Меняя лица - Хармон Эми (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Печаль затопила церковь, почти заглушив скорбь по Бейли. Это была неизлечимая боль. Городу не удалось как следует ни оплакать ребят, ни отпраздновать возвращение одного из своих жителей. Из-за того, что Эмброуз не принимал случившегося с парнями, другие тоже не смогли смириться с этим.
Ферн обернулась и увидела мать Поли в толпе. Та сжимала руку своей дочери, склонив голову, поддавшись, как и другие, этому горю. Мистер Шин спрятал лицо в ладонях: его любовь к ребятам была столь же сильной, как и к собственному сыну. Ферн очень хотелось отыскать лица всех, кому они были дороги, посмотреть им в глаза. Вероятно, этого же хотел Эмброуз. Возможно, он понял: время пришло.
— Через два дня после смерти Бейли я пошел к тренеру. Я думал, он убит горем, чувствует то же, что чувствовал я весь последний год, тоскуя по друзьям. Я проклинал Бога, злился и сходил с ума. Но мистер Шин вел себя иначе. Он сказал мне: когда Бейли поставили диагноз, время для него будто остановилось, все вокруг замерло. Они с Энджи не знали, смогут ли когда-нибудь снова быть счастливыми. Я спрашивал себя об этом же. Но тренер удивил меня ответом: худшее, что только было в их жизни, оказалось и невероятным подарком. Бейли научил его смотреть на вещи трезво, жить настоящим и говорить слова любви часто и искренне. И, конечно, быть благодарным за каждый прожитый день. Болезнь сына сделала его терпеливым и стойким. Научила осознавать, что есть вещи поважнее боевых искусств.
Мистер Шин улыбнулся сквозь слезы.
— Еще тренер сказал, мол, Бейли мечтал о том, чтобы я произнес речь на его похоронах. — Эмброуз скорчил рожу, и публика засмеялась. Он подождал, пока все утихнут, и продолжил: — Вы знаете, я очень люблю борьбу. Благодаря ей я стал трудолюбивее, сдержаннее, научился по-мужски отвечать за свои поступки и по-мужски побеждать. Борьба сделала из меня хорошего солдата. Но, как и тренер, я стал понимать: есть вещи важнее. Героизм в спортзале куда менее важен, чем героизм вне его, а Бейли Шин был героем для многих. Он был героем как для меня, так и для всей команды. Шекспир говорил: «Ограбленный, смеясь своей потере, у вора отнимает кое-что».[67] — Эмброуз взглянул на Ферн и мягко ей улыбнулся, вспомнив их обмен цитатами из Шекспира. — Бейли тому доказательство. Он всегда улыбался, жизнь била в нем ключом. Мы не всегда можем управлять своей судьбой — иногда она дает нам тело калеки, лицо в шрамах, порой забирает у нас людей, которых мы любим и без которых не хотим жить. — Эмброуз вздохнул. — Нас ограбили. У нас украли внутренний свет Бейли, кротость Пола, прямоту Гранта, страсть Джесси и жизнелюбие Бинса. Но, несмотря на это, я решил улыбаться, как Бейли, назло вору. — Он окинул взглядом всех, кто его слушал, многих из кого знал всю жизнь, и заплакал. Но голос его уже не дрожал, когда он завершал свою речь.
— Я горжусь службой в Ираке. Но тем, как я ушел из дома и как вернулся, не горжусь. Во многом я подвел друзей. Не знаю, смогу ли простить себе их смерть. Я кое-чем обязан им и вам, поэтому сделаю все возможное, буду бороться и за вас, и за них — за сборную Пенн-Стейт. — Изумленные возгласы раздались в церкви, но Эмброуз продолжал, не обращая на это внимания: — Бейли верил, что я на это способен. И я докажу, что он был прав.
1995
— Сколько швов тебе наложили? — Ферн хотела, чтобы Бейли снял повязку с подбородка. Она прибежала сразу, как только услышала новость.
— Двадцать. Рана довольно глубокая. Я даже кость видел.
Казалось, Бейли был восхищен своей травмой, но его лицо тут же вытянулось. На коленях, как обычно, лежала книга, но читать ему не хотелось. Он полулежал в кровати. Временно покинутая коляска стояла в стороне. Несколько месяцев назад его родители купили специальную кровать: с продольными поручнями и кнопками, позволявшими поднимать верхнюю часть, чтобы Бейли без особых усилий мог сидеть, или нижнюю, и тогда можно было притвориться, что ты летишь в ракете, запущенной в космос. Ферн и Бейли успели несколько раз так «полетать», пока тетя Энджи их не отругала и не запретила превращать кровать в космический корабль.
— Болит? — спросила Ферн. Наверное, поэтому, подумала она, Бейли был таким угрюмым.
— Нет. Мне сделали укол. — Он даже ткнул пальцем в то место.
— Что же тогда случилось, приятель? — Ферн забралась на кровать, пристраиваясь рядом с ним и отодвигая в сторону книгу, чтобы освободить себе место.
— Я больше не смогу ходить, — сказал Бейли, и у него задрожал подбородок, марлевая повязка вместе с ним.
— Но ты же можешь чуть-чуть ходить?
— Нет. Больше не могу. Я попробовал сегодня и упал. Сильно разбил подбородок.
Какое-то время он пользовался коляской только дома — берег силы, чтобы обходиться без нее в школе. Но потом расписание уроков стало слишком плотным, поэтому Энджи и Майк поменяли тактику: они отправляли его в школу в коляске и позволяли подниматься из нее по вечерам, когда хватало сил. Происходило это реже и реже, все чаще он и дома перемещался в коляске. Теперь без нее никуда.
— Ты помнишь свой последний шаг? — осторожно спросила Ферн, не особенно соображая в свои одиннадцать, что нужно избегать вопросов, на которые людям больно отвечать.
— Нет. Я бы отметил это в дневнике, если бы помнил.
— Могу поспорить, твоя мама хотела бы написать об этом в твоем детском альбоме. Она ведь наверняка отметила, когда ты начал ходить.
— Она, наверное, думала, что этих шагов будет больше. — Бейли сглотнул, и Ферн поняла, что он изо всех сил старается не расплакаться. — И я думал, что их будет больше. Но, наверное, я их все прошел.
— Я бы поделилась с тобой своими шагами, если бы было можно, — произнесла Ферн, и ее подбородок тоже задрожал.
Они поплакали вместе с минуту — две несчастные маленькие фигурки на больничной койке, окруженные голубыми стенами и вещами Бейли.
— Может, я и не могу больше ходить, зато могу кататься. — Бейли утер нос и пожал плечами — вечный оптимист, презирающий жалость к себе.
Ферн кивнула и вдруг просияла, с благодарностью взглянув на его коляску:
— Ты не можешь ходить, но ты все еще можешь отрываться под рок-н-ролл,[68] — воскликнула она и, спрыгнув с кровати, включила музыку.
— Еще как могу, — рассмеялся Бейли. И он запел так громко, на сколько хватало легких, пока Ферн ходила, каталась, танцевала и прыгала за них обоих.
33
НЕ БОЯТЬСЯ СМЕРТИ
Могила Бейли была слева от могилы их с Ферн деда. Джессика Шин, которая умерла от рака, когда ее сыну Майку было всего девять, тоже лежала рядом. Рейчел, маме Ферн, исполнилось девятнадцать, когда ее мама умерла. Она помогала отцу воспитывать брата, пока тот не закончил школу и не уехал в колледж. И так вышло, что Рейчел относилась к Майку больше как мать, чем как сестра.
Дедушке Джеймсу Шину было около семидесяти, когда родились Ферн и Бейли, а умер он пять лет спустя. Ферн помнила его смутно — только седые космы и ярко-голубые глаза, цвет которых унаследовали и Майк с Рейчел, и Бейли. А вот кареглазая Ферн пошла в отца.
Когда пастор Тейлор начал трогательную прощальную речь, Ферн чувствовала, как вздрагивал Эмброуз: эти слова находили отклик в его сердце.
— Не думаю, что мы получим ответы на все вопросы. Нам не дано разгадать все «почему». Но я уверен, что все мы однажды, в конце жизни, обернемся и поймем: все то, что мы так умоляли Бога забрать у нас, за что мы его проклинали и из-за чего отрекались от него, было величайшим даром. — Пастор помолчал, собираясь с мыслями. Затем он взглянул на дочь. — Бейли был благословением, и я верю, что мы его еще увидим. Он ушел не навсегда.
Но сейчас Бейли с нами не было, и это «сейчас» тянулось бесконечно долго. Его отсутствие походило на огромную зияющую яму, вырытую для него же, — яму, которую нельзя не заметить. Пустоту, оставшуюся в сердце после ухода Бейли, предстояло заполнять гораздо дольше, чем могилу.
