Лавка чудес - Амаду Жоржи (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗

Он написал много книжек о фольклоре, то есть таких, где рассказываются истории про зверюшек и про людей, только детям их читать нельзя. Это серьезные книги, очень важные, их читают учение профессора.

Педро Аршанжо много путешествовал, побывал в Европе и Соединенных Штатах, по-моему, путешествия – это самое лучшее, что есть на свете. В Европе он познакомился с прекрасной скандинавкой, женился и счастливо прожил с ней всю жизнь.

В Соединенных Штатах он читал лекции в Колумбийском университете, в Нью-Йорке, а это самый большой город в мире, и вел занятия на английском языке. В числе его учеников был американский ученый Левенсон, который столькому у него научился, что потом получил Нобелевскую премию, самую большую премию; кто ее получил, входит прямо в историю.

Умер Педро Аршанжо в 1943 году очень-очень стареньким, и его похороны были как шествие в святой праздник, на них присутствовали губернатор, префект и профессора университета.

Педро Аршанжо учит нас своим примером, что бедный мальчик, если старается учиться как следует, может попасть в высшее общество, преподавать в университете, зарабатывать много денег, путешествовать, сколько захочет, и стать гордостью Бразилии. Надо только иметь силу воли и слушаться учительницу. Сейчас вы будете писать о том, что узнали о Педро Аршанжо, но сначала давайте крикнем вместе с Веселым Крокодилом, который будет выплачивать стипендии: «Да здравствует бессмертный Педро Аршанжо!»

Педро Аршанжо был очень бедный сиротка который сбежал в моряки вместе с одной иностранкой совсем как мой дядя Зука и поехал в Соединенные Штаты потому что там много денег хватит на осла только он сказал я же бразилец и вернулся в Баию рассказывать истории про зверей и людей и такой был ученый что учил не ребят, а только докторов и учителей и когда умер то стал гордостью Бразилии и получил в премию от газеты пять бутылок водки. Да здравствует Педро Аршанжо и Веселый Крокодил!

О гражданской борьбе Педро Аршанжо Ожуобы и о том, как народ захватил площадь

– Лучше всех у нас говорит по-французски Нестор Соуза, совсем без акцента, – заявил профессор Аристидес де Кайрес, восхваляя декана юридического факультета, выдающегося юриста, члена международных организаций. Он повторил, словно смакуя: – Нестор Соуза – светлая голова!

– У Нестора, безусловно, очень хорошее произношение. Но в оборотах речи едва ли сравнится он с Зиньо де Карвальо. Для Зиньо нет секретов во французском. Он знает наизусть не одну страницу из «Гения христианства» Шатобриана, много стихотворений Виктора Гюго, целые сцены из «Сирано де Бержерака» Ростана. – Профессор Фонсека произносил на французский лад «Виктор Юго», чтобы показать свою собственную компетентность. – Вы слышали, как он читает стихи?

– Да, конечно, и я присоединяюсь к вашим похвалам. Но все же спрашиваю: может ли Зиньо сымпровизировать речь на французском, как Нестор Соуза? Вы помните, коллеги, прошлогодний банкет в честь мэтра Дэ, парижского адвоката? Нестор экспромтом произнес приветственное слово по-французски! Потрясающе! Слушая его, я почувствовал гордость оттого, что мы земляки.

– Экспромтом? Как бы не так, – ехидно заметил тощий и желчный приват-доцент Исайас Луна, снискавший популярность среди студентов как раз благодаря тому, что хулил общепризнанные авторитеты да еще был либерален на экзаменах. – Насколько мне известно, он свои лекции заучивает наизусть, а мимику отрабатывает перед зеркалом.

– Помилуйте, зачем же повторять злые сплетни завистников?

– Да все это говорят, это голос народа. Vox populi, vox Dei [70].

– Зиньо… – снова вступился за своего кандидата профессор Фонсека.

Поболтать в преподавательской в перерыве между занятиями собирались все, кто читал лекции на медицинском факультете; это были люди один другого знаменитее и высокомернее, и каждый ревниво оберегал свою исключительность. Потягивая горячий кофе, который приносили педели, они отдыхали от занятий и от студентов за беседой на любую тему, какая подвернется, начиная с научных проблем и кончая сплетнями друг о друге. А порой тряслись от смеха, выслушав рассказанный вполголоса анекдот. «У нас на факультете что-нибудь стоящее услышишь только в преподавательской», – утверждал профессор Аристидес Кайрес, задавший тему разговора в то утро: кто лучше владеет французским языком.

Французский язык необходим для всякого, кто хотел бы претендовать на интеллигентность, обязательный атрибут высшего образования. В те времена не были переведены на португальский основные пособия, без которых невозможно усвоить учебную программу любого факультета. Библиография, предлагаемая студентам, была у подавляющего большинства преподавателей французской, некоторые знали еще и английский, а немецким не владел почти никто. Правильное французское – без ошибок и без акцента – произношение давно уже считалось престижным и вызывало тщеславную гордость.

Стали перебирать других знатоков: Бернара, преподавателя Политехнической школы, у которого отец был француз, а сам он получил образование в Гренобле; журналиста Энрике Дамазио, много раз ездившего в Европу и прошедшего полный курс в парижских кабаре, – «этот – нет, ну что вы, у него будуарный лексикон»; художника Флоренсио Валенсу, который двенадцать лет вел жизнь богемы в Латинском квартале; падре Кабрала из иезуитского коллежа – «этот тоже не в счет, мы имели в виду бразильцев, а он португалец». Кто же правильнее всех говорит, у кого лучше произношение? У кого самый шикарный парижский выговор с грассирующим «р» и безупречными носовыми.

– Перечислив стольких, коллеги, вы забыли, что и у нас на факультете есть три-четыре светила по этой части, – укорил собеседников профессор Айрес.

Все с облегчением вздохнули: становилось неловко слушать похвалы чужим, в то время как о своих факультетских звездах – ни слова. Ведь в те времена в Баии не было титула почетнее, чем звание профессора медицинского факультета. Оно несло с собой не только пожизненное заведование кафедрой, солидный оклад, признание и уважение, но также обеспечивало доходную практику, богатых пациентов. Люди приезжали даже из сертана, из самого захолустья, прочтя в газетном объявлении: «Профессор, доктор имярек, заведующий кафедрой медицинского факультета Баиянского университета, стажировавшийся в клиниках Парижа». Звание это, подобно магическому заклинанию, открывало широкие возможности в самых различных областях деятельности, как-то: литература, политика, землевладение и скотоводство. Профессора становились членами различных академий, избирались депутатами законодательных органов штата или всей страны, покупали фазенды, тысячи голов скота, целые латифундии.

Конкурс на замещение вакантной должности заведующего кафедрой являлся событием национального масштаба: врачи Рио-де-Жанейро и Сан-Пауло спешили составить конкуренцию баиянцам, оспаривая у них должность и связанные с ней привилегии. Публика валом валила на диспуты, на защиту диссертаций, на открытые лекции соискателей, внимательно слушала вопросы и ответы, шумно откликалась на остроумные фразы или грубые выпады. Мнения расходились, решение жюри вызывало споры и протесты, были случаи, когда противной стороне угрожали физической расправой и даже смертью. При таких обстоятельствах как можно было, перечисляя знатоков французского языка, забыть об аристократии медицинского факультета! Нелепость, скандал!

Особенно неловко было потому, что в преподавательской сидел и слушал коллег – несомненно, в молчаливом ожидании – профессор Нило Арголо, корифей, полиглот, «чудо о семи языках». Он не только мог произнести речь или вести беседу, но и писал на французском статьи, резюме. Недавно он послал на Брюссельский конгресс важный труд: «Паранойя [71] у негров и метисов».