Мор. (Роман о воровской жизни, резне и Воровском законе) - Леви Ахто (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
Худой и жилистый Скиталец потянул его за собой. Когда на обратном пути Скиталец выталкивался назад и поравнялся с Герой, тот ему крикнул:
– Я потом тебя разыщу, ладно?
Потом они встретились недалеко от санчасти. Гера, увидев Скита, повел себя, как собака при виде собственного хозяина, заглядывал любовно в глаза, хватал Скита за руку. Скит с трудом выдернул свою руку из его горячих цепких ладоней.
– Ты меня избегаешь? – спросил Гера хриплым голосом, изучающе заглядывая в глаза, виновато улыбаясь, – не хочешь, чтобы я к тебе ходил?
Скитальцу было все равно, существует этот Герман или нет. Что значит «ходил»? Какой идиотский вопрос. Оказывается, Герман часто его посещал, но не заставал. Герман рассказал, что ходил на повал, что он сучкоруб в бригаде Партсъезда (кличка бугра, то есть бригадира). У Геры первая категория, несмотря на его физическую неразвитость. Сучкоруб звучит легко, но сучочки бывают толщиной в человеческую ногу – попробуй, руби их, за день любой здоровяк выдохнется, хотя это считается легкой работой.
– Устаю очень, – вздохнул Гера.
– Чем я-то могу помочь тебе? Что ко мне пристал? – неожиданно грубо даже для себя отреагировал Скит.
– Ничем, – вздохнул Гера горестно, – просто мне надо с кем-то дружить. На работе устаю очень… Я же тебе ничего не сделаю, чего ты боишься?
Конец фразы, обернувшийся вопросом, озадачил Скита, хотя ничего странного в нем как будто и не содержалось. Но? «Чего ты боишься?», «ничего не сделаю»… мелькнуло мгновенное воспоминание из жизни Рощи, когда его манила к себе одна подвыпившая торговка: «Иди, дурачок, я же тебе ничего не сделаю, чего ты боишься?» Скит заглянул в глаза Гере и встретился с его вкрадчиво-покорным, словно немного виноватым взглядом и догадался: Гера ему признался, можно сказать, в любви.
– Давно это… у тебя? – Скит даже не знал, как спросить, старался подчеркнуть свое как бы сочувствие.
– С тринадцати, – ответил Гера с готовностью. Он словно обрадовался, что его, наконец, поняли, что может держаться уже более откровенно.
– Еще на воле? – удивился Скит.
– В тюрьме ни разу не было, – ответил Гера.
– Но почему? – Скиталец искренне не мог себе такое объяснить. Он понимал: Гера не козел… Не за кусок хлеба продается, не проигрался. Что же с ним?
– Мне уже в детстве мама говорила, что я у нее и не мальчик, что мне бы девочкой родиться… Я еще и в школу не ходил, я без отца рос… Я матери и поверил.
В детстве Гера мог ориентироваться только на ту информацию, которая доставалась от окружения одиноких женщин. Мама и ее подруги принимали красивых и щедрых мужчин, которым старались нравиться. Так же и он, с первых сознательных дней стал во всем подражать женщинам. Ему это нравилось, он даже надевал мамины платья. Сперва такое подражание было чисто внешнее. Со временем он и думать и относиться к жизни стал, как мама и ее подруги: вникал в их суждения о мужчинах, вместе с ними анализировал недостатки и достоинства мужчин. Так же, как и женщины, ценил за что-то одних, отвергал других. Он стал чувствовать так же, как мама и ее подруги. Мама не отпускала его от себя ни на шаг, держала изолированно от грубого, жестокого остального мира. Он давно уже понимал, на предмет чего обожают женщины мужчин, и сам стал чувствовать потребность в этом предмете. Случайно, в отсутствие мамы, когда ему было уже тринадцать, он сам уговорил одного симпатичного маминого друга попробовать с ним…
– Вот так все и вышло, – рассказал Гера и признался, что в зоне он боится, хотя ему этого и недостает.
– И что же ты хочешь от меня? – спросил Скит замолчавшего Геру.
– Я не навязываюсь, но тебе же не противно со мной общаться? Да? Ты умный, жизнь видел, читал… Меня даже в школу не пускали…
Гере хочется быть женщиной. Разве можно запретить человеку хотеть быть тем или другим? С другой стороны, если Скитальцу захочется быть Наполеоном? Он может им быть, но только в сумасшедшем доме.
– Общайся, – буркнул он. Лично ему это действительно ничем не угрожало. – Но только чтобы в зоне о твоей болезни не знали! – Он имел в виду желание Геры быть женщиной. – Общайся, – повторил он. – Мне все равно, кем ты хочешь быть, меня это не касается, но на меня не рассчитывай.
Скит хотел спросить насчет Самурая с Васькой, когда на тропинке показались двое. Заметив их, Гера торопливо вскочил, сказал «пока» и удалился в сторону кухни. Вася с незнакомым Скитальцу парнем подошли.
– Ну как? – глядя на Скита снизу, Вася недобро улыбался.
– Вроде, этот стоял с тобой? Ну и гусь ты, однако!
Не сказав более ничего, они направились в санчасть.
2
Бугай и кум выжидали. Возможно, они что-то знали о замыслах начальства в управлении. Комендант, этот, с точки зрения воров, плюгавенький плотник, узнал от своих коллег в промзоне (гаражи, столярка, кузница, инструменталка, слесарная), что там заказаны из горбылей сорок с лишним ящиков двухметровой длины и один из дубовых досок письменный стол. Спустя некоторое время, приехал с Решеты киномеханик и привез, наконец, фильм, из-за которого работяги с позволения воров объявили забастовку и три дня не выходили в тайгу: требовали, чтобы показали «Девушку моей мечты» с Марикой Рокк.
Как-то вечером после ужина было объявлено: в столовой состоится развлекательное мероприятие. Ну и набилось народу полная столовая. Тут на сцене с важным видом нарисовался (показался или объявился – жарг.). Боксер и стал толкать речь о том, как бороться с насморком: надо, мол, теплее одеваться. Зеки хохотали. Все это придумал капитан Белокуров, чтобы «галочку» заработать. Боксеру же – слава как специалисту! Зеки же думали, что будут показывать фильм «Девушка моей мечты», его давно обещали.
Боксер объяснял: надо больше находиться на свежем воздухе и следить, чтобы обувь не пропускала воду. Главное, необходимо есть больше свежих фруктов. Всем стало ясно: девушкой их мечты и не пахло. А тут еще вторую неделю кормили пшенкой… Утром пшенка, в обед – пшенная размазня, вечером – пшенная бурда… Закормили… И работяги забастовали. Бугай, конечно, метал икру: горел план. Собственно, он горел и без забастовок: воры сами не работали и других не заставляли, лес фактически не столько «заготавливали», сколько приписывали якобы заготовленную кубатуру. Нормировщики фиксировали ее наличие, но… число было – фактуры нет. И нормировщики, и десятники, и мастера – все подкуплены ворами: сплошная туфта (еще одна дыра, в которую уходят деньги из воровского котла – на подкупы). Так что Бугаю было не сладко. А тут еще забастовка… Он – к ворам: посодействуйте, заставьте. Но воры не вмешивались, к тому же и они были не прочь посмотреть «Девушку моей мечты»… Да, были бы на Девятке суки, мечталось Бугаю, тут не забастуешь, такую девушку покажут – только и останется мечтать… о выздоровлении. Бугаю не понятно, почему нельзя воров просто ликвидировать, как саботажников. Зато ему понятно, что нет таких инстанций, которые могли бы что-нибудь санкционировать без разрешения. Каждый разрешающий должен же получить разрешение высшего разрешающего.
Когда в зону проникли слухи о возможном прибытии сук, воровская жизнь оживилась как-то особенно: воры собирались, о чем-то совещались и, что бросалось в глаза даже мало вникающему в «партийную» жизнь, стали заводить дипломатические отношения со «зверями». Зверями воры называли кавказцев. Они не делали разницы в их национальности – все кавказцы без исключения были для них «звери». В истории лагерей известны кровавые стычки между зверями и ворами, ибо звери, которые ни к каким из уголовных мастей не относились, ворам дань не платили и вообще не считались с ними. В зонах кавказцы – грузины, чеченцы, осетины, азербайджанцы, армяне, но больше всего чеченцы – жили сплоченно, в отдельных бараках, обособленно работали в тайге. Среди них не было отказчиков и козлов, и лагерному обывателю было непонятно, почему они – звери. Многие из них, как подметили воры, задницу газетой «Правда», да и вообще никакой бумагой, не вытирали, а носили с собой бутылку с водой и подмывались (козлы же никогда не подмывались ни до, ни после)… Так, может, из-за этого? Разбираться в этом долго. И без того ясно, что воры насчет зверей всегда были начеку, особенно когда на горизонте маячила какая-нибудь опасность. И теперь воры стали подчеркнуто уважительно обращаться с ними. Даже подкинули Мамеду, вожаку зверей, по-дружески килограмма два сала. Наверное, учли, что звери сало не едят по религиозным соображениям, считая свинью близким родственником человека. А жрать родственника, оказывается, не полагается.
