Суматоха в Белом Доме - Бакли Кристофер Тэйлор (читать книги онлайн полностью .txt) 📗

Адмирал Бойд буркнул, что с удовольствием оказал бы здоровое влияние на М'дуку «крылом F-20». Разгоревшуюся между Марвином и Бойдом перепалку удалось прекратить только благодаря окрику президента.

Ллеланд предложил использовать свою яхту «Сострадание». Тут схватились Ллеланд и Фили, и их тоже пришлось усмирять с помощью президентского окрика.

Можно предположить, что эти споры и крики сыграли свою роль. Президента настолько утомили разногласия между помощниками и он так сильно хотел покончить с Бермудским кризисом, который самым серьезным образом влиял на его предвыборную кампанию, что он одобрил план Марвина. В более спокойной атмосфере он принял бы более взвешенное решение.

Наблюдая за «долгим переходом» Марвина через разделительную полосу, – так окрестили его путь газетчики и телевизионщики, – даже такой скептик, как я, был переполнен осознанием исторической важности момента, внушавшего мне оптимизм.

Следом за Марвином, старательно избегая телекамер, шли два его помощника – Кромарти и Баум. (Позднее мне стало известно, что Марвин приказал им не подходить ближе, чем на тридцать шагов, желая превратить действо исключительно в свой личный триумф.)

«М-энд-М» со своей свитой ждал Марвина по другую сторону полосы. После обмена приветствиями Марвин и бермудский лидер сели в джип и – «М-энд-М» за рулем, а журналисты со всего мира следом за его джипом – отправились в путь. Однако, вопреки договоренности, они поехали не в Народный дом, где находилась резиденция «М-энд-М». «Долгий переход» и в самом деле стал долгим.

30

Суждения мировой общественности

Зрители, которые внимательно наблюдали по телевизору за тем, как М'дуку направил ревущий джип в сторону военно-морской базы, могут подтвердить, что, судя по выражению лица Марвина, он не ожидал ничего подобного. (Я почти ни с кем не говорил об этом.) Это мгновение, когда казалось, что «М-энд-М» собирается протаранить ворота базы, когда морские пехотинцы схватились за оружие, не зная, стрелять им только в бермудца или также и в председателя Совета национальной безопасности, навсегда останется в моей памяти. К счастью, «М-энд-М» не стал таранить ворота базы, решив вместо этого устроить Марвину экскурсию на место «бойни», и морские пехотинцы вздохнули с облегчением.

Но легче стало только им одним.

В то время, когда «М-энд-М», привлекая внимание застывшего в ужасе Марвина, стал тыкать пальцем на дорогу, где замертво падали «мученики», так называемые жертвы операции «Дрема», у меня зазвонил телефон. Говорил президент. Голос у него срывался.

– Вызовите всех, – сказал он.

Я отменил все заранее назначенные встречи президента. Вместе с Фили и Ллеландом – Кланахан приехал немного позднее – мы смотрели, как разворачивались на телеэкране события того злополучного дня.

Во время церемонии возложения венка на кладбище Угарвиля мы молчали. Марвин уже осознал, что попался в западню. К несчастью, это не проецировалось на экран. Играли революционные гимны, гремел салют из девятнадцати залпов, и тут президент не выдержал. Он подался вперед и, глядя на экран, крикнул:

– Да нахмурься ты, черт бы тебя побрал!

Следующей остановкой в этой экскурсии было исправительное заведение имени Семнадцатого апреля, бывший знаменитый гольф-клуб. Я отлично помню выражение лица президента, когда «М-энд-М» привел Марвина в комнату, где бывшие магнаты-эксплуататоры теперь целыми днями шили форменное обмундирование для революционной гвардии. У президента был такой вид, будто его вот-вот хватит удар. Зрелище производило весьма удручающее впечатление, и оно, несомненно, воспламеняло сердца республиканского электората. Особенно неприятным стал эпизод с мистером Брауном – одним из заключенных, бывшим магнатом, – когда он плюнул в Марвина и был отогнан от него прикладами охранников. Фили даже застонал.

Президент тихо приказал:

– Позвоните ему.

Оказалось, это не так-то просто сделать. Команда Белого дома, которая готовила визит, не провела телефонную связь в не обозначенные для посещения места, и президенту пришлось сказать председателю Совета национальной безопасности совсем не то, что он хотел ему сказать, так как телефонная линия принадлежала бермудской стороне.

Срочные послания были отправлены на нашу базу. Мне пришлось вести непродуктивный – и в высшей степени неприятный – разговор с офицером связи на Бермудах. К тому времени, как курьер с базы добрался до исправительного лагеря, джип уже отправился дальше. Кланахан и президент обсуждали возможности остановить «экскурсионный тур» – насколько мне помнится, речь шла об агентах ЦРУ, которые могли бы как-то прекратить отвратительное шоу. Хотя мое отрицательное отношение к использованию оружия хорошо известно, тогда я бы с удовольствием «осложнил» маленькую экскурсию «М-энд-М» с помощью неуступчивой атомной бомбочки.

Естественно, следующая остановка была сделана возле входа в бывшее американское консульство на бывшей Пар-Ла-Виль-роуд. Здесь явил себя иранский мотив, когда М'дуку вел похожего на зомби Марвина по комнатам бывшего «шпионского гнезда» и, показывая на разную электронику, говорил о ее контрреволюционном использовании. Один раз он взял в руки калькулятор и тоже объявил его «шпионским приспособлением». Кланахан не выдержал и рассмеялся. Но президент не присоединился к нему.

К этому времени он уже пережил и злость и отчаяние. Теперь он сидел в кресле и тер переносицу, бесстрастно наблюдая за телевизионным действом. Правда, он немного оживился, когда «М-энд-М» сообщил, что консульство теперь будет Центром политической сознательности и физической культуры имени Седьмого октября.

Президенту позвонил Сиг Беллер, руководитель нашей предвыборной кампании. Я не прислушивался, однако все было ясно по тому, сколько раз президент попросил Сига не подавать в отставку.

Наконец, благодаря нашим военным морякам, протянувшим чрезвычайную линию, президента соединили с Марвином. Это произошло, когда М'дуку и Марвин уже покидали консульство. Узнав, что Марвин собирается говорить с президентом, «М-энд-М» принялся настаивать на том, чтобы ему позволили лично передать президенту «горячий привет». Решение оставалось за президентом, и он отказался говорить с бермудским лидером.

Первые несколько минут президент разговаривал с Марвином, не сдерживая себя. В моих записях того разговора слово «идиот» присутствует дважды. Когда эта часть разговора подошла к концу, президент приказал Марвину немедленно возвращаться в Вашингтон.

Однако Марвину не улыбалось возвращаться, скажем так, «поджав портфолио». Он вступил в спор с президентом, настаивая на том, что вернуться – значит признать унизительное поражение. Президент ответил, что предпочитает поражение происходящему на экранах американских телевизоров.

Тут Марвин заявил, что он всего в одном шаге от «прорыва».

Президент сардонически усмехнулся.

Марвин как будто и сам был в этом уверен, когда внушал президенту, будто «М-энд-М» устроил шоу для внутреннего потребления, но, как только они сядут за стол переговоров, «уступки польются, как мед».

Меня удивило такое сравнение, ведь мед не так-то легко льется. Пока президент слушал весь этот вздор, мы с Фили отчаянно жестикулировали. Кланахан, старавшийся не пропустить ни слова, ритмично постукивал ногой. Ллеланд держал другую трубку и кивал головой, словно внимал Периклу.

– Это наш шанс, – произнес Марвин тоном, каким объявлял «союз ради прогресса», – доказать, что мы действительно проводим в жизнь то, в чем клялись на нашей инаугурации.

Фили хмыкнул.

– На нашей?

Марвин всегда использовал этот прием, чтобы президент почувствовал себя виноватым в нарушении клятвы, если не последует его совету.

Кроме того, Марвин сказал президенту, что у М'дуку нет антиамериканских настроений, просто ему надо соблюсти лицо перед своим народом.