Я спешу за счастьем - Козлов Вильям Федорович (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
— А отец? — спросил я. — Да-да, он ведь погиб.
— В сорок третьем… Под Одессой. На мину наскочили. Он эсминцем командовал. Посмертно Героя дали. Капитан первого ранга. Рысь пенсию за него получает. Не Рысь, конечно, тетка. И тетка ей не совсем родная. Сводная сестра матери.
— Это тебе она рассказала?
Генька посмотрел на меня, усмехнулся:
— В горкоме… Смотрел личное дело.
Я ничего этого не знал. Думал, что ее отец был на Каспии рыбаком, а потом на войне погиб. А он, оказывается, эсминцем командовал. И Герой Советского Союза, моряк. Вот почему Рысь поехала в Ригу поступать в школу юнг. И кто знает, может быть, ее бы и приняли, не попадись я ей тогда в Себеже на пути. Щеголяла бы моя Рысь в матросском бушлате и бескозырке с черными ленточками…
— Мы с секретарем горкома были у заведующего горторгом, — сказал Генька. — Он вызвал тетку. Галопом прискакала. Сразу по-другому заглаголила. Но дело не в этом. Теткиным обещаниям верить нельзя. Нужно девчонку вызволять оттуда.
— Зря я ее тогда задержал… Пусть бы ехала в Ригу.
Генька пропустил мои слова мимо ушей.
— Поговори с ней, Максим, — сказал он, вертя в руках книгу. — Пускай к нам поступает, в техникум… Ты ей загни про паровозы, простор… Про быка, которого мы чуть не зарезали. Ты умеешь. Я узнавал, она девчонка способная. Жить будет в общежитии.
Я взглянул на Геньку. Он листал физику и не смотрел на меня. И показалось мне, что лицо у Аршинова смущенное.
— Она море любит, — сказал я. — Нужен ей техникум, как…
— Поговори, — сказал Генька. — Ты умеешь.
Я схватил карбюратор и стал ожесточенно дуть в него.
— В общежитии ей будет хорошо, — говорил Генька. — Не то что с теткой.
— Так она меня и послушает!
— Жалко девчонку… С такой теткой пропадет ни за грош.
— А тебе-то что? — спросил я.
— Комсомолка, — сказал Генька.
— У них в школе своя организация.
— Ты рассуждаешь как обыватель, — нравоучительно заметил Аршинов. — Я не я, моя хата с краю.
Это моя-то хата с краю! Я хотел от души ответить Геньке, но раздумал, — не стоит ему перед экзаменами настроение портить. А потом все-таки — хлопотал он за Рысь. Личное дело смотрел, в горком ездил, с теткой разговаривал…
— Я бы и сам с ней потолковал, — продолжал Генька, — но боюсь, пошлет подальше…
— Жиклер засорился, — сказал я, снова прикладывая карбюратор к губам.
— Жалко девчонку…
— Не продувается!
— Насосом, — посоветовал Генька. — Насосом лучше.
— Иди к черту,сказал я.
Генька ушел физику зубрить. Чересчур большую заботу проявляет он о Рыси. Я и без него знаю, что Динке лучше будет в общежитии. Но захочет ли она пойти в техникум? Если ей втемяшилось в голову море, то при чем тут паровоз и бык, которого мы чуть на тот свет не отправили. Мне что, я поговорю, только будет ли от этого толк? Вообще-то мне нужно было злиться не на Геньку, а на себя. С конца февраля я ни разу не зашел к Рыси. От Бутафорова узнал, что она ходит в школу и дома у нее вроде стало потише. Тетка испугалась, наверное, что Рысь совсем уйдет от нее, тогда и пенсия уплывет. Я все время помнил о девчонке с острова Дятлинка, но так уж получилось, что не зашел. То экзамены за седьмой класс, то мотоцикл, то Алла… Да-а, нехорошо получилось: Генька занимается ее делами, а я раскатываю на мотоцикле. Бутафоров с теткой воюет, а я знать ничего не знаю. Я вспомнил, как Рысь мне рассказывала, что Бутафоровы звали ее жить к себе насовсем, но она не захотела — у них и так большая семья.
Я продул насосом жиклеры, собрал карбюратор и поставил на место. Решено: еду к Рыси. Пусть еще один день вылетает. А завтра мотоцикл в сторону — сажусь за физику.
На острове Дятлинка млели на солнце толстые липы. В городе — отсюда до центра рукой подать — слышны гудки машин, скрип лебедок, грохот бетономешалок, людские голоса. А здесь тихо. Лишь вода плещется о берег да в гуще ветвей птицы пищат. Глухой кустарник разросся на острове вдоль и поперек. Деревья, словно богатыри, охраняют берега. В тени почти не видно домов. Вода еще холодная, но ребятишки уже бродят в трусиках по мелководью. Они успели загореть. Еще день, другой, и забурлит Ловать от их юрких тел. Архитектор рассказывал, что, по генеральному плану, на Дятлинке будет разбит большой парк. Снесут все эти ветхие домишки. Городской парк. Какой он будет? Разобьют дорожки, посыплют их желтым песком. Понатыкают возле каждой клумбы скульптуры. Дева с веслом, дева с диском и дева без всего, с одной рельефной фигурой. У входа поставят сердитую контролершу, и вали народ, гуляй… Не нравятся мне такие парки. Пусть остров будет таким, каким он родился. Деревья, птицы, трава, Ловать. И не нужно здесь отдыхать организованно. Можно отдыхать без скульптур, клумб и дорожек, посыпанных песком. Я за такой парк.
Я подъехал к знакомому дому и невольно взглянул на липу: не сидит ли на суку Рысь с удочкой? Ее там не было. Не было Рыси и дома. На дверях висел замок. Я пошел по узкой тропинке вдоль берега, надеясь встретить ее. С этой стороны берег был высокий. Внизу лежали позеленевшие камни. С них хорошо нырять. Огромный валун удобно разлегся посредине реки. Вода недовольно ворчала, обтекая его. На широкой темной спине валуна блестели крупные капли. Я спустился к пляжу. На чистом речном песке загорали три парня и девушка. Они лежали на животах, подставив солнцу плечи и спины. Рядом валялся волейбольный мяч. Немного подальше на лужайке еще кто-то лежал животом вверх. Лицо было закрыто книжкой. Умаялся, бедняга, заснул. Я прошел близко от него и вдруг полетел в траву: этот бездельник подставил мне ногу. Я схватил книжку, которой он замаскировал свою нахальную рожу, замахнулся и… опустил руку: на лужайке лежал Николай Бутафоров. Прикрыв редкими белыми ресницами смеющиеся глаза, он сказал:
— Чуть не наступил… Глядеть нужно…
Я присел рядом, взглянул на обложку: название длинное, учебник про паровозное хозяйство.
— Брось зубрить, — сказал я. — Все равно пятерку поставят.
— Не уверен.
— Поставят… Отличникам всегда пятерки ставят, не то что нам, грешным.
— Где уж нам уж, — передразнил Бутафоров. — Не прикидывайся сиротой… Швейк пишет?
От Мишки получил я одно-единственное письмо. В апреле. Он сообщал, что живет в Макеевке, в шахтерском общежитии. Уголек пока рубают другие, а он учится на трехмесячных курсах. Будет машинистом подземного поезда. Это, конечно, не то что паровоз. Под землей бывает часто. Довелось подержать в руках врубовый молоток. Приличная штука. Шахтеры ребята веселые, любят пошутить и выпить. И заработок у них порядочный. Некуда деньги девать, особенно холостякам. Подружился с одним парнем, отбойщиком. Звать его Ринг. Два метра ростом, и каждый кулак — кувалда. Но парень добродушный. Сам не дерется, а вот разнимать ему часто приходится: за ним специально посылают. У них койки в общежитии рядом. Ринг тоже любит Есенина и знает много стихов. Отпуск Мишке в этом году не дадут, а в будущем — два месяца. Заедет в Луки, а потом к матери в Осенино. Конечно, могут дать путевку на курорт, да ладно, в другой раз. Звал и меня в деревню. И еще Мишка писал, не слышал ли я чего-нибудь о Корнее. Он до смерти рад, что развязался с ним.
Об этом письме я и рассказал Николаю. Умолчал только про Корнея. Бутафоров не перебивал, слушал. А когда я замолчал, спросил совсем о другом:
— Как ты думаешь, дождь будет завтра?
— Я не прогноз, — ответил я.
— Зовут старики на рыбалку… На два дня.
— А экзамены? — спросил я, кивнув на учебник.
— Ты же говоришь, все равно пятерку поставят. Зачем учить?
— Поезжай, — сказал я. — Поставят.
Николай перевернулся на бок. Он уже загорел, — каждый день коптит бока на солнце. Здесь готовиться к экзаменам хорошо: тихо, никто не мешает. Скоро купаться можно. Почитал — и в речку. Голова снова свежая.
— На мотоцикле? — спросил Николай.
— У твоего дома оставил, — ответил я. — Не украдут?
— Боишься?
