Воскресенье - Лафазановский Эрмис (лучшие книги читать онлайн TXT, FB2) 📗

Я попытался разрядить напряженную ситуацию.

— Учитывая, что мы оба пришли сюда с честными намерениями, лучше всего подумать о том, как выйти из этой ситуации. Вы полностью уверены, что дверь сломана и не стоит пытаться открыть ее снова?

— Абсолютно. Я здесь давно и чего только ни испробовала!

— А вы уже осмотрели эту комнату, есть ли другой выход? Мне кажется, что там, сзади, хоть тут и темно, я вроде как видел дверь.

Она сказала, что ничего об этом не знает и не собирается ползать на животе по комнате в поисках выхода, и что мне лучше тоже не трепыхаться, пока мы не найдем решение. Голос ее дрожал. Но не от страха, а скорее от злости. В чем причина этого негодования, я в то время понять не смог.

Тогда я сказал ей, что не вижу другого выхода, кроме как позвонить хозяину. А потом мы объясним ему, как все случилось. Но как узнать его номер? Она шепнула мне, что мы не должны делать этого ни при каких обстоятельствах. Почему? Потому что нам никто не поверит. Взять хозяина и нас, обычных людей, к кому будет больше доверия у органов правосудия? Как мы докажем свои честные намерения?

Ее голос во время разговора напомнил мне одну мою тетку, которая всю жизнь постоянно ругала меня по любому поводу, и поэтому я решил взять дело в свои руки.

Я растянулся на полу во всю длину и выполз из-за занавески. Она пробормотала мне вслед, чтобы я не делал глупостей, но потом умолкла.

Я отправился на поиски.

7.

Я полз.

Никогда раньше я не чувствовал себя так гнусно. Я полз по грязному полу, затоптанному за целый день ходившими по магазину людьми. Миновал лакированные штиблеты хозяина, понюхав его носки. Я вдыхал запахи посетителей, которые всего лишь несколько часов назад находились здесь, разглядывали товары и в то же время жили своей жизнью, не той, какую люди пытаются продемонстрировать на публике своим внешним видом и поведением, а жизнью, полной собственных проблем и страхов, которые они пытаются скрыть: дамы — за высокими каблуками, и мужчины — за серьезным выражением своих лиц. Я искал то, в существовании чего не был уверен, и что называлось — выход. Я думал о том, сколько людей сейчас ищут выход, чтобы убежать от своих желаний, от печали, бедности, — от жизни, может быть, от самих себя. Мой выход, конечно же, должен был быть намного более реальным, я надеялся, что он будет за дверью, за другой ширмой, скрытый от людей случайных, от недобрых взглядов и еще более злых душ.

Мой предполагаемый выход появился в виде двери, на которой как будто было написано: «Войдешь — пожалеешь, не войдешь — тем более». Вот еще одна дилемма! Я подумал, что раз я пожалею в обоих случаях, лучше всего войти, ибо так поступали наши предки и вообще вся человеческая цивилизация.

Широкий круг моих интересов придавал мне смелости, в то же время подталкивая меня к тому, чтобы сочинить устное эссе под названием Дверь, но от последнего я отказался, во-первых, потому что эссе на такую тему было бы слишком широковещательным, а во-вторых, в тот момент у меня не было возможности заниматься сочинительством.

Я на ощупь открыл дверь и оказался внутри. Продвигался я все так же ползком, не думая об опасностях, которые могли подстерегать меня на каждом шагу. Ведь там не было видно ни зги. Я почувствовал приток холодного воздуха и нащупал мраморные ступени какой-то лестницы. Прохладным ветерком тянуло откуда-то сверху, и я предположил, что там наверняка есть какое-нибудь окно, которому в своем амбициозном проекте под названием Выход я дал подзаголовок Спасение.

Я прикрыл за собой дверь и начал ощупывать стену рукой в поисках выключателя, чтобы зажечь свет.

И вдруг!

И вдруг я почувствовал, как на меня обрушилось тело какого-то человека, тяжелыми ручищами ухватившего меня за шею.

У тела была густая борода (или щетина), потому что я ощутил, как она царапает мне затылок. Я почувствовал смрад изо рта и услышал, как он тяжело дышит от натуги. Интересно, что запах человека, ухватившего меня за шею, был таким же, как у дамы, оставшейся за занавеской: дешевый одеколон, смешанный с табаком.

Этот человек был не бог весть какого роста, и хватка у него не была особенно сильной, но я был легкой добычей, со мной было нетрудно справиться, я был ошеломлен и нерешителен. И, кажется, скорее страх, чем мощь сдавивших шею ручищ заставил меня решить, что жизни пришел конец, в результате чего перед глазами стали возникать картины детства и юности, образы и события, которые, по словам выживших, вспоминаются в моменты, когда дух отделяется от тела и бросается в объятия смерти.

Я увидел себя у реки, мне было не больше пяти или шести лет, я играл в песке с маленьким пластиковым экскаватором, а на противоположной стороне реки такой же, но только настоящий, копал песок. На другом берегу, далеко за экскаватором, виднелись крыши деревушки, над которыми летали дикие утки. Солнце садилось быстрее, чем было бы естественно, вокруг с небывалой скоростью темнело, а я как будто не замечал этого и спокойно продолжал свою игру. А потом медленно наступила темная, густая ночь, которую я поэтически назвал смертью. И да, еще в последние минуты перед смертью я вспомнил Марту, то есть увидел ее перед собой, весело звавшую меня и разговаривающую со мной. Я увидел и Любицу, но она просто отвернулась, назвав меня свиньей.

Когда я очнулся, то углядел над собой две головы: одну, принадлежащую женщине, которая приветствовала меня, другую — бородатому мужчине, который, очевидно, намеревался меня не убить, а просто устрашить, я понял это по выражению его лица, которое было таким же испуганным, как и мое. Но в любом случае, он оказался как минимум похрабрее меня и сказал, что если я только пикну, он продолжит душить меня до последнего моего вздоха.

Я поднялся на локте. В помещении горел какой-то слабый свет, вроде аварийного освещения, зажигавшегося, по-видимому, только при отключении электроэнергии, а это означало, что я не мог достаточно ясно разглядеть две физиономии, нависшие у меня над головой. Света хватало только, чтобы увидеть, что мужчина был в галстуке. Он висел поверх его рубашки, наполовину расстегнутой из-за неравной борьбы, которую он вел со мной. У него были небольшая бородка и очки, которые ему не шли, но в любом случае эти два символа наверняка были знаком того, что речь идет об интеллигенте или, по крайней мере, антигерое. Он выпучил глаза в тщетной попытке разглядеть меня получше. Женщина прислонилась к стене и, тяжело дыша, обмахивала себя ладонью, как неким веером, которым она пыталась охладить разгоряченное лицо, чтобы прийти в себя.

Я шепотом сообщил ему: что касается меня, то я не только не буду кричать, но и не сдвинусь с места, но насчет женщины я гарантировать ничего не могу, поскольку из средств массовой информации известно, что женщины легко впадают в панику. Затем я вздохнул и начал объяснять ситуацию, в которой оказался, представив ее как стечение обстоятельств, в силу которых я очутился в том месте, где я нахожусь сейчас, и это произошло по воле некоего более высокого и могущественного существа, а не по моей вине, доказательством чему служат мои сверхчеловеческие усилия найти выход из положения, в котором мы с дамой здесь оказались.

Мы оба смотрели друг другу в глаза, как будто договаривались о чем-то, потом наступила тишина, в которой оба ожидали, кто заговорит первым. Внезапно, крайне неожиданно, мужчина начал медленно кривить рот в легкой улыбке, затем улыбаться все шире и шире, потом уже просто смеяться в голос. Поскольку смех по своей природе заразен, он заразил женщину и в конце концов, не знаю почему, то ли от паники, но, скорее всего, от страха, засмеялся и я. Мы трое хохотали во весь голос, будто позабыв, где мы находимся, и что кто-нибудь мог нас услышать.

Вдруг он перестал смеяться.

— Я тебя откуда-то знаю. Мы раньше не встречались? Не сталкивались когда-нибудь друг с другом? Мы не знакомы?