В долине Маленьких Зайчиков - Рытхэу Юрий Сергеевич (книги онлайн полные версии .txt) 📗

– Что ты делал в больнице? – спросил Праву, отгоняя от себя неприятное чувство.

Коравье растерянно посмотрел на него.

– Как что делал? Лечился, – ответил он неуверенно.

Праву смутился, понимая, что обидел невниманием Коравье.

– Нет, я спрашиваю о том, что ты делал помимо лечения?

– Разное, – ответил Коравье. – Мы больше лежали и дремали. И слушали радио. Я так к нему привык, что чуть не забросил чтение. Вовремя спохватился. Читал разные книжки, учился говорить по-русски. Но тоска была такая, что ничего в голову не лезло, мысли путались, возвращались к дому… А то лежал с закрытыми глазами и старался представить, что происходит в Торвагыргыне, в стойбище… В больнице лежали и русские. Больные русские совсем не отличаются от чукчей. Так же стонут, как и мы, тоскуют по родным.

– Ты прав, Коравье, – сказал Праву. – Люди по нутру ничем не отличаются друг от друга. Все различия происходят от жизни… Вот Росмунта, чем была бы она хуже нашей председательницы, если бы росла не в стойбище Локэ?.. И совсем бы хорошо стало на земле, если бы среди всех людей существовало согласие, что первейшая обязанность человека – доставлять радость другим людям. Может быть, даже каждому давать план, как дают план бригаде пастухов на сохранение телят? Вот, скажем, тебе, Коравье, нужно доставить радость стольким-то людям… – Праву, разговорившись, отвлекся от своих неприятностей.

Внизу медленно проплывала покрытая снегами гористая тундра. С высоты трех тысяч метров эта земля может показаться постороннему глазу безлюдной, безжизненной пустыней. Но Праву знал, что в долинах, на перевалах, по берегам замерзших озер и рек живут и работают его соплеменники. Эта земля тянет к себе любого чукчу, и многие люди отдают ей часть своей сердечной теплоты.

Праву долго смотрел в окно. Настроение улучшалось, и поступок, который он совершил перед собственной совестью, не казался больше таким страшным, хотя Праву дал себе клятву никогда в трудных случаях не прибегать к вину.

Коравье прикорнул в кресле и тихонько посапывал во сне.

Праву поглядел на него и заботливо прикрыл шарфом след от ножа, оставшийся на шее.

12

Праву разбудило тарахтенье трактора. Он соскочил с кровати и подошел к окну. Сквозь замороженные стекла ничего нельзя было разглядеть. Праву пальцем оттаял кусочек стекла. Погода отличная – сегодня уж наверняка состоится выезд агитбригады, посвященный пропаганде материалов партийного съезда.

Этот агитпоход придумал Праву. Приготовил несколько бесед, нарисовал плакаты, не один вечер просидел в поселковом клубе, составляя вместе с киномехаником Бычковым объяснения на чукотском языке к фильмам.

Вместе с Праву должны поехать Сергей Володькин, Наташа Вээмнэу, Коравье. Бычков поведет трактор с передвижным домиком на прицепе.

Задолго до отъезда, который откладывался из-за плохой погоды, возник спор, как назвать этот клуб на полозьях – красной ярангой или как-нибудь по-другому?

На изменении настаивал Праву.

– На Чукотке скоро не останется яранг, а самое передовое учреждение тундры мы будем величать по старинке?

– Нельзя так с ходу отказываться от красной яранги, – возражал Сергей Володькин. – Что в этом плохого? Красная яранга в домике – это необычно и даже романтично! Клубов у нас в стране сколько угодно: и на железной дороге в вагонах, и в автобусах, а вот яранги с трактором нет.

– О чем вы спорите? – удивился Коравье. – Пусть называют как хотят, лишь бы пастухи были в нем как дома. Я бы назвал его Дом новостей и веселого настроения.

– Очень длинно, – сказал Праву. – Пусть лучше так и остается – челгыран – красная яранга.

И вот сегодня челгыран наконец выедет в свой первый рейс по оленеводческим бригадам колхоза Торвагыргын, побывает и в стойбище Локэ. Поездка была рассчитана недели на две. Пять дней накинули на возможные неисправности, ухудшение погоды. Правда, Бычков уверял, что машина в полном порядке и может пройти не то что по чукотской тундре, а совершить кругосветное путешествие.

Праву поспешно поставил на примус чайник, разбудил Володькина и отправился за Коравье, который вчера приехал из стойбища Локэ и ночевал один в своем новом доме в центре поселка.

Снег звонко хрустел, над головой сияли звезды, и бледная полоса угасшего сияния догорала у Млечного Пути. Один за другим загорались огоньки в домах. На душе у Праву было легко и радостно. Он весело насвистывал и смотрел на теплый свет окон: за каждым из них Праву видел живущего в доме человека. Все они были в той или иной степени его добрыми знакомыми, и никто из них не удивился бы, если бы Праву вдруг постучался к ним.

Хорошо жить в таком поселке, как Торвагыргын! Не то что в больших городах, где никто не знает друг друга.

Коравье завязывал торбаза, когда Праву вошел.

– Ты готов? – спросил Праву.

– Неужели ты думал, что я могу проспать? – с неудовольствием проворчал Коравье. – Я же член агитбригады.

Каждое новое слово Коравье старался тут же использовать, вводя его в свою речь по любому поводу.

– Агитатор должен быть всегда наготове, – произнес Коравье целую русскую фразу.

Праву улыбнулся и заметил:

– Ты почему-то запоминаешь всякие мудреные слова, а простых запомнить не можешь. Не сумел вчера сказать Геллерштейну легкую фразу.

Вчера Коравье решил самостоятельно поговорить с завхозом на его родном языке и потерпел полное поражение. Не смог составить фразу, которая бы значила: он, Коравье, не возражает, чтобы в его новом торвагыргынском доме жил временно радист с семьей.

– Да, ничего не вышло, – признался Коравье. – Геллерштейн не понял меня. Он ведь тоже не русский, хотя в это что-то не верится.

– Почему не русский?

– Он мне сказал, что он не русский, а как его…

– Еврей?

– Вот! – обрадовался Коравье. – Он самый. И начальник почты Гаспарян, оказывается, тоже не русский! Я их всех считал русскими… Ты послушай, почему я запоминаю, как ты говоришь, мудреные слова, – продолжал Коравье. – Русская речь мне кажется плавно текущей рекой однообразных слов, которые я когда-нибудь да слышал. Но вдруг в этом потоке попадается, как камень посреди реки, новое слово, причудливое своим звуком. Конечно, в таком случае я обращаю на него внимание и запоминаю.

Когда Праву и Коравье вышли на улицу, стало светлее. Наш домами поднялись столбы голубого дыма.

У тракторного домика собралась все участники поездки, а Бычков уже сидел в кабине, и его руки в пушистых оленьих рукавицах лежали на рычагах.

Устраивались в тракторном домике шумно и весело. В маленькой комнатушке, забитой продуктами, металлическими ящиками с кинофильмами, оленьими шкурами, четверым было тесно.

Бычков тронул трактор, и сани с домиком, ныряя в сугробах, двинулись вперед. Прошло немало времени, прежде чем каждый из путников нашел себе прочное место и не падал при каждом толчке на соседа.

Сергей Володькин выглянул в окошко и задумчиво сказал:

– Поехали…

Первую остановку сделали в бригаде Кымыргина. Здесь, в лощине, находилась крупная часть стада колхоза Торвагыргын. Вместо яранг на берегу замерзшего ручья стоял домик на полозьях. Из трубы вился веселый дымок.

Пастухи давно заметили направлявшийся к ним трактор и ждали его.

Кымыргин, увидев Коравье, крикнул:

– Ого! Ты стал большим начальникам! В командировки ездишь!.

– Агитатором назначили, – важно ответил Коравье, делая вид, что не замечает насмешливого тона.

Оленеводы наперебой приглашали гостей устроиться у них, но они остались в своем домике, занавеской отгородив для Наташи Вээмнэу половину. Там же она устроила походную амбулаторию.

Праву сделал доклад о международном положении. Обо всех основных событиях пастухи, бригады Кымыргина уже слышали по радио, поэтому вопросов почти не задавали… Больше других заинтересовался лекцией Коравье.

– Я думал, что только в сказочные времена люди воевали друг с другом, – удивленно проговорил он. – У нас ведь, даже когда подерутся дети, взрослые стараются разнять их. А тут люди все взрослые, а грезятся и грозятся… Как же так можно лгать?