Муравечество - Кауфман Чарли (читаем книги бесплатно txt) 📗

Из кабинета психиатра на третьем этаже я перемещаюсь в кабинет шамана на пятом. Я все еще под кетамином, судя по тому, что у меня на руках слишком много пальцев и на пальцах тоже слишком много пальцев. Плюс я понимаю, что без ума влюблен в доктора Кабира, психиатра, — это почти наверняка результат простого переноса, хотя на прощание он подарил мне медальон со своим фото. Не хочу преувеличивать, но, похоже, я ему тоже нравлюсь. Почти уверен, что во время сеанса был момент, когда мы оба пили кетамин и хихикали. Позже надо будет осмыслить свои чувства.

Секретарша шамана одета в халат медсестры, украшенный милыми маленькими мультяшными галлюцинациями в спокойных пастельных тонах. Что за снисхождение. Относятся к нам как к детям, думаю я. У нас тут серьезное взрослое исследование подсознания. Затем действительно замечаю в приемной несколько детей. Впрочем, может, дело в кетамине, потому что ростом они со взрослых, а трое — в цилиндрах и с моноклями.

Вместе с двумя гигантскими детьми меня проводят в Потельню А. Нас приветствует шаман — доктор Акларадо — и просит присесть, затем подходит к каждому и спрашивает, чего мы сегодня надеемся достичь. Сначала отвечает один из детей: «Надеюсь познать свою истинную природу». Алкарадо пожимает плечами: он не впечатлен. Второй большой ребенок, кажется, в панике. Очевидно, он собирался ответить то же самое, но теперь приходится срочно придумать ответ получше. «Первый пацан сказал глупость, — начинает он, — я просто надеюсь научиться не пропускать собственную жизнь». Акаралдо говорит: «Скука». Моя очередь. Из-за кетамина соски мигрируют в центр грудной клетки, и это не так уж неприятно, как можно подумать. Я смотрю в его монокли (когда он успел снять их с детей?) и говорю: «Слушай, Акалрадо, тебя все равно не существует, так что отъебись!» Это блеф, но, полагаю, он сработал, потому что в комнату врывается духовой оркестр, играет «Гуантанамеру», с потолка сыпется конфетти, и Акарадло широко улыбается, демонстрируя крепкие коричневые зубы. Вдруг перед глазами все плывет, и я осознаю, что на глазах у меня монокли, которые мне даже не подходят. Акларадо беззастенчиво плачет, слезы текут из его теперь уже не отягощенных моноклями глаз, он называет меня своим hijo — что, как я понимаю, означает «конь». Затем вручает всем присутствующим, включая музыкантов оркестра, стаканы с аяуаской и на полную катушку включает лампы для обогрева. Вскоре я начинаю потеть. Акарладо поет, и песня в точности звучит так, словно мужчина в тяжелых ботинках топчется по оргстеклу, только с испанским акцентом. Комната вращаются, или какое там множественное число у слова «вращаться»? Я вижу, как доктор Кабир в нижнем белье рассказывает, что однажды хочет разделить со мной летний домик в Мэне. Я понимаю, что мы все — одно, сложный переплетенный гобелен, что прошлое, настоящее и будущее сосуществуют, что все хорошо, что бумажник нужно носить в переднем кармане, чтобы не украли, но это не так уж важно, потому что все мы — одно, и если карманник возьмет твой бумажник, бумажник останется у тебя, потому что карманник — это ТЫ.

Акарадол ходит кругами и спрашивает:

— Чего такой грустный?

Я отвечаю:

— Я чувствую себя карманником. Но еще козой, и флейтой, и облаком, и ногой, и содержимым коробки с кукурузными хлопьями, и каплей дождя, и молекулой бензола, и цифрой 43, и…

— Да-да, — перебивает Ла Карадо и глядит на часы, которыми я себя тоже чувствую, о чем ему и говорю. «Через час у меня следующий сеанс». Которым я себя тоже чувствую, но не говорю о том, что чувствую себя его следующим сеансом через час, потому что он выглядит очень злым. Один из огромных детей, который теперь фермер, говорит, будто осознает, что иллюзия — это иллюзия, и меня это бесит, потому что он явно пытается переплюнуть мою тему. Поэтому говорю: «Даже не понимаю, что это значит». На что он отвечает: «А значит это, дедуля, попросту вот что: когда эволюционируешь за пределы понимания, что материальный мир — это иллюзия, ты понимаешь истину, что все вокруг просто есть, ничто — не символ чего-то другого, мысли — это мысли, а горы — это горы. Я и не надеюсь, что ты поймешь, ты ведь всего лишь фермер». А я говорю, что это он фермер, а не я, ты в зеркало себя видел вообще. Затем на протяжении получаса мы деремся в слоу-мо, пока Акларалдо не окатывает нас струей из огнетушителя. Мои комбинезон и соломенная шляпа промокли насквозь, и на кончике языка уже вращается откровение, когда Акларалдо говорит: «Простите, но сеанс окончен». В спешке выволакивает нас из Потельни А. И вот уже я стою весь мокрый в коридоре медцентра и пытаюсь вспомнить, восьмой этаж выше или ниже пятого. Обращаюсь за помощью к приложению «Гугла» «Вертикальные карты» и вскоре нахожу кабинет гипнотерапевта мсье Барассини.

Небольшое сырое помещение, оформленное как театр в стиле «черного ящика». На противоположной стене висит огромное глазное яблоко из папье-маше. Нахожу свободное место в зале рядом с симпатичной азиаткой (азиатоамериканкой?). Народу довольно много, поэтому непохоже, будто я подсел к ней для того, чтобы подкатить. Но в мыслях это есть. Она очень привлекательная. Из-за короткой стрижки и челки как у Анны Мэй Вонг она выглядит властно, и я фантазирую о том, как подчиняюсь ей сексуально. Раньше я не думал о себе как о нижнем — ну, не считая тех трех коротких лет, когда был презренным живым кошельком для Мадам Золото, — но после разговора с актрисой озвучивания Марджори Морнингстар у меня в голове что-то щелкнуло, и теперь я представляю, как после шоу эта роскошная азиатская дьяволица приказывает мне просто: «Следуй за мной». Мы окажемся в ее лофте — изящная открытая планировка, столешницы из нержавеющей стали на выложенной белой плиткой кухне. Суровый, мужественный и в то же время глубоко женственный в своей мужественности лофт. Она приказывает встать на колени, затем занимается своими делами так, словно она одна, наливает себе водки, выжимает в стакан ломтик лайма. Сбрасывает одежду, пока ходит, что-то делает, попивает из стакана. Не кажется, будто она меня игнорирует; кажется, будто меня нет. Есть что-то возбуждающее в том, чтобы видеть ее одну и знать, что я не достоин даже того, чтобы меня стесняться. Она проходит мимо и чешет внутреннюю часть бедра — но это не провокация, просто зачесалось. Это не мешает мне мечтать стать ее рукой. Ах, стать ее рукой. Или бедром. Ах, стать ее бедром. Воображаю, как в конце концов она подзовет меня, развалившись в кожаном кресле в углу, в духе менспрединга. «На карачки», — скучающим голосом скажет она, когда я встану, чтобы подойти. Я опущусь на карачки и подползу к ней. Она…

Свет гаснет. Начинает играть жутковатая запись: если я не ошибаюсь, это «Гном» Мусоргского, исполненный на стеклянной гармонике. На сцену падает свет, и там в клубах дыма возникает Барассини, в белом тюрбане, во фраке, на груди — орден «За военно-медицинские заслуги». В течение нескольких минут он исполняет что-то вроде сольного придворного танца, затем останавливается и смотрит на нас.

— Добрый вечер, — говорит он с неуловимым акцентом. Может быть, смесь итальянского с тем присвистывающим наречием северной Турции.

Я тайком бросаю взгляд на мою будущую азиатскую (азиатоамериканскую?) госпожу. Она меня не замечает.

— Я мсье Барассини. Я сделаю попытку совершить для вас несколько восхитительных подвигов ментализма, гипнотизма и хеллстромизма в традиции великого Франца Полгара. Как многие из вас поняли, ум есть чрезвычайно мощный и прискорбно недоиспользуемый орган. Если вы имеете какие-либо сомнения относительно того, насколько он недоиспользован, просто спросите подростка, кто такой Дуайт Дэвид Эйзенхауэр.

Зрители хихикают. Но я не смеюсь. Моя госпожа тоже. Мне приятно. Она, разумеется, выше этой глупой шутки. Воображаю, что она с полной отдачей смеется только над по-настоящему смешными вещами: Ионеско, У. К. Филдс, фильмы Бунюэля — чьи произведения обнажают истинные ужас и безнадежность существования. О да, она бы заливалась смехом над «Подарком» Филдса или «Ангелом-истребителем» Бунюэля — с открытым ртом, обнажая идеальные зубы, идеально острые клыки, розовые, розовые, розовые внутренности ротовой полости, и смеялась бы и…