Поедем? Поедем со мной?
— Нет, нет, нет. Что ты натворил? Скажи мне, что ты натворил! Что ты сделал с Фрогги?