Меч Константина - Иртенина Наталья (онлайн книга без txt) 📗
План Варяга по «вычитанию сволочи» командир не стал скрывать, рассказал всем. Эта идея вызвала спор на весь вечер. Сторонником Варяга объявился Февраль. Он размечтался и предложил запрограммировать «сепаратор» так, чтобы в Базовой реальности, как это назвал Богослов, осталась только цивилизация Третьего Рима. Все остальные вычесть. Его поддержали Фашист и Горец.
— Карфаген должен быть разрушен, — скандировал Матвей, размахивая стаканом.
— Разрушен, а не вынесен за скобки, — орал на него командир, тоже хорошо расслабившийся. — Не надо уподоблять себя этим… марсианам, полипам безглазым. Православие — это… — он набрал воздуху в грудь, —… преображение, а не отсечение.
— Мотька, ты дурак, — рубил сплеча Монах, не отстававший от них. — И ты, Ленька тоже. Один Творец знает, что останется после этих ваших вычитаний. Может, пакость какая-нибудь останется, хоть ты что там запрограммируй. Парни, воля Божья — это вам не фуфелки. Вы ее-то учитываете, я вас спрашиваю?
— Вы все забыли об одной ма-аленькой вещи, — перебивая всех, надрывался Премудрый, хотя вообще это было ему несвойственно. — У нас нет этой штуки, раз. Если 6 была, надо знать, как с ней обращаться, два. И три, я согласен с Монахом, ничего приятного из этого не выйдет.
— Надо взять штурмом этот Институт времени, — заявил Февраль, не обращая внимания на пункт «три». — Захватить в заложники какого-нибудь спеца, а лучше двух. Дать им задачу, и пускай работают.
— Тьфу на вас, — сказал Монах и пошел махать своим мечом. У него это было вечерней молитвой, как у остальных — упражнения в меткости стрельбы.
— А правда — что делать-то? — расстроился Горец. — А если они нас вычтут?
— Что делать, что делать, — сердито прогудел Паша. — Уповать. Все равно не избегнут.
— Действительно, — удивлялся Леха. — Кто сказал, что они сами себя не вычтут при этом? От большого-то ума все может быть…
Но все-таки тревожность оставалась. На базе мы провели несколько дней. Половина отряда пребывала в унынии. На все лады обжевывалась идея захвата Института времени. Кое-кто предлагал снести его напрочь взрывчаткой. Командиру наконец надоели эти безумные планы, и он решил лечить уныние радикальным средством. Разработал рискованную операции по разгрому еще одной, весьма крупной, столичной конторы информационного спецназа. Операцию мы провели хоть и не блестяще, но успешно, горела контора вместе со всеми бумагами и компьютерами хорошо, небо черным дымом закоптила.
И дальше жизнь стала входить в прежнюю колею. Отряд делал обычную свою работу, уставал, зубоскалил, читал газеты.
В газетах и телевизоре творилось несусветное. Население зомбировали самым бессовестным образом. Астрологи и экстрасенсы наступали татаро-монгольской ордой. Нашествие шарлатанов-ученых было не менее убойным. Они косноязычно рассуждали про бифуркацию земной истории, активность торсионных полей и энерговихревую неустойчивость частиц. Потом появилось сообщение о визите делегации из Израиля в Институт времени. Якобы для консультаций по темпоральным отклонениям.
Что в мире нечто назревает, чувствовали многие. И пытались реагировать в меру своего понимания. Красные «кавалеристы», к примеру, попробовали совершить вооруженный переворот, взять штурмом Кремль. Но у них не было под рукой крейсера «Аврора», и переворот с треском провалился. Исламские террористы устраивали массовые похищения ученых и политических шишек по всему миру. Многим из них потом за ненадобностью отрезали головы. Но самым громким и фундаментальным было выступление Папы Римского. Он призвал сплотить ряды для встречи Великого Учителя, который придет, решит все мировые проблемы, и настанет эра добра, любви, справедливости. А у его паствы не было никаких оснований не верить в это, потому что Папа говорил «с кафедры» и в этом случае он непогрешим.
В общем, все спрыгивали с ума по-своему, как сказал Паша.
Только бессмертная Лора Крафт продолжала невозмутимо держать марку. Она теперь постигала тайны еврейской каббалистики. Училась насылать проклятие огненных ангелов для схватки с демоном зла, живущим в древних пещерах где-то в районе не то Архангельска, не то Вологды. «Выключи ты этого доктора Геббельса», — сказал, проходя, Горец. Но я просто застрелил ее. Раскокал телевизор вдребезги. Если эти демоны где-нибудь и водятся, то не у нас, а там, где, кроме «Единственного пути», ничего другого не осталось.
Однажды утром я проснулся и увидел Богослова Он стоял и малахольно улыбался. При этом был побитый и обтрепанный, под глазом — несвежий фиолетовый расплыв. Я заорал и, выпутываясь из спального мешка, бросился ему на шею. Счастливый Папаша затеял салют из автомата в честь возвращения уже оплаканного Федьки. В лагере царила суматоха. Все наперебой пытались сообщить Богослову, как рады его видеть и что наконец-то станет не так скучно жить на свете. В доказательство этого Богослов тут же ошпарил током Фашиста. Матвей запрыгал на одной ножке, тряся рукой и хохоча.
— Братцы, да он током дерется! Качать его, мерзавца электрического!
И Богослов полетел в небо. Он поднимался на воздух ровно столько раз, сколько дней его не было. Потом его уронили и опять хохотали, потому что он продолжал шпарить всех током. Только что искры не летели.
— Да он же ходячий аккумулятор!.. — радовался необыкновенному факту Папаша. — Можно батарейки заряжать.
— И компьютер подключать. А Интернет ты ловишь, Федька? — интересовался Ярослав.
За торжественным завтраком Богослов раскрыл тайну своего нового электрического дара.. Когда его, связанного, брали в плен, опять ударили по голове, и он во второй раз потерял сознание. Разузнать у Консультанта о приборе ему не удалось. И что делали с Варягом, он тоже не видел. Очнулся на полу микроавтобуса в окружении увесистых ботинок бойцов Пятой колонны. Он понял, что его взяли для выбивания из него информации, и решил симулировать потерю памяти от двух хороших ударов по голове. Его привезли в уединенный лесной дом, похожий на бывший пансионат или приют для престарелых. Бросили в оборудованный под тюрьму подвал. Стали допрашивать. Версия с амнезией их совсем не устраивала, они Богослову не поверили и начали его бить. Он орал благим матом, но все не то, что им было нужно. Через два дня битья приступили к пыткам. Сначала не очень суровым, потому что конституция у Богослова не прочная и, прямо сказать, хлипкая. Но стойкость духа он выказал необыкновенную, поэтому палачи перешли к пыткам электричеством. Каждый день озверело пропускали через него ток разной силы. Сами вконец умаялись, а Богослов знай себе шепчет молитвы и регулярно впадает в обморок.
В таком полусумеречном состоянии он и выловил из глубин своего насыщенного вольтами сознания потрясающую идею. Богослов решил, что пора нанести ответный удар. Палачей, пришедших опять его мучить, он намертво сразил одной молнией на двоих. Это отняло у него сколько-то сил, поэтому охране досталось уже меньше — примерно на неделю лечения в клинике. У ворот в заборе его опять остановили, на этот раз он просто оглушил бойцов небольшим зарядом. На автопилоте он добрался до ближайшего населенного пункта, сориентировался на местности и пошел искать нас. Что интересно, от отсутствия еды он по дороге совершенно не страдал. Подпитывался немного от трансформаторных будок и во время грозы. Но чем дольше он шел, тем меньше в нем становилось электричества. Остатки Богослов почти извел на бандитов, которые хотели продать его в рабство азербайджанскому торговцу с продуктового рынка.
История была хоть и грустная, но от нее все лежали в лежку и истерично хохотали. Папаша утирал слезы и обещал передать Богослову собственный титул Первого враля на деревне, В ответ Богослов, улыбаясь, тюкнул его малой порцией электричества. Папаша охнул, дернул ногой, перестал трястись от смеха и стал задумчив.
В тот же день Леха Романтик и Василиса Жар-птица объявили, что женятся.
Глава 3. Божьи узелки
Ночью мне не спалось. Я ворочался, считал звезды над головой, потом вылез из спального мешка и пошел бродить. Лимонного цвета луна, казалось, даже пахла лимоном. Чаем с лимоном и медом. «И как ни сладок мир подлунный, лежит тревога на челе…» Мне было тревожно, и оттого не спалось. В душе смешались сомнения и уверенность, великое и малое, поднималась заря грядущего и нависали тени настоящего. Странное ощущение, будто стоишь в точке одновременно конца и начала… Тихие голоса в овраге. Я вздрогнул, услышав их.
