Богач, бедняк... Том 1 - Шоу Ирвин (читать книги полностью .TXT) 📗
– Благодарю вас. – Только этого ему не хватало. Никогда в жизни! – У меня еще есть время серьезно подготовиться. Несколько месяцев до подачи заявления. А в каком колледже вы учились?
– В Вирджинском, – ответил Бойлан.
Тоже мне, колледж, презрительно подумал Рудольф. Да в Вирджинский может поступить любой. Почему только он говорит о нем, словно это – Гарвард, или Принстон, или, по крайней мере, Амхерст?
Они подъехали к дому Джулии. Машинально Рудольф бросил взгляд на окно мисс Лено в соседнем доме. Свет там не горел.
– Ну вот, приехали, – сказал Бойлан, когда Рудольф, открыв дверцу со своей стороны, вылез из машины. – Как было приятно доставить вас сюда…
– Благодарю вас за то, что подвезли, – сказала Джулия. Она вылезла из машины и быстро, вприпрыжку, мимо Рудольфа направилась к подъезду. Рудольф пошел за ней следом.
В конце концов, он мог поцеловать ее на крыльце, пожелать спокойной ночи. Джулия сосредоточенно рылась в своей сумочке, пытаясь отыскать ключ, рылась, низко наклонив голову, и хвостик ее волос, как у пони, упал сверху ей на лицо. Рудольф пытался приподнять ее подбородок, чтобы поцеловать ее, но она резко отстранилась от него, словно дикарка.
– Лизоблюд! – бросила она ему. Она зло повторила, копируя: – «Ничего особенного. Если умеешь читать, писать, то практически…»
– Джулия…
– Лижешь зад богачам. – Рудольф еще никогда не видел у нее такого озлобленного, такого безжалостного лица, такого бледного, абсолютно закрытого, непроницаемого. – Ты только посмотри на этого замшелого старика! Он же красит волосы. И даже брови. Но некоторые люди готовы отдать все на свете за то, что кто-то подвезет их до дому на автомобиле, не так ли?
– Джулия, ты ведешь себя безрассудно, – упрекнул он ее. Если бы она только знала всю правду об этом Бойлане, то тогда он мог бы понять причину ее приступа гнева. Но вдруг неожиданно так взбелениться, и только потому, что он старался быть вежливым с этим человеком…
– Ну-ка убери свои лапы. – Она наконец достала ключ из сумочки и теперь, склонившись над замочной скважиной, вставляла в нее ключ. От нее по-прежнему исходил сладкий запах абрикосов.
– Завтра я зайду, часа в четыре…
– Это ты так решил? Нет уж, погоди, когда я приобрету «бьюик», и тогда милости прошу! Тебя больше устраивает его скорость. – Джулия, открыв замок, стремительно проскользнула в дверь шуршащей, ароматной, разгневанной тенью. Мгновение – и она исчезла, громко хлопнув за собой дверями.
Рудольф медленно вернулся к машине. Ну, если любовь вот такая, то ну ее к черту! Он сел в машину, захлопнув дверцу.
– Что-то вы слишком быстро попрощались, – заметил Бойлан, заводя мотор. – Когда я был молод, мы всегда старались оттянуть время, отведенное для прощания.
– Ее родители требуют, чтобы она не очень поздно возвращалась домой.
Бойлан гнал машину в направлении Вандерхоф-стрит. Он знает, где я живу, подумал Рудольф. И, главное, даже этого не скрывает.
– Очаровательная девушка, эта маленькая Джулия, – сказал Бойлан.
– Да…
– Надеюсь, вы с ней не только целуетесь?
– Не ваше дело, сэр, – резко ответил Рудольф. Но даже сейчас, когда его охватил гнев, он не мог сдержать своего восхищения от того, как говорил этот человек. Слог Бойлана был отточенным, холодным, равнодушным. Рудольф Джордах никогда не был хамом, и он не позволит подобным образом относиться к себе никому.
– Конечно, это ваше дело, – сказал Бойлан. – Но соблазн слишком велик. Когда я был в вашем возрасте…– Он, осекшись, тяжело вздохнул. По-видимому, вспомнил о целой толпе девственниц, которых он лишил этой добродетели.
– Кстати, – спохватившись, поинтересовался он обычным деловым тоном, – вам что-нибудь сообщает о себе сестра?
– Время от времени, – осторожно ответил Рудольф. Она писала ему через Бадди Уэстермана, так как не хотела, чтобы мать читала ее письма. Она жила в общежитии Ассоциации молодых христианок, в Даунтауне, в Нью-Йорке. Ходила от одной театральной конторы до другой, пыталась найти работу актрисы, но продюсеры что-то не сбивались с ног, чтобы заключить контракт с девушкой, игравшей в средней школе роль Розалинды. Пока она не нашла никакой работы, но ей очень нравился Нью-Йорк. В первом же письме она попросила у него прощения за свое грубое поведение, когда они сидели на вокзале за столиком в баре «Порт-Филипский дом». В общем, она была тогда сильно расстроена и потому не осознавала толком, какую чушь несла. Но она все равно по-прежнему убеждена, что ему нечего надолго задерживаться в их доме. Прочность дома Джордахов, писала она, зиждется на зыбучем песке. И ничто на свете не могло поколебать ее твердого мнения.
– Как она поживает? – осведомился Бойлан.
– Все в порядке!
– Знаете, я ведь с ней знаком, – сказал Бойлан, не повышая голоса, лишенного всяких эмоций.
– Да, знаю.
– Она рассказывала вам обо мне?
– Нет, насколько я помню.
– Ага. – Трудно сказать, что хотел выразить Бойлан этим междометием. – У вас есть ее адрес? Время от времени я бываю в Нью-Йорке и мог бы выкроить пару часов, чтобы угостить ребенка хорошим обедом.
– Нет, у меня ее адреса нет, – отрезал Рудольф. – К тому же она постоянно переезжает.
– Понятно. – Бойлан, конечно, видел его насквозь, но не стал настаивать на своей просьбе. – Ну, если узнаете, то прошу сообщить мне. У меня сохранилось кое-что для нее, и, насколько мне известно, она не прочь это получить.
– Д-а-а, – протянул Рудольф.
Бойлан, повернув на Вандерхоф-стрит, остановился перед пекарней.
– Ну вот, приехали, – сказал он. – Вот он, дом честного тяжкого труда. – В его голосе явственно чувствовалась насмешка. – Ну, молодой человек, желаю вам спокойной ночи. По-моему, мы провели вместе очень приятный вечер.
– Спокойной ночи, – сказал Рудольф. Он вылез из машины. – Большое вам спасибо.
– Да, ваша сестра говорила мне, что вы любите удить рыбу, – сказал Бойлан. – Через мое поместье протекает вполне чистая речка. Там полно рыбы. Не знаю, право, почему. Может, потому, что к ней никто близко не подходит? Если хотите попытать рыбацкое счастье, в любое время приезжайте.
– Благодарю вас, – сказал Рудольф. Ну вот, взятка. Но ведь он же заранее знал, что Бойлан постарается его подкупить. Ах, невинная, скользкая форель! – Я приеду.
– Отлично, – обрадовался Бойлан. – Я попрошу своего повара приготовить нам пойманную рыбу, и мы славно вдвоем пообедаем. Вы – очень интересный парнишка, и мне с вами приятно разговаривать. Может, к тому времени у вас будет новый адрес вашей сестры.
– Может быть. Еще раз большое спасибо.
Бойлан, помахав рукой на прощанье, уехал.
Рудольф вошел в дом, не зажигая света, поднялся к себе. Он слышал, как храпит отец. Сегодня суббота. А ночью по субботам отец не работал. Он прошел мимо двери спальни родителей, осторожно ступая, чтобы не разбудить их, поднялся к себе в комнату. Он не хотел разговаривать с матерью.
– Отныне я собираюсь торговать своим телом и торжественно заявляю об этом, – сказала Мэри-Джейн Хэкетт. Она приехала в Нью-Йорк из штата Кентукки. – Им не нужен никакой талант, им подавай только голую, пышную женскую плоть. В следующий раз, как только кому-то понадобятся девушки для «секс-шоу», я скажу: «Пока, Станиславский» – и буду вилять своим старым южным задом для увеселения публики, лишь бы платили.
Гретхен, Мэри-Джейн Хэкетт и группа молодых девушек и парней сидели в тесной, увешанной афишами приемной театральной конторы Николса на Сорок шестой улице, ожидая встречи с Байардом Николсом. В приемной было всего три стула, и кандидатов на роли от секретарши отделяла только тонкая перегородка. Она печатала, с каким-то остервенением вонзая свои острые, словно маленькие кинжалы, пальцы в клавиши, будто английский язык – ее самый злейший враг, и чем скорее разделаешься с ним, тем лучше.