Орден желтого флага - Пелевин Виктор Олегович (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗

— Отнюдь не первый случай в истории, — ответил Ангел. — Чуть ли не четверть жителей Центральной Азии — прямые потомки Чингисхана. Это связано со сластолюбием древнего властителя — и с широкими возможностями по его удовлетворению, которое давала административно-кочевая деятельность. На войне и в любви Чингисхан мыслил табунами, и в последнем отношении Киж оказался весьма на него похож.

— С Чингисханом понятно, — сказал я. — Но откуда такие возможности появились у Кижа? Он же вроде не был завоевателем.

— Не был, — согласился Ангел. — Но Павел дал ему в Петербурге еще одно ручательство, которое оказалось несколько легкомысленным. Он обещал, что Кижу будут принадлежать красивейшие женщины нового мира. Прельстил его, так сказать, обещанием гурий… Павел говорил метафорически. А Киж понял все буквально — и, когда Павел вернул его к жизни в Идиллиуме, в первую очередь напомнил именно об этом.

— И чем кончилось? — спросил я.

— Кончилось? С этого все только началось. Павел был воспитан в традициях романтического рыцарства и не мог взять назад свое слово — особенно данное человеку, согласившемуся за него умереть. Для Павла настали тяжелые дни. Ему приходилось постоянно заводить интрижки с фрейлинами и красавицами. Те, конечно, не могли устоять перед чарами великого алхимика. А цветы наслаждения срывал за него Киж — поскольку их сходство было абсолютным.

— Как Павел согласился на такое?

Ангел засмеялся.

— Павла мало интересовали телесные радости. А ходившая о нем куртуазная слава весьма устраивала его в качестве одной из масок, которые он так любил. Легенда о Галантном Алхимике, все эти «пятьсот любовниц Павла Великого» и прочие мифы берут свое происхождение именно здесь. Киж оказался не только любвеобилен, но и плодовит. Многочисленные «бастарды Павла Великого» получали фамилию «де Киже». Но это было не уловкой, обычной в таких случаях, а прямым указанием на подлинное отцовство.

— Значит, я на самом деле все-таки потомок этого Кижа?

— Повторяю, правильнее считать, что ты потомок Павла, — сказал Ангел. — Киж был его точной физической копией, сохранившей даже его недуги. А личность Кижа не имеет к тебе никакого отношения. Создание Кижа — важнейшее событие в жизни Павла, Алекс. По сути, именно этот алхимический акт мы и воспроизводим в ритуале Saint Rapport. Это был акт подлинного творения. Опыт Павла оказался не просто успешен, а чересчур успешен.

— Что значит — «чересчур успешен»?

— Знаешь, есть такая пословица — «первый блин комом». Ком — это шар. То есть нечто такое, из чего можно нарезать много-много блинов. Смысл выражения в том, что в первый опыт часто вкладывают излишне много сил, и результат оказывается, как бы сказать… Чрезмерным.

— В каком смысле?

— В том, что, несмотря на воскрешение Кижа в Идиллиуме, первоначальному Кижу так и не удалось до конца умереть в Петербурге.

— Как это?

— Он вышел у Павла слишком живучим. Практически бессмертным. Его физическое тело было очень трудно убить. А тонкие оболочки — те, что называют эфирным и астральным двойником — оказались настолько прочными, что ни одна сила на Ветхой Земле не могла их разрушить.

— Но его все же убили?

— В некотором смысле да, — сказал Ангел. — А в некотором — нет. То, что я скажу тебе сейчас, — одна из самых тщательно охраняемых тайн дома Романовых-Гольштейн-Готторп-Гогенцоллернов. Понадобилось сто семьдесят два удара табакеркой в висок, чтобы Киж только потерял сознание и прекратил сквернословить. Его тело расчленили, но сердце продолжало биться еще трое суток… С физическим телом заговорщикам удалось кое-как справиться, растворив его в кислоте, но тонкая оболочка Кижа оказалась неубиваемой. Нерастворимой, так сказать, в мировом эфире. Мало того, она как бы прикипела к месту убийства, оказавшись привязанной к спальне Павла своего рода энергетическим поводком. И призрак Кижа действительно бродит до сих пор по коридорам Инженерного замка.

— То есть призрак, о котором говорил Алексей Николаевич — это Киж?

— Конечно. Как ты думаешь, почему несуеверные Романовы покинули дворец, построенный с такими затратами? Почему они отдали его под училище и стали обдирать с него серебро и мрамор?

— Не знаю, — ответил я. — Наверно, из-за цареубийства.

— Цареубийство в Ветхой России всегда было нормой. Призраками царскую семью не удивить. Но если со своим бесплотным родственником Романовы еще смогли бы сожительствовать, зажигая ему в дворцовой церкви свечки и лампадки, то Киж по своим проявлениям больше напоминал демона, чем мирное привидение. Он…

Ангел запнулся, словно не решался продолжить.

— Что он?

— Он был создан из такого переизбытка Флюида, что мог даже приобретать физическую телесность. Делать то же самое, что ты сделал с рукой во время опыта в парафиновой ванне. Киж мог на короткий срок оплотняться всем телом. Или материализовать небольшую свою часть — но уже надолго. Если ты вспомнишь, что у Кижа было больше пятисот любовниц, ты без труда догадаешься, с какой именно частью своего тела он это проделывал. А у Романовых были дети. Дочери. Понимаешь?

— Что же он за монстр? — недоверчиво прошептал я.

— Он не монстр, — ответил Ангел. — Просто дитя своего времени. Павел создал его главным образом из Флюида, выделенного гвардейским полком — на площади в то время были одни унтера. Киж и не мог получиться другим. В этом нет его вины. Теперь понимаешь?

Я отрицательно покачал головой.

— Павел, как и обещал, оживил Кижа в Идиллиуме, — продолжал Ангел, — но новое бытие бедняги оказалась неустойчивым и зыбким, потому что его незримая неубиваемая основа осталась в Петербурге. Киж успел наплодить здесь потомства, но после смерти новой физической оболочки дух его обрушился назад — в ту самую спальню, где он был убит.

— Хорошо, — сказал я. — Это очень интересно. Но все равно ничего не сходится.

— Что не сходится?

— Пускай Киж прикован к месту своей смерти в Михайловском замке на Ветхой Земле. Но ведь там был не Киж. И руку в парафин опускал не Киж, а я!

Ангел улыбнулся.

— Алекс, — сказал он, — вспомни, кто ты. Твое имя — Алексис де Киже. Другими словами, ты тот самый поток Флюида, из которого Павел когда-то создал своего первого гомункула. Но отделить этот поток от самого Павла невозможно, поэтому ты потомок не столько Кижа, сколько Павла. Он — исток реки, а ты — ее устье. Эфирное тело Кижа, прикованное к Инженерному замку, — тоже часть потока. Если угодно, река в ее среднем течении. Таков корень, откуда растешь ты и весь ваш род.

— Спасибо.

— Из-за этого твое сознание может соскальзывать в неуничтожимую оболочку Кижа и одушевлять ее. То же самое способны делать все другие Смотрители из рода де Киже. Поэтому, хоть они мало походят друг на друга, в парафине всегда отпечатывается одна и та же рука. Рука изначального Кижа. Она же рука Павла, потому что внешне они были неотличимы. Это, если угодно, ваш родовой аттракцион. Нечто, придающее вашей фамилии поистине царское величие.

Некоторое время мы молчали — и я с наслаждением следил за тем, как последние осколки ледяного ужаса, совсем недавно заполнявшего мою грудь, тают от эха этих слов.

— Теперь ты успокоился? — спросил Ангел.

Я кивнул.

— Почему, спрашивается, нельзя было меня предупредить?

— Потому, — ответил Ангел серьезно, — что это не помогло бы. Видишь ли, нет никакой возможности доказать, что мой рассказ — не посмертная хитрость призрачного Павла, прячущего от себя страшную правду.

У меня екнуло в груди.

— Черт, — простонал я. — А вот это зачем надо было мне сейчас говорить?

Ангел захохотал. В этот раз он смеялся долго, очень долго — и мне показалось, что он разрастается надо мной в огромную электрическую тучу, откуда вот-вот ударит молния. Но все кончилось иначе — небесный хохот словно бы истощил его, и часовня вернулась к своему прежнему виду. Ангел сжался до размеров своей статуи — и я понял, что наш разговор обессилил его.