Смерть и возвращение Юлии Рогаевой - Иегошуа Авраам Бен (бесплатные полные книги TXT, FB2) 📗
Старик долго молчит. Кто знает, что правильно, что нет. Но раз уже сделано, возражать нелепо. Однако как это мальчишка сумел так разжалобить сурового посланца?
— Вы правы, он меня действительно разжалобил, Очень уж одинокий парнишка. Отец им не интересуется, бабушка далеко, мать мертва. Грустная картина. Я сам отец, так что понимаю. К тому же формально только он и был вправе решать вопрос о погребении, и поэтому…
Да, да, Консульша рассказала ему и об этом. Эта женщина выложила всё, что знала, и даже сверх того. Как она выглядит, интересно? Похожа на жирафу? Ха-ха. Так я себе и представлял. И болтлива до чрезвычайности. Говорит и говорит. И о вашей бронемашине поспешила доложить, и о разрядившемся телефоне, но главное — о своем муже. Как он отважно согласился сопровождать вас в такую далекую глушь и как она по нему скучает…
— Да, он и в самом деле замечательный человек. Главное, знает местный язык и может объясняться с шоферами. Без него мы бы далеко не уехали. Кстати, мы уже довольно далеко продвинулись, так что назад дороги практически нет. Единственное, что меня теперь волнует, — во сколько это всё обойдется. Местная валюта стоит низко, но всё равно оценить трудно…
Нет, Старика это не волнует. Он ведь уже сказал, что открывает под это дело неограниченный кредит. Пусть Кадровик не заботится о деньгах. Главное теперь — доехать, никуда не сворачивая, похоронить эту женщину и благополучно вернуться.
Они тем не менее уже слегка свернули, сообщает Кадровик. По просьбе водителей. Куда это? Да вот, тут по пути оказалось атомное убежище времен холодной войны, сейчас его превратили в туристический объект. Его водители прослышали об этом и предложили переночевать здесь, чтобы с утра сходить на экскурсию. Потом они сразу двинутся дальше.
— И это ты говоришь со мной сейчас из этого убежища? Перед экскурсией?
— Нет, для экскурсии еще слишком рано. Нам пока не разрешили спуститься. Я вышел наружу, и, пока мы с вами говорим, только-только занялась заря — вот, я вижу, как розовеет небо на востоке. Хотите послушать, какой чудной сон мне приснился в этом атомном бункере?
Нет, Старика не интересуют чужие сны. Ему и своих достаточно. А вот это неожиданное отклонение ему не нравится. И дело даже не в лишних расходах. Оно его почему-то беспокоит. И потом, тело в гробу тоже ведь не может лежать бесконечно. Нет-нет, на заверения врачей полагаться нельзя. И вообще, он хотел бы напомнить, что хоть Кадровик и отправлен с этой миссией как его специальный посланник, но все-таки всего лишь как посланник, а не хозяин, поэтому он ждет от него в первую очередь выполнения своих обязанностей. И прежде всего — регулярных сообщений. Пусть постарается, чтобы его телефон всегда был в порядке и не разряжался на всякого рода пустые разговоры. Да-да, даже на его собственные. Не говоря уже о чужих.
Глава шестая
Поначалу ему кажется, что он может точно указать место, где взойдет солнце, — вон тот белоснежный утес между двумя округлыми высотками, розоватое зарево там явно ярче, — но солнце, несколько замешкавшись, неожиданно появляется над вершиной далекой горы и заливает покрытую лесом долину желтовато-мутным светом.
Если тут, под землей, простирается огромное атомное убежище, размышляет Кадровик, то где-то здесь же должны быть и его вентиляционные отверстия. Чем-то же им нужно было дышать, этим подземным людям. Интересно бы глянуть. Он идет по дороге, глядя по сторонам и всё больше удаляясь от ворот, но вентиляционных люков не видит, зато впереди, за деревьями, внезапно различает поднимающийся кверху дымок и, подойдя поближе, видит перед собой, на прогалине, небольшой рынок под открытым небом, то ли для туристов, то ли для окрестных жителей. Несмотря на ранний час, тут уже шумно, товары и продукты, извлеченные из кузовов и багажников стоящих поодаль грузовиков и легковых машин, уже рассортированы и разложены напоказ для будущих покупателей, там и сям толпятся люди, и, выйдя из-за деревьев, он прокладывает себе путь сквозь толпу, с интересом разглядывая продавцов в их тяжелых ватниках и полушубках. Вдоль дороги тянутся кучи наваленной прямо на землю картошки, прилавки с аккуратно разложенными сырами и хлебами всевозможной формы и размера, лотки с овощами, клетки с розовыми поросятами и пушистыми кроликами, разложенные на картонных листах тарелки, чашки и прочая посуда, сложенные горкой вышитые скатерти, развеваются подвешенные на шестах цветастые платья, сверкают прислоненные к стенам раскладных фанерных киосков иконы в посеребренных окладах и маленькие статуэтки каких-то святых в деревянных нимбах, и надо всем этим стелются запахи свежеприготовленной еды. Можно было бы что-нибудь купить, эти люди наверняка возьмут его валюту, но что выбрать? Как знать, что характерно для этих краев? Был бы с ним Временный консул, можно было бы спросить у него, но старик всё еще спит. Может быть, попробовать пока что-нибудь из еды? Что-нибудь погорячее, чтобы согреться на утреннем морозе?
На краю ряда стоит какая-то крестьянка, колдуя над дымящимся котлом. Старая, молодая? — невозможно понять, платок и полушубок стирают возраст, а впрочем, судя по лежащему рядом, на толстом одеяле, и упакованному, как почтовая посылка, маленькому ребенку, скорее молодая. Из теплого чепчика выглядывает симпатичная детская мордашка, и Кадровик вспоминает, как всего лишь пять дней назад шел по коридору своего отдела следом за энергично ползущим впереди ребенком своей Секретарши. Ему хочется поднять на руки и этого упакованного в мех малыша, но он боится, что мать испугается и закричит, и поэтому вынимает из кармана еще одну зеленую бумажку и протягивает ее закутанной женщине. Нет, нет, он не собирается отнимать у нее сына. Вот, разве что, она даст ему попробовать свое варево? Уж очень оно похоже на израильский чолнт [4]из картошки и красной фасоли — правда, потемнее, почти черное на вид, но и тут из горячей гущи аппетитно выглядывают красные головки чего-то бобового, вроде чечевицы. Женщина испуганно отстраняет его руку и бормочет что-то невнятное, но он указывает ей на котел, потом на себя и, не дожидаясь, пока она поймет, берет лежащую рядом с котлом мятую жестяную кружку и сам зачерпывает из дымящейся гущи. Соседние торговки тоже начинают почему-то громко кричать и размахивать руками, но горячая вязкая жидкость уже течет ему в горло, удивляя своим непривычным и резким вкусом. Рискованно, конечно, есть чужую пищу, не разобравшись, но в армии его столько раз кормили всякой сомнительной бурдой, что его желудок, можно думать, выдержит и это испытание. Ну, а если что, так можно ему и помочь, даже вырвать отраву в крайнем случае. И с этой мыслью он спокойно кладет кружку, улыбается на прощанье этой странной, всё еще бормочущей что-то невнятное поварихе и ее закутанному малышу и поворачивает назад, к подземной базе, с некоторым удивлением видя, что за ним идут несколько женщин, взволнованно крича и размахивая руками. Это их непонятное волнение словно гонит его в спину, так что он всё ускоряет и ускоряет шаги и уже видит впереди ворота и стоящих за ними охранников, которые, заметив его, торопятся открыть вход, через который он быстро проходит на базу, оставив кучку вопящих женщин за оградой.
Мы даже понять не успели, что он собирается делать, этот приезжий незнакомец, а он уже схватил кружку и стал глотать. Ну, как остановишь человека, если он по-нашему не понимает? Мы было побежали за ним, хотели ребятам на воротах крикнуть, чтобы сказали ему, пусть вырвет, она не знай что готовит, эта безумная, да они тоже хороши, охранники эти, — заперли за ним ворота, а на наш крик даже носа не кажут. Завели себе привычку только на тех обращать внимание, кто за вход платит! Отцы наши и деды всё тут построили в свое время, а нас вот теперь да не пускают. И что теперь будет с этим чудиком в плаще? Он ведь так и не понял, что у полоумной отведал. А полоумная, она полоумная и есть — варит себе Бог знает чего, даже земли в котел может насыпать, и трав любых без смысла и толка, и тараканов сухих, мы сами видели, порой набрасывает туда «для вкусу». Мы-то ей всё спускали, пусть себе стоит, жалко ее, тоже ведь баба несчастная, и ребеночек вон у ней неизвестно от кого, а теперь вот того и гляди из-за нее нас же в милицию потащат, что мы, мол, приезжих людей травим. Дай Бог, чтоб обошлось и чтобы чудик этот не помер, а не то прогоним ее на всякий случай с базара, пусть себе идет от нас подале, неразумная баба, и ребенка своего заберет, всё равно ему не выжить, шатается она с ним по лесным чащам, того и гляди сожрет его какой-нибудь зверь, и поминай как звали…
