Доктор Данилов в роддоме, или Мужикам тут не место - Шляхов Андрей Левонович (читать полную версию книги .txt) 📗
Блондинка продолжала беседу, никак не отреагировав на появление Данилова.
— Меня зовут Владимир Александрович, я буду давать вам наркоз.
— Ой, а вы ничего не перепутали? У меня был другой анестезиолог, милый такой дядечка. Анатолий Никитич…
— Анатолий Николаевич. Он приболел, поэтому сегодня вами буду заниматься я. Возражений нет?
— Нет, конечно.
— Тогда начнем!
Данилов переставил стул, стоящий у окна к кровати своей пациентки. Та начала развязывать пояс на халате.
— Подождите пока, — остановил ее Данилов. — Сначала мы с вами побеседуем.
Он сел и первым делом спросил:
— К операции как, готовы?
— Не ужинала и не завтракала. Только стакан воды на ночь и стакан утром. Негазированной…
— Это хорошо, — похвалил Данилов. — А как общий настрой?
— Бодрый.
— Превосходно, Светлана Максимовна. Тогда перейдем к вашему прошлому. Чем болели раньше?
— Детские инфекции. Ангины. Оэрзе. — Пациентка виновато улыбнулась, словно сожалея о том, что больше никаких заболеваний назвать не может.
— Больше ничего?
— Нет.
— Операции были?
— Гланды вырезали в семь лет.
— Аллергия? Непереносимость к лекарствам?
— Нет, ничего…
Выяснив все, что ему было нужно, Данилов перешел к осмотру. Все было нормально. Слегка учащенный пульс можно было отнести за счет обычного предоперационного волнения.
— Вам про операцию рассказали? Что произойдет и как…
— Да, да! — закивала пациентка, натягивая халат. — Разрежут, посмотрят и будут решать, как и что именно удалять.
Очень важно заранее подробно обсудить с пациентом операцию, а также возможные риски и осложнения. Неплохо, чтобы пациенты имели представление о продолжительности восстановительного периода после операции. Это помогает правильно спланировать распорядок жизни.
— Хорошо, Светлана Максимовна. — Данилов встал. — Промоем вам для надежности желудок, сделаем укол и повезем в операционную. Не отлучайтесь, пожалуйста, из палаты.
— А я договаривалась с Александром Николаевичем, чтобы мне желудок шлангом не промывали, — заволновалась Генварская. — Я его сама промою, при помощи воды из-под крана и двух пальцев. Я пробовала однажды проглотить шланг на гастроскопии, но не смогла. Потеряла сознание.
— А вы хорошо промоете? Как минимум троекратно?
Данилов предпочитал делать промывание желудка по правилам – с зондом, но настаивать не стал. Если пациентка ничего не ела более двенадцати часов, то можно обойтись и упрощенным вариантом.
— Пять раз промою! — заверила Генварская. — Все будет в лучшем виде. Мне Анатолий Николаевич объяснил, почему желудок должен быть пустым.
— Будь по-вашему, — согласился Данилов. — Только воду пить до тех пор, пока из ушей не польется. И не меньше трех раз!
Оживленную дискуссию он услышал сразу, как только вышел в коридор: в ординаторской отделения гинекологии доктор Подвыготская обсуждала с коллегами подготовку ко встрече Нового года, до которого оставалось всего два дня. Прервав обсуждение на несколько минут, она переговорила с Даниловым по поводу предстоявшей операции, а затем вернулась к праздничной теме.
Данилов спустился в свое отделение, наскоро выпил чашку крепкого кофе, сообщил медсестре Ире перечень того, что потребуется для наркоза, ознакомил ее с планом действий и вместе с ней вернулся в гинекологию за пациенткой.
Подвыготская вместе с ординатором Ниной Полосухиной уже мылась к операции. Рядом с маленькой Ниной высокая и плечистая Подвыготская казалась великаншей. «Неплохой эстрадный дуэт мог бы получиться», — подумал Данилов.
Генварская держалась молодцом: с любопытством смотрела по сторонам, но не истерила и с вопросами не приставала.
— Все будет хорошо, — обнадежил ее Данилов. — Перебирайтесь на стол.
— А я не упаду?
— Мы вас пристегнем, видите, вот этими ремнями.
Вообще-то эластичными ремнями оперируемых фиксируют к столу не для того, чтобы они не упали, а для того, чтобы они не дергались, начав испытывать боль во время операции. Бывает, что обезболивание проходит раньше времени.
Данилов установил пациентке подключичный катетер и влил в него виадрил, препарат для вводного наркоза. Спустя минуту пациентка заснула. Данилов интубировал ее и подключил к аппарату. С минуту понаблюдал за показаниями монитора, измерил давление, поочередно приподнял веки, чтобы посмотреть на зрачки, проверил рефлексы…
К этому времени операционное поле уже было готово – обложено стерильными салфетками. Врачи и операционная сестра ждали команды анестезиолога.
— Можно начинать, — сказал Данилов.
— Спасибо, — оживилась Подвыготская. — Давай, Нина, начинай.
Нина сделала разрез на коже живота пациентки.
— Шире, шире! — посоветовала Подвыготская, стирая тампоном кровь. — Ей лишние два сантиметра в восстановительном периоде роли не сыграют, а работать будем гораздо удобнее. И быстрее.
Нина увеличила разрез.
Когда в операционной ране показался яичник, Подвыготская взяла инициативу в свои руки.
Оперируемая вела себя хорошо – и сердце сокращалось ритмично, и давление держалось на должном уровне.
— Смотри-ка, а тут она приросла, — сказала Подвыготская.
— Или проросла, — ответила Нина.
— Возможно… Таня, дай зонд с желобом…
Сигнал монитора прозвучал настолько неожиданно, что в первую секунду Данилов подумал о поломке. Нет, монитор работал нормально. Отказало сердце пациентки: вместо четких изломов обычных сердечных сокращений, отделенных друг от друга ровной линией, на мониторе высвечивались волны. Словно чья-то неуверенная рука бесконечно выводила букву «Л».
Фибрилляция желудочков – осложнение, угрожающее жизни. Вместо нормального сокращения – хаотические подергивания мышечных волокон. Сердце не бьется, прокачивая кровь, а трепещет, как жабры рыбы, оказавшейся на воздухе. Если фибрилляцию экстренно не прекратить – человек умирает.
Данилов рванулся к дефибриллятору, стоявшему наготове в двух метрах от него. В каждой операционной, в каждом оперблоке непременно должен быть дефибриллятор – переносной или на колесах. Исправный, заряженный или подключенный к сети, полностью готовый к работе. Это несложный прибор, его единственная задача – выдать электрический разряд нужной мощности.
Ира сдернула простыню, прикрывающую грудь пациентки, и отсоединила наркозно-дыхательный аппарат. Данилов пододвинул дефибриллятор к операционному столу, схватил электроды, прикрепленные к П-образным ручкам, и наложил их на грудь пациентки.
— От стола! — скомандовал он, чтобы все отошли на шаг и не касались ни пациентки, ни металлического стола, после чего дал разряд в четыре с половиной тысячи вольт.
Смысл дефибрилляции в том, чтобы остановить сердце мощным электрическим разрядом и дать ему возможность восстановить нормальный ритм.
Тело оперируемой дернулось, в воздухе запахло паленым.
Монитор продолжал надсадно пищать. Волны фибрилляции никуда не исчезли. Ира подсоединила к трубке, торчащей изо рта пациентки, дыхательный мешок и начала равномерно нажимать на него.
Данилов повторно наложил электроды, увеличив мощность разряда на целую тысячу, и снова скомандовал:
— От стола!
Последовал новый разряд. Тело пациентки снова дернулось, запах паленого усилился, но фибрилляция не прекратилась. Ира продолжила нажимать на дыхательный мешок. Данилов ввел в катетер шприц с раствором адреналина, который всегда был при нем во время наркоза, и в течение двадцати или тридцати секунд ритмично нажимал обеими руками на грудину пациентки, делая ей непрямой массаж сердца. Затем он дал еще один разряд и через десять секунд после него – четвертый.
Операционная сестра сменила Иру у дыхательного мешка. Ира набирала в шприцы и вводила в подключичный катетер препараты, а Данилов делал массаж сердца и пытался при помощи дефибриллятора восстановить нормальный ритм. Подвыготская и Полосухина ждали, чем все закончится, стоя над открытой операционной раной…
