Солнце на стене - Козлов Вильям Федорович (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
— Здравствуй, Оля…
— Откуда ты, Синдбад-путешественник?
— Искал Белый город.
— И конечно, нашел?
— Люди всегда что-то находят и что-то теряют…
— Ты стал пессимистом!
— На кладбище трудно быть оптимистом… Что ты тут делаешь?
— Мне нравится… Ну, рассказывай про свой Белый город.
Я бы с удовольствием послушал ее. Я так давно не слышал ее голоса… Но она молча смотрела на меня, ждала.
И я стал рассказывать про наш поход в Белые горы. Мы все-таки обнаружили в пещерах следы древних людей. Нашли несколько любопытных рисунков на стенах и потолках. Откопали обработанную малахитовую плиту. И в других пещерах нашли несколько таких же плит.
В другом месте, на равнине, мы наткнулись на огромного идола, напоминающего каменных баб тюркского происхождения. Какие народы поклонялись ему?
Оля пристально смотрела на черный обелиск. Когда я замолчал, она сказала:
— Белые горы… Это, наверно, очень красиво? А Черные горы бывают?
— Я не видел.
— Это черное надгробие… Оно ведь из камня высечено? Знаешь, кто здесь похоронен? — И произнесла на память: — «Здесь покоится прах благородного супруга и отца Никиты Авдеевича Конюхова, почившего третьего дня марта месяца одна тысяча семьсот восемьдесят пятого года на шестидесятом году от рождения. Спи спокойно, наш супруг и отец. Мы тебя будем помнить вечно…»
Она встала и, взяв меня за руку, подвела к другой могиле. Тяжелое мраморное надгробие. Надпись гласит, что здесь похоронен поручик егерского полка Максимилиан Синеоков. Пал на поле брани в 1914 году.
— Поручика очень любила одна девушка-гимназистка… Она с трудом пережила его смерть и дала клятву никогда не выходить замуж. И эту клятву сдержала… Видишь — свежие цветы. Это она приносит их сюда. Она давным-давно старушка, но все любит бедного поручика… Андрей, какой сильной должна быть любовь, чтобы за полвека не изгладилась из памяти? Я несколько раз видела эту старушку. Высокая такая, с благородным лицом. Наверное, когда-то была красавицей…
— Это она тебе про поручика рассказала?
— Однажды на кладбище меня захватила гроза… Я спряталась вон под тем вязом и слышала, как стали шептаться могилы. Они принялись рассказывать свои печальные истории… Вот тогда я и узнала про любовь девушки-гимназистки к поручику Синеокову.
— Выдумщица ты, — сказал я. — Но я все равно тебе верю.
— А вон видишь? Памятник с ангелами? Там похоронен государственный советник. Он умер в нашем городе от чумы в тысяча восемьсот семьдесят первом году. Он приехал сюда из Петербурга по государственному делу и умер… А родственники побоялись везти тело домой и похоронили советника здесь.
Мы бродим по кладбищу. По длинной тени от белой церкви понятно, что уже вечереет. В буйной зелени чернеют и белеют мраморные кресты и изваяния. Ржавые причудливого рисунка ограды оберегают могилы от полного забвения. Кусок железной решетки намертво впился зубьями в толстый древесный ствол. Это дерево было молодое, когда умер человек. Оно вздымалось ввысь, росло вширь и наконец вобрало в себя кусок ограды.
— Зачем кресты? Надгробия? — сказала Оля. — Почему на могилы не сажать деревья? Человеческий прах вновь получил бы жизнь в дереве… А чтобы люди узнавали могилы, к деревьям прикрепляли бы плиты. Я бы хотела, когда умру, чтобы на мою могилу посадили сосну…
На кладбище как-то не думается о суетных житейских делах. Здесь течение мысли возвышенное и торжественное. Чего стоят по сравнению с вечностью все наши печали?
Оля с любопытством посмотрела на меня, но ничего не сказала. И тогда я спросил:
— Не узнаешь, что ли?
— Ты действительно какой-то другой… Искал свой Белый город. Загорелый, худой. Наверное, это очень интересно — бродить по горам-лесам, спать у костра, ловить рыбу… Вот такой ты мне очень нравишься… — Она на миг прижалась лицом к моему плечу и рассмеялась: — Так и есть! Ты пахнешь дымом костра, лесом и солнцем… Помнишь, я говорила, что ты не романтик? Ты — романтик, только какой-то не такой… Будничный, что ли?
— А бывают и праздничные романтики? — спросил я.
— Все равно ты мне нравишься, — сказала она.
Мы вышли за кладбищенские ворота. После зеленого сумрака и тишины послышались знакомые звуки: шум автобуса, разговор двух женщин у колонки, собачий лай.
— Помнишь тот вечер? — спросил я. Почему-то там, на Урале, я часто вспоминал белый парк и синие качели, взлетающие в клубящееся небо.
— Вечер, снег, парк… — сказала она. — И речка, в которую медленно опускаются белобородые гномы. На парашютах.
— Пойдем в парк?
Широкая красива ночью. В черную воду опрокинулись фонари, желтые облака, подсвеченные луной, плывут по течению, раздаются негромкие всплески невидимых весел. Пышные кусты на берегу ворочаются, будто в них забрался огромный зверь и устраивается на ночлег. От воды поднимается сизый туман. Он повис над рекой, как папиросный дым.
Мы сидели на берегу и отмахивались от комаров. Они зудели над головой, впивались в ноги. Я снял пиджак и укрыл ее колени. Она улыбнулась и ничего не сказала. Мне хорошо рядом с ней, но что-то стоит между нами, и настоящего разговора не получается. Между нами стоит он… Как бы между прочим Оля сказала, что он куда-то уехал. Она сказала это небрежно, как будто он не имел к ней никакого отношения.
— И как ты… твоя любовь к невидимке? — не удержался я и спросил, глядя в воду.
— Любовь? — сказала она. — Любви не было… Было колдовство. Впрочем, я не жалею ни о чем. Если человек никогда в жизни не будет ошибаться, он никогда не научится страдать, любить… И вообще, это будет не человек, а кибернетическая машина.
— И все? А я приготовился выслушать сентиментальную историю о студентке, покинутой любимым преподавателем…
— И эта разочарованная в жизни и покинутая любимым преподавателем студентка вспомнила, что за ней когда-то ухаживал один милый парень…
— Что ж, парень рад, — сказал я.
— Сразу после Крякушина мы перестали встречаться… Он мне звонил каждый день. Я ему сказала — если он не перестанет, я перережу телефонные провода… Ты думаешь, что-то все-таки случилось. Я тебя разочарую: ничего не случилось. Просто я поняла, что все это была милая сказка…
— Поговорим о чем-нибудь другом, — сказал я.
— О другом? Хочешь, о твоем друге, Вениамине Тихомирове? Он ведь твой друг?
— Нет.
— Я это сразу почувствовала, хотя он и назвался твоим другом.
— Ему Нонна нравится, — сказал я.
— Это ему совсем не мешает ухаживать за другими девушками.
— Другие — это ты? — спросил я.
— Он мне долго рассказывал про какую-то Марину, которая тебе изменила с твоим же приятелем…
— Это правда.
— Ну и друзья у тебя!
— Что поделаешь, — сказал я.
— Вениамин мог бы мне об этом и не рассказывать…
— Ну его к черту, Вениамина, — сказал я.
— Я завтра уезжаю к бабушке в Бабино, — помолчав, сказала она. — Буду купаться, загорать… Там озеро. Называется Доброе… Доброе-то, доброе, а я однажды чуть не утонула… Один раз я далеко заплыла, а на обратный путь не хватило сил. Я утонула бы, но какой-то рыбак втащил меня в лодку. Даже не знаю, как его звать. Спас меня и исчез, как всегда поступают герои. А их потом разыскивают и награждают медалью за спасение утопающих. Я никому не сказала, что чуть не утонула. Мне тогда было лет девять. Знаешь, что сказал мне рыбак? Он сказал: «Вот утонула бы, а твой парень остался бы на всю жизнь без невесты… Думаешь, хорошо ему было бы жить вот так, одному на белом свете, без невесты?» Он не ругал меня, только сказал вот так, вздохнул и стал грести к берегу…
Она замолчала. Из-за облаков не спеша выплыла ущербная луна и окунулась в реку. Сиреневый туман колыхался в серебристом свете, листья и прибрежная трава шевелились. Через бетонный мост неслышно проносились машины. Красные и белые огоньки срывались с моста и, упав в реку, бежали по воде. Где-то в стороне прогрохотал поезд.
Оля смотрела мимо меня, на реку, и о чем-то думала. Наверное, опять вспомнила его. Кончилась, говорит, любовь… Любила своего невидимку в замшевой куртке и шлепанцах. И вот все кончилось. Он не дурак, этот Сергей Сергеевич. Зачем ему громкая история на весь институт? А Оля не такая девушка, чтобы прятаться по углам и встречаться украдкой…
