Двадцать первый: Книга фантазмов - Османли Томислав (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
Сохраняя официальное выражение лица, лейтенант Хью Дабл-ю Эльсинор второй сел в почти пустом зале ожидания аэропорта и, чтобы чем-то заняться, начал перелистывать «Нью-Йорк таймс». В этот момент он услышал равномерные, спокойные шаги приближающегося к нему человека в черном с журналом «Тайм» в одной руке и черным портфелем в другой. Мужчина сел неподалеку, открыл журнал и начал читать.
Прячась за газетой, Хью с любопытством посмотрел на вошедшего. Он обратил внимание, что тот одет с иголочки и что у него спокойный и серьезный взгляд.
В этот момент из громкоговорителей послышалось объявление службы информации аэропорта. Оторвавшись от своего чтива, оба подняли головы.
«Рейс авиакомпании Американ Эрлайнс номер 132 Нью-Йорк-Вашингтон откладывается на неопределенное время…»
Оба посмотрели друг на друга.
— Это невозможно, — пробормотал лейтенант.
— Возможно, почему нет. Мы находимся в состоянии войны, — спокойно прокомментировал человек в черном.
— Мы были в состоянии войны и раньше, но все работало. С такой неразберихой я сталкиваюсь впервые, — нервно сказал Хью.
— Все когда-то бывает впервые, мой друг, — грустно улыбнулся другой.
— Я имею в виду, все это просто невозможно, — снова попробовал объяснить свою мысль заметно взволнованный лейтенант.
— А я имею в виду, что теперь все возможно, — с вежливой улыбкой сказал человек в черном.
— Сегодня вечером я должен вернуться в Вашингтон, — сказал Хью, — у меня важная встреча, я не могу ее пропустить.
— Почему же тогда вы уезжаете? Надо было подумать об обстоятельствах. Мы по-прежнему ведем себя так, как будто ничего не изменилось.
— Я хочу, чтобы так и было.
— Но это не так. Ничто не осталось таким, каким было до падения двух зданий в Нью-Йорке…
— …и в Вашингтоне, — напомнил Хью, имея в виду и свою тайную фобию.
— Вашингтон все тот же. А вот Манхэттен уже нет.
— Да и Вашингтон не тот. По крайней мере, для меня.
— Вы потеряли там кого-то из близких? — посмотрел на него человек в черном.
— Скорее, нашел себя.
— Смешно.
— Неважно. Не обращайте внимания, — безвольно сказал Хью и продолжил чтение.
Теперь человек в черном озадаченно посмотрел на него, очевидно, не понимая, почему Хью так резко оборвал разговор.
— Объясните, как вы могли найти себя в этой трагедии, — сказал он.
— Вы ходите в театр?
— К чему этот вопрос… — сказал человек удивленно.
— Вы слышали о Гамлете, о духе его отца, всю эту историю?
— Кто же ее не слышал. Хотя такие вопросы обычно ожидаешь от кого угодно, но не от людей в военной форме.
— Со мной случилось именно такое.
— Ваш отец погиб в Пентагоне?
— Нет. Произошло обратное. Я спасся. Мой отец давно умер.
Человек, не мигая, смотрел на лейтенанта.
— Мой отец умер от рака поджелудочной железы два с половиной года назад. Он был офицером и закончил карьеру в высоком звании. Что интересно, он был человеком строгих принципов, но с неизменно доброй, застенчивой улыбкой. Он был настоящим солдатом. Я хотел стать таким же. С самого детства я жил по режиму. Потом началась жесткая муштра. Отец брал меня в лагеря и на учения, оставлял на долгие часы без воды или ночью на холоде. Он хотел, чтобы я стал закаленным солдатом.
— И достиг цели? — внезапно прервал его собеседник.
— Не уверен, — после короткой паузы ответил Хью. — Думаю, что и он это понимал. Однажды он даже сказал мне об этом. Он был уже тяжело болен, но на губах у него была все та же улыбка. И вот… Его с почестями похоронили на Арлингтонском кладбище. Я окончил военную академию и сейчас работаю в Пентагоне. Каждый день, по дороге на работу и обратно я проезжаю мимо кладбища. Каждый день я проезжаю мимо своего отца. Недавно мне приснился сон. Отец стоял где-то далеко, улыбаясь мне своей доброй и нежной улыбкой. На следующий день я пошел на его могилу. И опоздал на работу. Я думал, что у меня будут проблемы, но мне повезло. Представьте, это было 11 сентября. Угнанный самолет врезался в ту часть здания, где находится мой офис. Вы верите, что меня спас мой покойный отец?
— Верю, — сказал после небольшой паузы человек.
— Да? Вы первый, кому я об этом рассказал… Знаете, на работе, хотя никто из коллег не сказал мне это открыто, считают, что я проспал. Порой у меня такое впечатление, что меня скорее обвиняют за то, что я остался жив, чем радуются этому обстоятельству.
— Я верю вам. Я знаю другую необычную историю. О двух женщинах. Хотите услышать?
Хью едва заметно кивнул и внимательно посмотрел на собеседника в ожидании рассказа.
— Их звали Роуз и Пэм, — сказал он. — Они были лучшими подругами. В этот день Пэм планировала вместе с Роуз и ее пятилетней дочкой поехать путешествовать из Бостона в Калифорнию. Не знаю, почему, но, как бы то ни было, Памела поменяла рейс.
— Слава Богу. Это их спасло, не так ли? — сказал Хью с облегчением.
— Дослушайте… — сказал мужчина, и Хью впервые заметил его раздраженный взгляд. — На борт поднялись Роуз и малышка. Пэм была моей женой. Дочка ее подруги хотела посмотреть Диснейленд: Памела решила полететь с ними. В то время я был в Нью-Йорке… Но Пэм, вероятно, опоздала и пропустила этот самолет.
— Ну, и отлично… — сказал лейтенант, ожидая продолжения и снимая маску безразличия.
— И вот, Роуз с девочкой села на этот самолет. На самолет, который врезался в первую башню. А за полчаса до этого там был я. Как видите, мне удалось спастись. Не правда ли, ужасно?
— Совершенно верно. Что же случилось с вашей женой, с Памелой, если не ошибаюсь? Она-то жива?
— Памела села на следующий рейс. Это был самолет, который влетел в другое здание. Потом обнаружили некоторые предметы, принадлежавшие ей. Они здесь, в этом портфеле… Я не знаю, что делать с ними. Я не знаю, что делать с собой. Летаю из Бостона в Вашингтон и Нью-Йорк, потом обратно. Ношу с собой этот портфель, не открываю его, что-то ищу. То, чего у меня больше никогда не будет. Когда я покупаю билет, мне хочется купить билет до самой далекой страны мира. Хочется уехать куда-нибудь далеко, где у меня нет ни одного знакомого, где не будет ничего, что напоминало бы мне обо всем этом…
У него перехватило дыхание, он не мог продолжать. Некогда спокойный и уверенный взгляд Ника теперь излучал растерянность.
— Невероятно, — тихо прокомментировал Хью.
— Вот и вы первым узнали мою историю, — взял себя в руки Никлас. — Она слишком невероятна, чтобы ее можно было рассказывать.
— Знаете, я был в Боснии. Я думал, что самые ужасные вещи происходили там. Со своим подразделением я прибыл туда в самом конце войны, и мы постоянно натыкались на ее страшные последствия. Раны людей еще не были залечены. В ушах еще грохотали взрывы, гремели пулеметные очереди. Перед глазами стояли жуткие сцены, когда соседи убивали друг друга. Там применяли пытки, как в диких племенах… людям отрезали пальцы, нанизывали их на бечевку, чтобы сделать ожерелья… там противоборствующие стороны массово убивали людей… там предавали, грабили и насиловали, рожали детей, зачатых от вражеских солдат… там сжигали деревни, мстили, вырезая всех поголовно, устраивали концлагеря… Теперь я думаю, что самое ужасное случилось с нами.
— Ужасно и одно, и другое, — задумчиво сказал Никлас.
— Но все это просто невозможно! — возмутился Хью.
— Наоборот. Я сказал вам, я думаю, что теперь возможно все.
Совершенно неожиданно в зал вошел человек в черном рединготе, таком же галстуке бабочкой и рубашке с отложным воротничком. Это был Константин Миладинов, одетый по моде девятнадцатого века. Он казался ненастоящим, но, тем не менее, он подошел к собеседникам и, остановившись на некотором расстоянии, обратился к ним на иностранном языке.
— Извините, не подскажете, как доехать до Константинополя?
— Constantinopolis? Do you speak English?[89] — ответил ему лейтенант Хью Дабл-ю Эльсинор на языке, которым он прекрасно обходился в Боснии.
