Водяра - Таболов Артур (книги регистрация онлайн .txt) 📗
– Не знаю почему, – рассказал он, когда ненадолго вышли из-за стола. – До сих пор не знаю. Где искать, кого искать? Не знал, что и думать. По ночам не спал, не мог спать. Как вы его нашли?
Выслушав Тимура, сказал:
– Передай Алихану, я его вечный должник…
В тишине оглушительно громко прошуршали сухие листья под чьими-то шагами. Подошел Заурбек.
– Не спишь?
– Нет, – отозвался Тимур.
– Я понял, что сделаю. Алихан вернул мне сына. Я верну ему его сына.
– Как? Если он действительно в Сурхахи, как ты его найдешь? Ты осетин, там ингуши.
– Я знаю как. Я не буду его искать, они сами будут его искать!..
План Заурбека оказался прост и вполне соответствовал древним кавказским обычаям. С небольшим отрядом односельчан он ночью приехал в Сурхахи и выкрал старейшину селения, пообещав вернуть его в обмен на Алана. План сработал: Алана нашли и дали знать о согласии на обмен.
– На этот раз не перепутали? – спросил Теймураз, когда Заурбек приехал во Владикавказ сообщить о времени, месте и порядке обмена.
– На этот раз не перепутали. Алан Хаджаев, двенадцать лет, осетин, из Владикавказа. В Сурхахи привезли полтора месяца назад. Все правильно?
– Все правильно.
– Они поставили условие: с их стороны один человек, с вашей стороны один человек. Без оружия. Подъедет на машине, на красном «каблучке». Сразу не подходи. Когда высадит парня, махнет. Тогда подходи. Потом позвоните мне в Дигору, в райотдел, мы вернем старика.
Встреча была назначена на два часа дня на черменском круге, на ингушской стороне, в километре от блок-постов. Тимур приехал на «мерседесе», Теймураз и Алихан на джипе. Накануне вечером Алихану все рассказали, решив, что держать его в неведении неправильно, не по-мужски. Он слушал молча, не перебивая, как казалось – спокойно. Но утром под глазами у него лежали тени, лихорадочно блестели глаза. Тимур понял, что он провел бессонную ночь.
Миновав осетинский и ингушский посты, съехали на обочину. Теймураз и Алихан остались в джипе, Тимур прошел вперед, чтобы водитель «каблучка» сразу увидел его и увидел, что он один. День был солнечный, жаркий, но Тимура будто бы трясло от озноба. У него появилось ощущение, что все это уже было – и томительно текущее время, и нарастающее беспокойство, от которого пересыхало во рту. Почему-то остро хотелось курить, хотя он практически не курил, так – при случае, баловался.
В сторону Назрани машины шли одна за другой, перед осетинским блок-постом выстроилась полукилометровая очередь. В два часа «каблучка» не было. В два пятнадцать тоже не было. Только через двадцать минут, которые показались Тимуру вечностью, в веренице машин мелькнуло красное – «ИЖ» с квадратным грузовым кузовом, «каблучок». Он развернулся, прижался к обочине. Водитель неторопливо вышел, огляделся, потянулся, как человек, долго сидевший за рулем. И он действительно ехал часа три, не меньше, если ехал из Сурхахи. Тимур прошел дальше, остановился метрах в пятидесяти, помахал рукой. Водитель то ли не увидел, то ли сделал вид, что не увидел. Обошел машину, попинал колеса, начал отпирать заднюю дверь.
И вдруг в его движениях что-то изменилось. Суетливо и словно бы напуганно огляделся. Все время озираясь по сторонам, выгрузил что-то из кузова, положил на землю и поспешно залез в кабину, даже не захлопнув дверь. «Каблучок» выпустил струю дыма и рванул с места. Тимур кинулся следом, словно желая его догнать. Через минуту он был уже на том месте, где стояла машина.
На обочине лежал Алан. И еще не прикоснувшись к нему, Тимур понял, что он мертв.
Алан был мертв. Дыхания не было, пульса не было. Лоб его, неестественно бледный, еще хранил остатки тепла, но сквозь него уже пробился холод камня.
Подлетел джип, Алихан выскочил на ходу и бросился к сыну. Тимур отвернулся. Видеть это не было сил. Подошел Теймураз, остановился рядом. Молча смотрел, как Алихан теребит безвольное тело сына, берет на руки, прижимает к груди, будто баюкает. Потом негромко сказал:
– Алихан, он умер.
– Нет! – закричал Алихан, поднимая на него безумный, ненавидящий взгляд. – Нет! Он спит! Тише. Он спит.
– Да, – сказал Тимур. – Да, Алихан. Он спит.
Глава шестая
I
Всякое большое дело имеет свою логику развития, которая мало зависит от личной воли причастных к делу людей, а является итогом сложения разнонаправленных интересов. Чем больше масштаб дела, тем больше факторов влияют на его ход, тем труднее предсказать результат действий, прилагаемых как для его развития, так и для уничтожения.
Постановление правительства России о новом порядке взимания таможенных пошлин за транзит украинского спирта сразу дало результат: поставки осетинской водки на российский рынок резко сократились. Но спустя некоторое время возобновились в объемах, превышающих прежние, и по прежней демпинговой цене, с которой не могли конкурировать российские производители. При этом качество водки заметно улучшилось. Как показали анализы, она производилась не из украинского сырья, а из американского зернового спирта класса «экстра».
– Похоже, все наши старания пошли прахом, – констатировал председатель правления «Русалко» Серенко, передавая Пекарскому результаты анализов.
– Шустрый народ эти осетины. До Америки добрались, надо же, – отметил хозяин Белоголовки как бы даже и добродушно, отдавая должное изворотливости конкурентов. – Где они берут спирт?
Серенко виновато пожал плечами:
– Неизвестно.
– Как они его ввозят?
– Неизвестно.
– Что нам известно?
– Практически ничего.
Формально председатель правления «Русалко» не зависел от хозяина Белоголовки, как и от других членов ассоциации, но на деле был напрямую ему подчинен. Пекарский и еще несколько крупнейших производителей водки, членов правления, финансировали «Русалко» и определяли ее политику. В их совещаниях Серенко участия не принимал, даже не знал, где и в какой форме они проводятся. Он получал уже готовые решения и точно их выполнял, понимая, что любая самодеятельность приведет к тому, что его заменят на посту председателя, а то и вовсе прикроют ассоциацию, если решат, что она не стоит тех денег, которые на нее тратятся. Для Серенко, рядового чиновника Минсельхоза, привлекшего внимание Пекарского своей исполнительностью, это было бы крахом карьеры, которая только-только начала идти в гору. Поэтому всякое недовольство хозяина Белоголовки он воспринимал болезненно даже в таких случаях, как сейчас, когда никакой его вины не было.
– На сколько упали продажи нашей водки? – спросил, помолчав, Пекарский, хотя эту информация получал каждое утро.
– В среднем на пятнадцать процентов.
– Серьезно.
– Очень серьезно, – согласился Серенко.
– С этим нужно кончать. На президента Галазова выходили?
– Стоит на своем, – доложил Серенко. – Водка вытягивает всю экономику Осетии. Перекрыть канал – значит вызвать всеобщее недовольство, подтолкнуть республику к союзу с Чечней.
– Эту лапшу он пусть вешает на уши Черномырдину. Когда у него выборы?
– Через два года, в девяносто восьмом.
– Дайте ему знать: если он хочет остаться президентом, пусть заканчивает этот бардак.
– Вряд ли это в его силах, – усомнился Серенко. – Дело зашло слишком далеко. Слишком большие деньги, все завязаны.
– Тогда пусть не мешает. Мы сами закончим.
– Дороговато будет.
– Не дороже денег.
– Вы уверены, что это правильное решение? – осторожно поинтересовался Серенко.
– У вас есть другое?
– Осетины работают на дешевом спирте. Если перехватить их канал и переадресовать нам…
– Нам – кому? – перебил Пекарский.
– Ну, всем.
– Всем не хватит.
– Тогда вам. Белоголовке.
– И вы полагаете, что мои партнеры с этим смирятся? Вы хотите, чтобы в одно прекрасное утро мой «мерседес» взлетел на воздух?
– Извините, не подумал, – смешался Серенко.
