Тридцатник, и только - Джуэлл Лайза (лучшие книги TXT) 📗

Он понадеялся, что на воображаемых соглядатаев, дежуривших за воображаемыми мониторами, его сдержанность произведет похвальное впечатление.

Сдвинул бумаги, чтобы освободить место для одежды, но пока он укладывал одну вещь за другой, взгляд его невольно уткнулся в письмо, лежавшее сверху. Официальное письмо на плотной белой бумаге.

Диг быстро пробежал его глазами.

Диг откашлялся и торопливо прикрыл письмо одеждой.

Его сердце колотилось в такт звучавшей музыки. Он попытался продолжить уборку, но дело не клеилось. «Разобраться в прошлом»? Что это значит? И зачем, черт побери, Дилайла ходит к психиатру? Дилайла не сумасшедшая. Ладно, положим, она верит во всю эту чушь про шары, фэн шуй и прочее. Неряшлива, не организована и слишком много говорит. Но она не сумасшедшая.

После прочтения письма ситуация предстала в ином свете. Когда Дилайла заявила Дигу, что цель ее поездки в Лондон — «разобраться в себе», он истолковал ее слова как намерение покончить с Алексом. Решил, что она приехала поразмыслить над своим замужеством, поэтому старался держаться в сторонке и не лезть не в свое дело. Но, выходит, речь шла не о замужестве. Речь шла о прошлом. А он является частью этого прошлого. И теперь это его дело. Он имеет право знать.

Не застегнув до конца молнию на чемодане, Диг метнулся к журнальному столику, схватил ручку и записал номер телефона доктора Розмари Бентолл. На всякий случай. Вряд ли этот номер ему понадобится, но…

Но если эта ученая дама из Честера беспокоится о Дилайле, то ему сам бог велел.

Глава двадцать пятая

Накануне Надин была ошарашена телефонным звонком.

Звонила Дилайла.

Будто мало Надин была наказана последствиями недавнего загула — жутким похмельем, не говоря уж об угрызениях совести, тревоге и раскаянии, заставлявшем ее зябко поеживаться.

— Привет, это я, — весело выкрикнула Дилайла, словно они были закадычными подружками. — Дилайла!

— А, — ответила Надин. — Привет.

— Послушай, я тут говорила с Дигом. — Ну конечно, прокомментировала про себя Надин, наговорились всласть. — И он сказал, что ты регулярно бываешь в спортзале.

— Да-а…

Дилайла поинтересовалась, не возьмет ли Надин ее с собой поупражняться, ибо «она страшно растолстела». В деревне она каждый день бегала, и теперь ей не хватает движения. А в Лондоне она не хочет бегать, потому что стесняется своей «отвисшей задницы».

Если и есть на свете человек, более раздражающий, чем худая от природы девушка, так это худая от природы девушка, которая постоянно жалуется на мифическое ожирение.

Надин предлагалось за полторы секунды сочинить ответ, а поскольку она до сих пор переживала трудности с использованием слова «нет», ничего не оставалось, как брякнуть:

— Ну конечно, отлично, какие проблемы… буду рада. — И теперь ей некого было винить, кроме самой себя.

В пятницу утром Дилайла явилась к Надин ровно в восемь. Надин умудрилась напрочь позабыть о договоренности и вспомнила о ней лишь в половине восьмого. А потому полчаса до назначенного срока она лихорадочно носилась по квартире, пытаясь одновременно прибраться, проветрить задымленное помещение и привести себя в божеский вид — стильный божеский вид.

Когда в восемь в дверь позвонили, Надин должна была признать свое поражение по всем трем статьям. Ей не удалось отыскать ни одного из трех приличных спортивных костюмов, дорогих и блестящих, тех, что льнут к телу, утягивают и в которых она походила на гладиатора. Вместо этой роскоши Надин пришлось напялить растянутое и драное старье мышиного цвета, в котором она походила на лишенную самоуважения, зачуханную домохозяйку, муж изменяет которой с секретаршей, а она об этом ни сном, ни духом.

На голове Надин попыталась соорудить нечто задорное и спортивное, но получился лохматый наворот, изрядно смахивавший на разоренное гнездо зябликов. А попытка уничтожить запах «Мальборо Лайт», въевшийся в стены за три недели (столько времени Надин не открывала окна), закончилась разбитым окном на кухне. Вот так взяла и разбила. И как ей это только удалось! Сквозь оскалившуюся дыру задувал ледяной штормовой ветер баллов в десять. Надин залепила пробоину пластиковым пакетом, от чего теплее не стало, а поскольку вызывать стекольщика было некогда, оставалось лишь уповать на медлительность и туповатость домушников, курировавших ее район: может, за час с небольшим они не успеют вычислить ее квартиру.

Тяжело дыша, она открыла дверь, и ей явилось виденье чистой красоты; впрочем, ничего иного Надин и не ожидала. Золотистые волосы Дилайлы были затянуты в безупречный, гладкий — волосок к волоску — конский хвост, тело помещено в скромного вида черные хлопчатобумажные леггинсы, черную майку без рукавов и просторный уютный черный пуховик — в этом наряде Дилайла напоминала хрупкую куколку. А кожа! Она сияла свежестью, словно Дилайла уже пробежала трусцой две мили. Дилайла широко, от уха до уха, улыбалась.

— Привет! Я не опоздала? — пропела она. — Нет… нет… — Надин вдруг сообразила, что из уголка ее рта свисает сигарета и поспешила вынуть окурок. — Все нормально. Входи.

Надин нельзя было назвать психопаткой. Временами на нее, конечно, накатывало, но с кем не бывает. Однако она не принадлежала к той категории девушек, которые шага ступить не могут, не порвав колготки, а лазанью не приготовят, не спалив при этом полдома. Обычно Надин держалась раскованно и уверенно. Так почему же, едва завидев Дилайлу Лилли, она начинала буквально разваливаться на части, почему сам факт существования этой женщины заставлял ее буквально выбиваться из сил? Как я убога, думала Надин. Если бы на месте Дилайлы была любая другая девушка, Надин бросила бы скороговоркой: «Входи, извини за беспорядок, прости, что накурено, и я похожа на чучело…»

Почему же перед Дилайлой она испытывала жгучую потребность выглядеть совершенством?

— Вау! — принялась восхищаться гостья, пробираясь по тесной прихожей, — как у тебя интересно! Какие волшебные стены! — Она потрогала пальцами розовую фольгу. — Где ты такое достала?

— Это обертка для конфет. Нашла большую коробку этой дряни в студии по соседству после того, как оттуда выехали. Замучилась наклеивать.

— Потрясающе! — выдохнула Дилайла. — Сколько у тебя воображения! Я бы в жизни до такого не додумалась. Ужасно оригинально.

О боже, опять она взялась за свое — самоуничижительное «ты намного лучше меня, паршивой никчемной идиотки».

— Ой, какая прелесть! — Дилайла разглядывала рисунок на обоях в гостиной. — Это ведь кролик Миффи? — Указательными пальцами она приподняла верхнюю губу и рассмеялась. — Я обожала кролика Миффи. Где ты это раздобыла?