Татьянин дом - Нестерова Наталья Владимировна (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Он вспомнил: Татьяна рассказывала, как муж ей объявил о разводе. Она сыграла наивную дурочку, а он предстал жестоким мерзавцем, топчущим, как окурок, сердце любящей жены. Борис почувствовал к Таниному бывшему солидарную мужскую жалость. Воистину — врагу не пожелаешь.
— Галина, мы разводимся, — как с обрыва в воду. Нырнул, вынырнул и остался жив.
— Что мы делаем? — не поняла она.
— Раз-во-дим-ся. Я ухожу.
— Куда? — Она все еще не могла сообразить.
— Пока к маме.
— А зачем? Тебе разве дома плохо?
— Я люблю другую женщину.
— А меня?
На этот вопрос нет ответа. Деликатного и щадящего. Борис молча развел руками.
— Все хорошо, ты не понимаешь, — быстро заговорила Галина. — Ты меня простил, но в отместку гульнул на стороне. Разве это серьезно! Тебе и некогда было серьезно. Болел, а потом всего месяц прошел. Если хочешь знать, я даже рада, что ты мне изменил.
Теперь Борис смотрел на нее обескураженно.
— Да, рада! Ха-ха, разговелся. Мы теперь по-иному станем друг к другу относиться. С позиции нового опыта.
— Извини, — невесело рассмеялся Борис, — но изощрения твоей психики мне недоступны. Я тебе простым русским языком говорю: люблю другую женщину, ухожу к ней, мы с тобой разводимся. Квартира и все это, — он развел руками, — остается тебе и Тоське. Кстати, если дочь решит жить со мной, я буду очень рад.
Такие разговоры надо вести с утра. Чтобы иметь возможность удрать на работу. У Бориса не было опыта, и он получил по полной программе. Слезы, рыдания, порванные фотографии, тряпки из шкафа в лицо. Разбуженная в три часа ночи Тоська: «Доченька, папа нас бросает». Вопли Тоськи: «Папа, не бросай нас!» Применение силы: дочери шлепок под зад, марш спать; жене две пощечины в ответ на ее попытки расцарапать ему физиономию. Валерьянку жене, себе водки, ей водки, себе валерьянки. И зыбкий сон под утро в одежде на диване.
Татьяна думала, что заскучает в Москве, а вышло напротив. Катя оказалась чудной девочкой, девственной интеллектуально (неужели я сама такой была?), но с хорошо развитым тазом и бедрами — ребенка выносит и родит легко. Хлопоты, связанные со свадьбой, естественным образом легли на Таню.
Наконец пришла идея проекта усадьбы Крылова. Татьяна смотрела телевизор, показывали американский Белый дом. Вот — то, что нужно. Купола. Купола под колоннадой. В центре один большой, во флигелях два малых. Она сделала карандашные наброски и встретилась с Крыловым. Извинилась за задержку.
— Да, наслышан о ваших приключениях, — кивнул он. — А мне почему не позвонили, Татьяна Петровна? Не хотели быть обязанной? Боялись, что компенсации попрошу?
С такими, как Крылов, который умеет с одного взгляда прочитать человека, лучше не хитрить. Таня покорно склонила голову.
— Что ж, ваши опасения, — он ухмыльнулся без тени смущения, — были вполне справедливы.
— Если мы такие с вами понятливые, — сказала Таня, — то, возможно, и при обсуждении проекта найдем общий язык. Владимир Владимирович, вы верите в Бога?
Он удивился вопросу, но не стал уточнять, чем он вызван:
— Скажем так, я немало жертвую на церковь.
— Из вертепа денежки да в храм, — вырвалось у Тани.
— Богу, как сказано в Писании, милее один раскаявшийся грешник, чем десять праведников. Делаю авансовые вложения для счастливой загробной жизни.
— Я вас спрашиваю, потому что вот, смотрите. Хочу сделать нечто общее между помещичьей усадьбой и, не удивляйтесь, Белым домом. Под этим большим куполом — центральная зала, банкетная, танцевальная. Купол левого флигеля, скажем, кабинет-библиотека. А правый купол — хорошо бы домашнюю церковь, часовню. Поскольку я делаю и внутренние интерьеры, мне важно ваше согласие. Хотя от внутреннего дизайна вы можете отказаться, как и от всего проекта. Если вам не нравится идея.
— Она мне нравится. А попы освятят церковь?
— Этого я не знаю.
— Освятят, — уверенно кивнул Крылов. — Домашняя церковь… я ни у кого не видел. Круто. Я доволен вашей работой. Когда вы ее закончите?
Татьяна попросила три недели. Но в сроки, уже понятно, не уложится. Во-первых, свадьба, а во-вторых, все вечера она проводит с Борисом. И нет таких проектов, ради которых она пожертвует их свиданиями.
Отец Татьяны тяжело заболел и попал в больницу. У него запущенный тромбофлебит, врачи говорили, что ампутация ноги неизбежна.
Таня давно не видела отца, трезвым — еще дольше. Семьдесят лет, а совсем старичок. Зубов нет, шамкает:
— Доченька, как хорошо, что ты пришла, — и затрясся в бесслезных рыданиях.
— Папа, давай я после операции тебя к себе заберу? Сделаем хороший протез, будешь со мной жить.
— А как же эта?
Отец никогда не называл в Танином присутствии вторую супругу женой. Только «она, эта».
— Ты не думай, — он взволнованно схватил дочь за руку. — Я квартиру внукам завещаю. Приводи нотариуса, все бумаги подпишу. А дачу эта продала. Я тебе не говорил. Но квартиру внучикам, внучикам, я тебе клянусь.
Не нужна им твоя квартира, хотелось сказать Тане. Им нужен был ты. Они выросли, не зная любви бабушки — такой, как была у меня. А ты их бросил, забыл, погряз в непотребстве.
— Хорошо, папа, потом, — сказала она вслух. — Я тебе принесла чистое белье. Давай умоемся, переоденемся.
Когда Таня пришла к отцу в следующий раз, эта сидела в палате. Отец одет в казенное сиротское белье, спортивный костюм и халат, которые принесла Таня, валяются на полу.
Эта, не стесняясь четверых посторонних мужчин, лежащих на кроватях, принялась орать на Таню:
— Не нужны твои подачки! Вспомнила! Когда отец помирать стал. Квартиру хочешь забрать? Фигу тебе!
Я там прописана, не дам себя, как шавку, на улицу выкинуть!
Она кричала минут пять, повторялась, твердила одни и те же обвинения и угрозы. Прежде Таня развернулась бы и ушла. Поплакала и укрепилась в решении держаться от скандальной бабы подальше. Но сейчас другая ситуация. И она стала другой. Вооруженных бандитов почти не побоялась, а этой склочницы испугается?
— Вы закончили? — спросила Таня спокойно, когда эта поперхнулась от крика. — А теперь, пожалуйста, помолчите!
Таня присела к отцу:
— Ты хочешь, чтобы я приходила?
Он испуганно затряс головой из стороны в сторону — нет. Таня поцеловала его и вышла из палаты.
И все-таки она навещала отца и до операции и после, подкармливала, платила сестричкам, которые за ним ухаживали. Встретиться с этой не опасалась — та являлась пьяной, и охранники ее не пропускали.
Татьяна попросила деньги на свадьбу у Андрея. Требовалось немало — платье невесте, костюм жениху, наряды ей и Маришке, белые «кадиллаки», тонна цветов, банкет, свадебное путешествие молодоженов. Андрей легко согласился. Приятно иметь дело со щедрыми людьми. Еще приятнее, очевидно, иметь возможность быть щедрым.
Они обсудили будущую невестку — чистый лист, пока личность не просматривается, но природные задатки хорошие, породу не испортит, а главное — Павлик в ней души не чает.
Татьяне было легко разговаривать с Андреем. Так легко не было никогда: ни до их свадьбы, ни в замужестве, и уж тем более ни в разводе. Какой симпатичный умный мужчина! Очень удачно, что именно он — отец ее детей. И богат, и здоров, и остроумен. С ним никаких утаек — он знает ее подноготную, видел и в лучшие минуты, и в пакостные периоды. Просто брат родной.
Татьяна не отдавала себе отчета в том, что влюбленная женщина, независимо от возраста — восемнадцать, сорок, шестьдесят лет, — искрит как перманентное короткое замыкание и все вокруг заряжаются ее электричеством. Андрей — не исключение.
— Разведка донесла, — сказал он, — что у тебя на личном фронте счастливые перемены.
— Твоей разведке следовало бы подрезать языки.
— Танюша, с учетом перемен, может быть, ты одна или со своим… другом приедете к нам? Или в ресторане? Поужинать, поболтать? Честно скажу — мне тебя не хватает. Просто рядом, просто взгляда, внимания, сочувствия — дружеского, конечно. А… ты? Ты не скучаешь?
