Портрет дамы с жемчугами - Кикути Кан (е книги TXT) 📗
– Я ошиблась. Вы совсем не тот, за кого я вас принимала. Жаль, с самого начала я не поняла этого, не поняла, что означали ваша робость и нерешительность. Терпеть не могу мужчин, которые не осмелятся поцеловать женщину, если даже она подставит им губы. – Рурико расхохоталась. – Я же, как вы могли убедиться, женщина легкомысленная и потому люблю смелых мужчин.
Ответный удар, полученный Синъитиро, был сокрушительным, и у Синъитиро от оскорбления потемнело в глазах. Его буквально трясло от обиды и унижения. Он стал что-то говорить, заикаясь, но в это время появилась служанка, и госпожа Рурико холодно произнесла:
– Гость собирается уходить. Пусть подадут машину.
В Европе, когда гостю хотят бросить вызов, ему указывают на дверь. Это считается позором и оскорблением. Именно так поступила со своим гостем госпожа Рурико, только сделала это в несколько иной форме. Госпожа Рурико великолепно отражала удары, тем более когда ей не отвечали взаимностью.
Что же до Синъитиро, то он чувствовал себя так, словно получил пощечину. Будь на месте госпожи Рурико мужчина, Синъитиро непременно набросился бы на него с кулаками. В то же время Синъитиро испытывал какую-то странную грусть. В отличие от госпожи Рурико, которая слегка побледнела и сидела, холодная и неподвижная, словно изваяние, Синъитиро весь покраснел и слова не мог вымолвить от волнения, так сильно он был оскорблен. Госпожа Рурико тоже хранила молчание. В дверях показалась служанка.
– Простите… Машина подана!
Сказав «хорошо», госпожа Рурико слегка кивнула головой и отослала служанку, затем спокойно повернулась к Синъитиро:
– Простите, пожалуйста, за беспокойство! Полагаю, что дальнейшее наше знакомство бессмысленно, потому что нам никогда не понять друг друга. От души желаю вам долгой счастливой жизни в вашей милой семье!
Госпожа Рурико медленно поднялась и указала Синъитиро на дверь.
Сердце Синъитиро едва не разорвалось от обиды. Но уйти просто так значило признаться в своем поражении. А он должен бороться с ней до конца и одержать победу.
– Благодарю за внимание, госпожа, – едва сдерживая бешенство, сказал Синъитиро, – но у меня к вам неотложное дело, и уйти, не решив его, я не могу.
– Ах, у вас ко мне дело! Что же, излагайте его поскорее!
Спокойствие госпожи Рурико возмутило Синъитиро, но он не подал виду, хотя сильно побледнел.
– Госпожа! Я уйду, когда сам сочту нужным. И приехал я к вам не только из-за письма. Быть может, я человек легкомысленный, но не настолько, чтобы, решив уйти от вас раз и навсегда, снова вернуться по первому вашему зову.
– Ах, значит, я и в этом ошиблась, вы приехали не потому, что я вас позвала! – холодно, с едкой иронией рассмеялась госпожа Рурико, чем привела Синъитиро в еще большее раздражение.
– Я пришел, – сказал он, – поговорить с вами и, пока вы не выслушаете меня, никуда не уйду. Ваше дело мы решили, теперь давайте решим мое, иначе это было бы несправедливо.
– Что ж, пожалуй, вы правы. Я готова вас выслушать.
Каждое ее слово кололо, как шип, причиняя Синъитиро невыносимую боль.
– Мое дело заключается в следующем, – начал Синъитиро. – Я бы хотел получить обратно платиновые часики, те, что я отдал вам в первую нашу встречу. Они принадлежали покойному Аоки Дзюну.
Синъитиро с трудом сдерживал охватившую его дрожь. Слова застревали в горле. Госпожа Рурико приняла еще более холодный вид, и лицо ее напоминало сейчас маску из слоновой кости. С ее упрямо и вызывающе сжатых губ могло сорваться одно только слово: «глупец».
– Вы что, не верите мне? Отдать часы, а потом требовать их обратно не к лицу настоящему мужчине!
Тон ее становился все более обидным и колким.
– Я поступил опрометчиво, отдав их вам, – ответил Синъитиро, – потому что не знал, кто их владелец и в какой форме их следовало вернуть. Теперь я все это знаю и, чтя память Аоки Дзюна, считаю своим долгом исполнить его последнюю волю, вернуть часы по назначению, и именно в той форме, в какой он хотел. Так что прошу вас, очень прошу, верните их мне!
Госпожа Рурико изменилась в лице, но против ожидания Синъитиро не заметил на нем и тени растерянности.
– Сколько хлопот с какими-то часиками! – воскликнула Рурико. – Знай я это наперед, ни за что не взяла бы их у вас.
Госпожа Рурико говорила таким тоном, словно речь шла о коробке спичек, потом нажала кнопку звонка. Несколько секунд они молча сидели, пока не появилась служанка.
– Послушайте, – обратилась к ней Рурико, – в переносной кассе, той, что стоит, кажется, на камине, должны лежать сломанные часики. Принесите их, пожалуйста. А если не найдете в кассе, поищите, возможно, они куда-нибудь завалились.
Часы, причинившие Синъитиро столько хлопот и мучений, она забросила, будто сломанную куклу. Часы, в которых была скрыта вся ненависть погибшего Аоки Дзюна, были ею забыты тотчас же и валялись где-то на камине. А он, Синъитиро, так волновался из-за них, что ему даже стало неловко.
«Госпожа Рурико – великолепная актриса, каждое ее слово, каждый жест рассчитаны на внешний эффект. Тон у нее презрительный, но если она не до конца потеряла совесть, то должна сильно встревожиться», – говорил себе Синъитиро.
Служанка долго не возвращалась, видимо, искала часы, а когда появилась в дверях, Синъитиро заметил в ее пухлой руке злополучные часы. Рурико спокойно взяла их у служанки и положила на стол перед Синъитиро.
– Осмотрите их хорошенько, пожалуйста. Они в том же состоянии, в котором вы их вручили мне.
Стоило Синъитиро увидеть след крови на крышке, как в нем с новой силой вспыхнули ненависть к Рурико и жалость к несчастному юноше. Как могла Рурико оставаться спокойной, зная, что Аоки Дзюн погиб из-за нее! Как могла она хладнокровно смотреть на эти часы! Синъитиро взял их дрожащими руками и несколько секунд пристально смотрел на Рурико.
– Итак, вы мне вернули часы. Вернули в том виде, в каком я их вам отдал. Но, госпожа… – В голосе его зазвучали угрожающие нотки. – Эти часы я должен снова отдать вам, такова была воля покойного.
Синъитиро опять пристально посмотрел на госпожу Рурико. Она не смутилась, не потеряла самообладания, ни единый мускул не дрогнул в ее лице. Оно только приняло выражение ненависти, ненависти к Синъитиро.
– Ваше дело начинает походить на детскую игру. Вначале вы отдали мне часы, потом взяли их у меня, теперь снова собираетесь отдавать. Не кажется ли вам, что это уже слишком? – Все это Рурико произнесла с какой-то брезгливостью. Ее равнодушие становилось невыносимым.
– В прошлый раз я просил вас передать эти часы их владельцу, а сейчас, поскольку владелица – вы, возвращаю их вам. Вряд ли вы станете отрицать, что именно вы их владелица.
Синъитиро больше не думал ни о вежливости, ни о правилах хорошего тона, он даже забыл, что разговаривает с женщиной. Они были просто врагами. Некоторое время госпожа Рурико молчала, покусывая губы, потом наконец сказала:
– Вы уверены, что не заблуждаетесь? Что часы эти раньше принадлежали мне?
– Абсолютно уверен. У меня были все основания убедиться в этом.
– Вот как?! Ну что же, думайте, что угодно. Я могу оставить эти часы у себя, тем более что однажды вы их уже отдали мне. – Тон ее становился все резче и резче. – Надеюсь, теперь с вашим делом покончено?
Присутствие Синъитиро явно тяготило ее.
Синъитиро это понял, но не отступил.
– Прошу прощения, но я позволю себе отнять у вас еще несколько минут. Аоки Дзюн просил передать владельцу часов еще одну вещь.
Синъитиро сделал паузу. Госпожа Рурико, нахмурившись, напряженно ждала.
Объяснение
Перед смертью Аоки Дзюн не изъявил своей воли Синъитиро, а из отдельных, отрывочных фраз, произнесенных юношей перед смертью, трудно было что-либо понять, зато записи его многое прояснили. Эти записи юноша, можно сказать, завещал Синъитиро, чтобы тот пробудил в госпоже Рурико совесть, если только это возможно, чтобы она поняла, как опасно играть с настоящим, сильным чувством мужчины, что мужчину такая игра может довести до самоубийства.
