Как я охранял Третьяковку - Кулаков Феликс (книги хорошего качества TXT) 📗
И все было бы ничего, кабы не одно «но». Время от времени он вдруг внезапно вскакивал и, потрясая пухлыми кулачками, с помутившимися, налитыми кровью глазами истошно ревел в пространство: «Пидорасы!!!» и «Ща уебу!!!». После чего обессиленный вновь валился на сиденье. Что уж там ему такого мерещилось – неизвестно. Кому именно адресовались неясные угрозы также осталось за кадром. Может, вспомнились Виктору Викторовичу лихие годы службы в Бутырском изоляторе, а может что-нибудь из личной жизни.
Валерьян при этих приступах ярости заботливо придерживал старшего брата за хлястик пальто и, добродушно поддавая ему под ребра кулаком, приговаривал: «Ну ты, Фюрер, не шали у меня!».
А пальто-то Виктор Викторович имел шикарное. Действительно редкой красоты было изделие! «Мечта молодого Андриано Челентано» – если понимаете, конечно, о чем я толкую. Нежно шоколадного цвета, на стеганой подкладке, с гигантскими ватными плечами «бостон» и фигурным хлястиком. Не пальто – броненосец «Сысой Великий» на кронштадтском рейде! По самым скромным прикидкам весу в нем было килограммов шесть-семь. Из фортификационной науки известно, что бывают окопы полного профиля, а это было пальто полного профиля, как боярская шуба – до полу. Виктор Викторович смотрелся в нем дико импозантно, я бы даже сказал, гламурно. Но в роскошно-боярском зипуне нашлось слабое место и ахиллесова пята. Тот самый хлястик. Все-таки самострок, ребята, – это всегда самострок.
В общем, когда в очередной раз братан рыпнулся, а Валерьян натренированно рванул родственника за хлястик, то отъял деталь на хрен с мясом. Виктор Викторович, экспрессивно исполнив свой выход со всеми положенными номерами, не удержал равновесия и с ужасным воплем свалился вниз. Только ножки в теплых чоботах и мелькнули. Сметая на своем пути все живое, Кротов-старший прокатился как лавина рядов десять, прежде чем застрял в железобетонной переборке.
Вернулся он похожим на чучело. Взгляд блуждал, усы топорщились в беспорядке, пояс пальто волочился по ступеням лестницы как хвост за мокрым павианом, драповое альпийское кепи было нахлобучено глубоко на уши козырьком назад. Постояв некоторое время с отрешенным видом, он вдруг с визгливой яростью возопил:
– Фил!!! Какой счет?! – и крепко сжал кулаки.
Вот это спартач, это я понимаю! Кинг Конг жив!
Что же до непосредственно футбола, то судьба не благоволила нам в тот вечер. Некто Анатолий Канищев, человек, попавший в «Спартак» по какому-то недоразумению, за три минуты до конца матча при счете 0:0 весьма некстати решил стать национальным героем. Отпихнув в жесткой, мужской борьбе от мяча своего одноклубника Егора Титова, Костик что есть силы захуярил снаряд с пяти метров в верхний ярус трибун. Даже Вася Баранов оценил этот его поступок, и, пробежав полполя (чего, вообще говоря, делать не любил), лично высказал спортсмену Канищеву свое восхищение.
Между прочим, Валерьян Кротов, младший брат бывшего надзирателя, не в первый раз был представлен общественности как источник всяких сомнительных новостей и жареных сенсаций. Вот, например, такой случай был.
Как-то беседуем мы с Кулагиным в туалете на отвлеченные темы. Повторяю для тех кто забыл: беседуем, разумеется, не сидя на толчках и сосредоточенно растирая в руках газетные обрывки, а в умывальной комнате – неофициальном клубе сотрудников «Куранта».
Вдруг входит Валерьян и, не снявши шапки, сплеча рубит правду-мать:
– Я сейчас в туалете на «ноль-шестом» та-а-акое видел!
Мы пару минут вслух пофантазировали на тему того, что же именно мог видеть наш добрый товарищ в туалете:
Пипиську ЕЕ? – Нет.
Собственную пипиську? – Нет. То есть, да… не без этого. Но это было не главное!
Неужели президента Ельцина? – Нет.
Тогда президента Клинтона? – Снова нет.
А-а-а! Президента Клинтона и Монику Левински? – Мимо.
Может, президента Клинтона и президента Ельцина?
Какого же тогда президента?
Никакого?!
Когда и последний вариант (целующиеся Олег Баранкин и Михаил Борисович Лазаревский, причем на Олеге одета испанская мантилья, а за ушко заткнута алая роза) был отвергнут, Валерьян рассказал следующую волнующую историю.
– Стою я это… – он задумался на мгновение, – пысаю в общем.
– Очень интересно! – подбодрил его Кулагин. – Не останавливайся.
Валерьян с воодушевлением продолжал:
– Ну и вот, стряхнул уже, значит… Застегнулся, значит… И вдруг… Что такое?!
– Прищемил! – в притворном ужасе воскликнул я. – Ах ти, бедьненький!
– Да нет!
– А что же?
Валерьян был возбужден:
– А то! Тень-то еще дрыгается! А потом как захлюпает!
– Захлюпает… – эхом повторил я за ним.
– В соседней кабинке, – уточнил Валерьян, по обыкновению своему многозначительно подняв палец.
Я ничего не понимал. «Пысаю», «застегнулся», «хлюпает», да еще «в соседней кабинке». Много непонятного! Тогда старина, как человек более искушенный в житейских коллизиях пояснил мне, в чем сокрыт смысл истории:
– Валерьян был косвенным свидетелем того, как некто онанировал в общественном туалете на «ноль-шестом». Причем, заметь, успешно. Валерьян определил это по следующим признакам: двигающейся тени и характерному звуку эякуляции.
– Эя… чего?
– Семяизвержения.
– Ч-ч-черт! – сказал я.
Это была настоящая бомба! Уже в следующую секунду мы с Кулагиным переглянулись и одновременно закричали:
– Гена Горбунов!
Давно уже муссировались всякие вариации на тему «Гена и туалет на «ноль-шестом». То Гена там кого-то, то кто-то там Гену. То, мол, Гена страстным сатиром затаскивает туда секретаршу Машеньку из Административного, то уже самого Гену не менее страстным сатиром туда затаскивает Иван Иваныч. В общем, обычный бред. Кулагин даже сочинил стишок на злобу дня. Со свойственными ему косноязычием и бесталанностью, он сообщал в своем четверостишье:
Валерьян испуганно замахал руками:
– Нет-нет! Это не Гена! Я даже зашел специально проверил, он на месте был.
Мы поспешили развеять его сомнения:
– Конечно же, Гена. Ты сам нам об этом только что сказал.
– Я ничего такого не говорил! – в отчаянье закричал Валерьян, уже понимая, что теперь будет.
– Ну, прощай! – сказал я, хлопнув его по плечу. – У нас появились неотложные дела.
– Да, мы хотим всем рассказать, какие у нас в коллективе бывают извращенцы! – подхватил Кулагин.
– Ну-ну… – добродушно пожурил его я. – Это вовсе не извращение, а так, небольшая слабость. Будем снисходительны к Геннадию. В сущности, он еще подросток.
– Все так, все так. Но коллектив имеет право знать правду, – веско произнес Кулагин.
– Да, – лицемерно вздохнул я, – коллектив это святое.
Валерьян схватился за голову:
– Я ничего вам не говорил… – слабым голосом повторял он снова и снова.
Но мы были уже далеко. Кулагин побежал к Прощай молодости, я же поспешил к Горобцу. Надо было рассказать про Гену всего двоим, причем редко друг с другом пересекающимся сотрудникам. Лавры сплетников нам были ни к чему, а вода дырочку найдет.
Текст заявления для прессы был такой: «Валерьян застукал Гену на «ноль-шестом». Гена теребил пипиську. Это в рабочее-то время!».
Все. Дальше известие распространилось со скоростью лесного пожара… Уже в обед, то есть всего через час дежурка напоминала еврейскую свадьбу. Все говорили одновременно, почти все про Гену, и только Владик Ходунков, по обыкновению своему не разобравшись в смысле происходящего, заныл про дорогие билеты на электричку. Ему еще раз объяснили причину митинга, и он с жаром включился в обсуждение. К немалому моему удивлению Владик оказался в вопросе сексуальных утех почти что экспертом. Он тут же припомнил пару случаев из армейской жизни, в частности рассказал душераздирающую притчу про своего сослуживца-удмурта.
