Возвращение домой.Том 2. - Пилчер (Пильчер) Розамунд (читать книги онлайн бесплатно полностью без .txt) 📗
— Все, больше не могу, — выговорила она наконец, положила нож и вилку и, когда Джереми взял у нее тарелку, откинулась на подушки с чувством полного удовлетворения. — Наелась до отвала. Десерт в меня уже не влезет, так что апельсин достанется тебе. Ты не перестаешь меня удивлять. Не знала, что ты умеешь готовить.
— Любой мужчина, когда-нибудь плававший на небольшом судне, мало-мальски умеет готовить, уж, по крайней мере, рыбину зажарить. Если мне удастся найти кофе, выпьешь чашечку? Хотя нет, не стоит. Только сон себе перебьешь. — И тут же он превратился в профессионала. — Когда у тебя началась простуда?
— Сегодня утром, в поезде. У меня заболело горло. Наверно, подцепила инфекцию от своей соседки по комнате. И голова у меня болит.
— Ты что-нибудь принимала?
— Аспирин. И горло полоскала.
— Как самочувствие теперь?
— Лучше. Как будто полегчало.
—У меня в саквояже есть волшебная пилюлька. Я достал их в Америке и с собой привез немного. Они похожи на маленькие бомбочки, но действуют как нельзя более благотворно. Я дам тебе штучку.
— Я не хочу отрубиться.
— Ты не отрубишься…
Через открытую дверь было слышно, как программа танцевальной музыки подходит к концу, оркестр Кэрролла Гиббонса заиграл прощальную мелодию. Несколько секунд тишины, и раздались удары Биг Бена, медленные, торжественные, казавшиеся голосом самой судьбы. «Говорит Лондон. Вы слушаете девятичасовые новости». Джереми вопросительно поглядел на Джудит, она кивнула в знак согласия. Что бы ни было, она должна это знать, и она все сможет выдержать, просто потому, что рядом, на расстоянии вытянутой руки, сидит Джереми, человек отзывчивый и чуткий, сильный и добрый, чье присутствие дает удивительное чувство уверенности и защищенности. Так тяжко быть смелым и не терять голову в одиночку, наедине с собой, со своим постылым «я», от которого никуда не деться. А вдвоем можно поддержать друг друга. Утешить. Успокоить.
И все-таки новости оказались для нее жестоким испытанием, случилось практически все то, чего она боялась. На Востоке японцы приближаются к Джохорскому пути. Сингапур бомбят уже вторые сутки… траншеи и оборонительные укрепления… ожесточенные бои на реке Муар… британская авиация продолжает бомбить и обстреливать пулеметным огнем японские баржи… нанесен удар по австралийской территории, японские войска численностью пять тысяч человек высадились на островах Новая Британия и Новая Ирландия… малочисленный оборонительный гарнизон был вынужден отступить…
В Северной Африке, в Западной пустыне, первая бронетанковая дивизия отошла назад под ударами генерала Роммеля… атака Агедабии… вся Индийская дивизия оказалась под угрозой окружения….
— Довольно, — сказал Джереми, встал, прошел в гостиную и выключил приемник. Бесстрастный, хорошо поставленный голос диктора затих.
Джереми вернулся.
— Да уж, хорошего и правда мало, — проговорил он. — Ты думаешь, Сингапур падет?
— Это будет катастрофа. Если мы потеряем Сингапур, мы потеряем всю голландскую Ост-Индию.
— Но раз остров имеет такое значение, то он и в самом деле должен быть надежно защищен…
— Вся тяжелая артиллерия находится на южной стороне, обращена к морю. Думаю, ни у кого никогда и мысли не возникало о возможности нападения с севера,
— Там Гас Каллендер. Со вторым батальоном гордонцев.
— Я знаю.
— Бедная Лавди. Бедный Гас.
— Бедная ты.
Он склонился и поцеловал ее в щеку, затем положил ладонь ей на лоб.
— Как ты себя чувствуешь? Она покачала головой.
— Я не знаю, как я себя чувствую. Он улыбнулся.
— Отнесу поднос и приберу в кухне. Потом принесу тебе мою пилюлю. Утром будешь здорова.
Он вышел, и Джудит осталась одна в теплой, мягкой постели, в окружении тончайших драпировок, мебельного ситца с рисунком из розочек, ламп с мягким светом, красивых и дорогих вещей, старательно подобранных Дианой. Было до странности тихо. Только шумел дождь по ту сторону задернутых занавесок и дребезжало оконное стекло под порывами поднявшегося ветра. Западный ветер, проносящийся над пустынными сельскими просторами, прежде чем ворваться в затемненный город, казался ей живым существом. Она лежала неподвижно, уставясь в потолок, и думала о Лондоне, о себе, о том, что она этой ночью, в эту минуту, всего лишь одна из сотен тысяч столичных жителей. Истерзанный бомбежками и пожарами, город продолжал жить благодаря людям, заполняющим его улицы и населяющим его дома. Ист-Энд и верфи были разрушены немецкими бомбами, но Джудит знала, что в уцелевших домах, рядками стоявших вдоль улиц, в уютных гостиных по-прежнему пьют чай, вяжут, читают газеты, говорят, смеются и слушают радио. А те обездоленные, кто лишился дома и кому некуда было деться, каждый вечер собираются на платформах метрополитена и спят под грохот проносящихся поездов; они спускаются сюда за человеческим теплом и компанией, и, уж конечно, им там не в пример веселее, чем в одиночестве.
Но много было и таких, кому некогда сидеть в тепле в эту январскую ночь. Пожарники дежурят на вышках; ответственные за противовоздушную оборону сидят у телефонов в своих продуваемых сквозняками кустарных времянках, курят и коротают долгие часы вахты за чтением «Пикчер пост». Солдаты в увольнении, по двое и по трое, бродят по темным тротуарам в поисках развлечений и в конце концов сворачивают в занавешенные двери какого-нибудь приглянувшегося паба. Проститутки в Сохо торчат в открытых дверях, чтобы не мокнуть под дождем, подставляя свету фонарей ноги в ажурных чулках и туфлях на высоченных каблуках. Молодые офицеры с отдаленных аэродромов и военных баз ужинают со своими девушками в «Савойе», а потом отправляются в «Мирабель», «Багатель» или «Кокосовую рощу», чтобы протанцевать там до утра.
Неожиданно, помимо воли, Джудит стала думать о матери. Не о теперешней, не о той Молли, которая в это самое мгновение на другом конце света подвергается смертельной опасности, — перепуганная, наверно, даже объятая ужасом и уж во всяком случае растерявшаяся. Джудит думала о той, какой она была, какой она помнила ее по Ривервью.
Шесть лет минуло. Но как все изменилось. Столько всего произошло. Золотые годы Нанчерроу, которые, как она воображала, не кончатся никогда; начало войны; трудная зима с Бидди в Аппер-Бикли; Дауэр-Хаус; и наконец, женская вспомогательная служба ВМС.
Ривервью, где прошло ее отрочество, не могло не вызывать щемящих воспоминаний. Пусть это было жилье временное, взятое внаем, никогда им, по существу, не принадлежавшее, но на протяжении четырех лет это был их дом. Ей вспомнился спящий сад в летние вечера, когда синие морские воды накатывали с приливом на илистую отмель; и перестук колес поезда, пробегавшего день-деньской из Порткерриса и обратно. Сойдя с этого поезда, она поднималась к дому по крутой, тенистой дорожке меж деревьев, вбегала в переднюю дверь и звала: «Мама!» И мама всегда была там. В гостиной, за столиком с чаем, в окружении своих собственных, таких милых вещей. Джудит мысленно увидела, как Молли, сидя за туалетным столиком, переодевается к обеду и пудрит свой маленький, аккуратненький нос; услышала, как она на ночь читает книжку маленькой Джесс.
Тихие, бедные событиями годы, никого почти и не бывало у них в доме. Разве что дядя Боб и Бидди, иногда с Недом, приезжали летом на несколько дней. Визиты Сомервилей, рождественские представления для детей в порткеррисском театральном клубе и пасхальные прогулки на Веглос, когда зацветал первоцвет, были самыми яркими моментами в этой размеренной жизни. Один день незаметно переходил в другой, сменялись времена года, и никакие серьезные события не возмущали плавного течения времени. Но а плохого ничего тоже не происходило.
Увы, существовала и оборотная сторона медали. Кроткая, нежная Молли Данбар была далеко не самой лучшей матерью. Боялась садиться за руль своего маленького автомобиля, отказывалась проводить время на сырых пляжах на холодном северном ветру, стеснялась новых людей, была не способна принимать любого рода решения. Перемены всегда страшили ее (Джудит помнила, как она разнервничалась, когда узнала, что ей предстоит отправиться не в знакомый Коломбо, а в неведомый Сингапур). К тому же, она была очень слаба, быстро утомлялась и под любым предлогом спешила удалиться к себе в спальню.
