Миллионы женщин ждут встречи с тобой - Томас Шон (читать полную версию книги .TXT) 📗
Тут я прекратил читать. В оцепенении откинулся на спинку стула. Потом перечитал абзац и все остальное письмо, полное упоминаний о «больнице», «малыше» и моей фамилии.
Несмотря на ломаный английский, смысл этого письма был предельно ясен: Мин беременна и нисколько не сомневается, что ребенок — мой. Либо вздумала меня шантажировать.
Что бы вы сделали на моем месте, обрюхатив проститутку? Отказались бы от ребенка, как поступали джентльмены викторианской эпохи? Или женились бы на Мин? Абсурд.
Я принялся вспоминать, как упустил свой шанс стать отцом, об абортах, выкидышах и том дне, когда забирал Тамару из клиники. А потом подумал: я очень хочу стать папой, и если все случилось именно так, то почему нет…
Оправившись от первого потрясения, я засыпал Мин виртуальными вопросами. Откуда ты знаешь, что ребенок мой? Когда были последние месячные? Сколько «парней» у тебя было за последнее время? Да, я был в смятении, осторожничал, но где-то глубоко внутри тайно надеялся, что Мин действительно беременна и я стану отцом.
Удивительное чувство. Душевный подъем, смешанный с подозрительностью.
Мои друзья не испытывали душевного подъема. Они сразу заподозрили Мин в мошенничестве. «Шон, она шлюха и делает это ради денег», «Откуда тебе знать, что она в самом деле беременна?»
Конечно, в чем-то они были правы. Но как бы наивно это ни звучало, я думал, что со мной все будет иначе. Мин писала такие искренние послания с кучей ошибок… Словом, я почти не сомневался, что она говорит правду, что она беременна от меня. Или мое сердце, жаждущее отцовства, внушало мне эту уверенность?
Следующие несколько месяцев я пытался все проверить. Поговорил с одним новозеландцем, живущим в Бангкоке и промышляющим «частными расследованиями» подобных дел (тайские проститутки нередко «ловят европейцев на крючок»). Беседа пошла мне на пользу. Он рассказал, сколько шлюх в год таким образом надувает клиентов, на какие уловки порой идут — скажем, одна девица может дурить голову сразу нескольким «парням». Некоторые клюют на приманку и начинают слать деньги в Бангкок.
Меня охватила паника. Неужели я один из тупых бледнолицых, которые днями напролет сидят дома и переживают из-за несуществующего ребенка? Вдруг Мин вытягивает денежки еще у дюжины таких же идиотов?
Три недели спустя она попросила денег. Немного, но достаточно, чтобы нарушить тонкий баланс у меня в голове. Я взбесился и стал обвинять ее в ложной беременности и мошенничестве.
Гневный ответ последовал незамедлительно. В течение суток я получил от Мин с десяток длинных писем — яростных, страстных, напористых… даже немного сумасшедших. Она беременна и не сомневается, что ребенок мой. А если я не хочу помогать и впутываться в это дело — что ж, отлично, она и сама справится.
Я немного успокоился. Попытался посмотреть на все с философской точки зрения. И решил отправить Мин денег: даже если я тут ни при чем, по сути Мин — просто одинокая тайская женщина, которая нуждается в помощи. Триста фунтов для меня ничего не значили, а в Таиланде это крупная сумма.
Немного позже я получил доказательства беременности. Мин прислала мне цифровые фото себя — располневшей и счастливой, посреди маленькой комнатушки. Через две недели, когда я был дома у своей тогдашней подруги, раздался звонок: на тридцать шестой неделе Мин родила мальчика весом семь с половиной фунтов. Я без промедлений купил билет на самолет и начал готовиться к важному событию: вот-вот мне предстояло взглянуть в глаза собственному ребенку.
Мы договорились встретиться в моей гостинице. Я сидел в номере и нервно поедал суси. Потом в дверь постучала Мин. Переведя дух, я открыл.
У нее на руках был крошечный младенец. Мин бросила на меня мимолетный взгляд и разрыдалась. Я без слов ее обнял — просто не знал, что еще можно сделать. Страсть моя угасла, зато я испытывал к Мин глубокую привязанность и сочувствие. Мне правда хотелось ей помочь, поступить правильно… но что такое правильно?
Потом я взял ребенка на руки. Душераздирающий момент. Не ожидал я такой волны противоречивых и непреодолимых чувств. В тридцать восемь у меня нет ни жены, ни детей. Я держу на руках совершенное, очень ранимое создание… Своего сына, быть может. Как жестоко с моей стороны было в этом сомневаться! Как я мог быть таким холодным и безжалостным?
Но скоро я пришел в себя. Перед вылетом в Бангкок я разузнал: чтобы сделать анализ ДНК, лучше всего взять у новорожденного ротовой мазок — просто провести ватной палочкой по внутренней поверхности щеки и таким образом собрать клетки. Потом эти клетки проверят в лаборатории. К сожалению, в Бангкоке такого анализа не делают, поэтому придется отправить их в Англию.
Положив малыша на колени, я достал ватные палочки. Мин посмотрела на меня печально и даже немного презрительно. Я знал, что она подумала: как ты можешь, почему ты мне не доверяешь, разве можно поступать так со своим ребенком?
Но я сделал то, что задумал. Провел по щечке малыша палочкой, потом упаковал ее в пластиковый пакет и отправил в Англию. И стал ждать. Я ждал и ждал… Целыми днями сидел у бассейна и боролся с собственными чувствами. Большая часть меня хотела этого ребенка. И все-таки я должен был узнать правду. В конце концов я выбился из сил и захотел увидеть Мин и малыша еще раз, до того как придут результаты анализа. Я твердо решил это сделать, потому что не на шутку перепугался в тот вечер, когда меня впервые захлестнула необоримая отцовская любовь.
Проехав через весь Бангкок, я очутился на окраине города, в маленькой квартирке Мин. Там мы поболтали и выпили чаю, я даже помог ей кормить малыша. В ту минуту я невольно залюбовался ребенком, увидел в нем очевидное сходство с собой — разве это не мои глазки? А носик? Те же кельтские черты лица? Зачем мне нужен какой-то дурацкий анализ, когда я своими глазами вижу: этот малыш — мой?!
В общем, я чуть не сломался. Вернувшись в гостиницу, решил дать отбой в лаборатории и признать ребенка своим. Однако тихий голосок в моей голове не унимался. Постой, ты делаешь ошибку! Если не узнаешь правду сейчас, тебя до конца жизни будут преследовать сомнения.
И я не позвонил.
На следующий день пришел ответ из лаборатории: «Мы на сто процентов уверены, что Шон Томас, предполагаемый отец, не является биологическим отцом этому ребенку».
Сперва я, конечно, разозлился. На Мин, на жизнь, на самого себя. Отказался встречаться с Мин перед отъездом, собрал вещи и улетел домой. Когда она позвонила, вся в слезах, я положил трубку.
Позже, в Лондоне, мой гнев мало-помалу стал утихать. До меня вдруг дошло: Мин сама убедила себя, что ребенок мой. Она просто очень этого хотела. Молодая мать-одиночка… Разве у нее был выбор?
Даже когда злость прошла, печаль осталась. Чувство было такое, словно кто-то подарил мне сына, а потом забрал.
Со временем я успокоился, а как-то утром проснулся с мыслью, что мне жутко повезло. Если бы я не сделал анализы, то мог всю жизнь воспитывать чужого ребенка, так и не обзаведясь собственными детьми. Хуже того, настоящий отец этого малыша, кем бы он ни был, уже никогда не узнал бы о своем отцовстве.
И еще я осознал, что получил урок. Жестокий, но очень полезный урок. Что же я, черт возьми, натворил в Таиланде? Как я мог так сглупить? Если моя тяга к приключениям вылилась в ужасную боль, то, должно быть, я это заслужил. Все страдания, которые обрушились на меня за последние месяцы, — не что иное, как результат безответственности и опрометчивых поступков последних лет. Что посеешь, то и пожнешь.
Кстати, три недели назад Мин мне написала. Она наконец-то изменила фамилию ребенка на свою, и скоро они вместе поедут в отпуск. С письмом пришла фотография ее сынишки — здоровенького и довольного.
Надеюсь, однажды он найдет своего настоящего папу.
Все еще одинок?
— Неплохо, — говорит Саймон. — Мне нравится. Несмотря на то что это заняло у тебя целый год.
