Пейзаж, нарисованный чаем - Павич Милорад (читать хорошую книгу txt) 📗
Как— то раз журналисты спросили его, как он может жить, имея на своей совести столько убитых и изуродованных людей, как он вообще может спокойно спать. Афанасий им коротко ответил:
— Надо просто привыкнуть к себе. Когда привыкнешь, уже гораздо легче.
Тогда я впервые в жизни подумала, что он меня, быть может, и не осрамит. И решила его попытать тем давнишним валетом, что был когда-то спрятан в рукаве. И говорю ему:
— Ну, дорогой Афанасий, теперь вам не хватает только одной буковки в начале имени (той, что с краешку), чтобы стать настоящим мужчиной.
А он ответил так, как будто заранее знал, что я это скажу:
— Помнишь, мама, как мы с тобой Витачу в карты разыграли?
— Конечно, — говорю.
— Я еще тогда стал мужчиной.
— Мужчиной? Зрелым человеком?! — спрашиваю я с изумлением. Мы сидели в доме Афанасия в Лос-Анджелесе, куда он перевез из Белграда свои любимые вещи. Среди них на почетном месте был миртовый венок моей бабушки, в котором она венчалась. Содержался он в красивой рамке, под стеклом. Я переслала сыну и тот шкафчик, о который он когда-то раскровянил палец. Теперь я подошла к этому бюро, достала из ящика свою старую сумочку, а из нее — того самого валета.
— Если бы вы тогда были зрелым мужчиной, вы бы догадались, что проиграли Витачу не в покер, а благодаря своей глупости. Вы не заметили, что у меня в рукаве был спрятан пятый валет, которого я по сей день берегу. С его помощью я выиграла.
Тогда он достал свой бумажник и открыл то место, где обычно хранятся фотографии, и показал мне нечто, от чего у меня аж все седые волосы штопором завились и кровь в жилах застыла. В прозрачной рамке с одной стороны была фотография Витачи, а с другой — трефовая двойка. Та самая, которой не хватало в колоде, когда мы с сыном разыгрывали Витачу Милут. У него явно были все двойки, все четыре, и он бы выиграл и партию, и Витачу, если бы он, заметив, что у меня три валета и что я рискую проиграть, не спрятал свою двойку в карман. Поэтому он и проиграл уже выигранную партию и вместе с нею Витачу. Теперь он носил эту двойку треф в бумажнике вместо моей фотографии.
Взглянула я на сыночка, а у него голубой волосатый язык и два галстука на шее — один как бы каштановый, а другой лимонного цвета. И вообще я не могла понять, кто это передо мной сидит. Это уже не был тот нескладный парень, что, как говорится, моментально мерзнет, да не скоро укрыться догадывается.
Тогда я его впервые испугалась. И сказала:
— Знаете, сын мой, когда с вами побеседуешь, потом чувствуешь потребность хорошенько умыться.
По вертикали 1. СОСТАВИТЕЛИ ЭТОГО АЛЬБОМА
Критики похожи на студентов-медиков: они всегда считают, что писатель страдает той самой болезнью, которую они в данное время изучают. Писатель же всегда болеет одной болезнью: болезнью крестословицы. Скрещивать слова. Умножать их на два. Что такое, по сути дела, книга, как не собрание хорошо скрещенных слов? Существует, однако, и читатель, болеющий той же болезнью. Страстью к кроссвордам. Такой читатель, безусловно, уже приметил, что в этой книге есть четыре раздела под названием «По горизонтали»и что каждая из глав внутри этих разделов носит название «По вертикали». Это ему сразу напомнит кроссворд, и совершенно правильно. Ибо этот роман можно читать так, как заполняют клеточки кроссворда. Немножко по горизонтали, немножко по вертикали, то имя, то фамилия…
Возможно, потребителю данного Альбома все это покажется неподходящим и неуместным. Почему сборник текстов, посвященный знаменитости делового мира, «господину два процента», как по праву именуют архитектора Разина, строится столь несоответственным образом? В виде кроссворда? Ответ гласит: форма книги продиктована именно уважением к нашему благодетелю и другу юности, архитектору Разину. Сам он питал давнюю любовь к кроссвордам. Причем он их не только решал, но и коллекционировал. Его записные книжки полны кроссвордов, вырезанных из самых разных американских, европейских и югославских газет и журналов. Повод для вырезывания всегда был один и тот же: пресс-служба его фирмы посылала ему все кроссворды, содержащие расшифровку псевдонима или имени Витачи Милут, по мужу Разин, а также названия его треста «АВС Engineering Pharmaceuticals», пли же кроссворды, где разгадчик должен внести первые буквы имени владельца известной фирмы, которые, разумеется, должны гласить А(фанасий) Ф(едорович) Р(азин). А вообще, всю жизнь архитектора Разина можно истолковать как один огромный кроссворд.
— Кроссворд! Не бог весть какое изобретение, — скажете вы. Разумеется, это так. Но для начала и этого довольно. Пока не привыкнете. Надо иметь в виду, что писатель все равно что портной. Как портной, выкраивая костюм, стремится скрыть изъяны фигуры своего заказчика, так и писатель, кроя книгу, должен прикрывать недостатки своего читателя. А недостатки эти, как при шитье любого костюма, могут быть и в объеме, и в росте.
Читатель, который выберет старый способ чтения, улицу с односторонним движением, читатель, предпочитающий скользить к смерти кратчайшим путем и без малейшего сопротивления, то есть читать , а не по вертикали, — этот читатель удивится, заметив, что главы Памятного Альбома пронумерованы не подряд. И по праву упрекнет нас в излишней поэтической вольности. Почему это нумерация глав скачет через пень-колоду, а не идет так, как во всех кроссвордах и во всех любовных романах, сколько их есть на свете? Ответ снова прост. Да потому, что не все любят читать подряд. А некоторые даже и не пишут подряд. Как мы все знаем, кроссворды заполняются карандашом, лиловыми чернилами, фломастером, обмокнутым в слезы или в поцелуй, шпилькой или вилкой. Все равно чем. Но не все равно, кто его заполняет. Ибо существуют по крайней мере две разновидности любителей кроссвордов, подобно тому как на Святой горе есть две разновидности монахов — идиоритмики (одиночки) и кенобиты (общинники). Существуют те, кто в кроссворде любит и вылавливает отдельные слова, и те, кто в них предпочитает и вылавливает только красивые скрещения слов. Одни тратят время, на которое много времени не нужно, а Другие — время, на которое нужно Время. Те, кто все решает с наскока, и те, кто все решает по порядку. Потому эта книга так и сделана. Для первых заранее устроен беспорядок, так что им самим нет нужды его создавать, а для вторых расставлены цифры, вот пусть сами в них порядок и вносят.
Но, скажете вы, ведь первобытный человек, подобно животному, пропускал через свою голову одновременно сотни мыслей и чувств, и только современный человек отделил мысль от мысли, предпочел одно чувство бесконечному множеству других чувств непрерывно набегающих на него из мира; он дал этим чувствам порядковые номера и научился различать первые от последних. Зачем же теперь возвращаться назад? Зачем вводить какие-то новые способы чтения книг вместо одного-единственного, который, как жизнь, ведет нас от начала к концу, от рождения к смерти? Ответ прост: затем, что любой новый способ чтения книги, идущий наперекор течению времени, которое влечет нас к смерти, есть бесплодная, но достойная попытка человека воспротивиться своей неумолимой судьбе если не в реальности, то хотя бы в литературе. День сегодняшний подобен огороду — в нем растет все: и растения, которые охотно едят современники, и другие, которые, если не засохнут, станут прекрасной пищей для завтрашних людей, сыновей и внуков ныне живущих, и третьи, предназначенные для каких-то далеких поколений, которые прополют наш сад, выдернут с корнем все, что мы любим, и будут в нем искать свои волшебные цветы и травки, свой ароматный иссоп или разрыв-траву, не особенно заботясь о чувствах садовника. Мы это знаем. К чему тогда читателю становиться чем-то вроде полицейского инспектора, зачем ему все время идти точно по следу своего предшественника? Почему ему не позволить себе время от времени вильнуть в сторону? Не говоря уже о героях и героинях этой книги! Возможно, им тоже иногда хочется показаться не анфас, а в профиль, с другой стороны, потянуться рукой в сторону. Уж конечно, им надоело разглядывать читателей подряд, подобно гусиной стае, тянущейся на юг, или ряду скакунов в конском забеге. А может, герои книги захотели выделить кого-либо из серой вереницы читателей? Что если они иногда ставят на кого-то из нас и бьются об заклад? Что мы об этом знаем?
