Живет такой парень - Шукшин Василий Макарович (читать книги онлайн бесплатно полностью без .txt) 📗
— С удовольствием! — воскликнула женщина, взяла ведро и побежала через кустарник вниз, к реке. Пашка внимательно посмотрел ей вслед.
Муж действительно ждал жену на тракте. Длинный, опрятный, с узким остроносым лицом. Очень обрадовался. Растерялся: не знал — то ли целовать жену, то ли снимать чемоданы с кузова. Запрыгнул в кузов.
Женщина полезла в сумочку за деньгами.
— Сколько вам?
— Нисколько. Иди к мужу-то… поцелуйтесь хоть — я отвернусь. — Пашка улыбнулся.
Женщина засмеялась.
— Нет, правда, сколько?
— Да нисколько! — заорал Пашка. — Кошмар с этими… культурными. Другая давно бы уж поняла.
Женщина пошла к мужу.
Тот стал ей подавать чемоданы. Негромко стал выговаривать:
— Почему все-таки одна приехала? Я же писал: не садись одна с шофером. Писал?
— А что тут особенного? — тоже негромко возразила женщина. — Он хороший парень.
— Откуда ты знаешь, хороший он или плохой? Что у него, на лбу написано? Хороший… Ты еще не знаешь их. Они тут не посмотрят…
Пашка слышал этот разговор. Злая, мстительная сила вытолкнула его из кабины.
— Ну-ка, плати за то, что я вез твою жену. Быстро!
— А она что, не заплатила? Ты разве не заплатила? — Муж растерялся: глаза у Пашки были как у рассвирепевшей кошки.
— Он не взял… — Женщина тоже растерялась.
Пашка не смотрел на нее.
— Плати! — рявкнул он.
Муж поспешно сунулся в карман… Но тут же спохватился.
— А вы что кричите-то? Заплачу, конечно. Что вы кричите-то? Сколько?
— Два рубля.
— Что-о! Тут же только пятьдесят копеек берут!
— Два рубля!!!
— Олег! — сказала женщина. — Немедленно заплати ему… Заплати ему два рубля.
— Пожалуйста. — Муж отдал Пашке два рубля.
Машина рванула с места и поехала дальше.
Пашка догнал Кондрата (напарника своего).
Кондрат сидел со стариком хозяином, у которого он остановился. Старики толковали про жизнь. Хозяин рассказывал:
— Да… вот так, значит. Вырастил я их, лоботрясов, шесть человек, а сейчас один остался, как гвоздь в старой плахе. Разъехались, значит, по городам. Ничего, вроде, живут, справно, а меня обида берет: для кого же я весь век горбатился, для кого дом этот строил?
— Такая уж теперь наша жизнь пошла — ничего не поделаешь.
— Жись эта меня не касается?
— Она всех касается, кум.
— Кхх!.. Мне вот надо бы крышу сейчас новую, а не могу — сил не хватает. А эта, лонись, приехал младший: поедем, говорит, тять, со мной. Продай, говорит, дом и поедем. Эх ты, говорю, сопля ты такая! Я сейчас кто? Хозяин. А без дома кто? Пес бездомный.
— Ты зря так… Зря.
— Нет, не зря.
— Зря.
— Ты, значит, никогда не крестьянствовал, если так рассуждаешь.
— Я до тридцати пяти годов крестьянствовал, если хочешь знать. А опора сейчас — не дом.
— А кто же? Тилифизоры ваши? Финтифлюшки разные?
Тут вошел Пашка.
— Здорово, старички!
Кондрат нахмурился.
— Подольше не мог?
— Все в порядке, дядя Кондрат.
Кондрат хочет изобразить из себя — перед хозяином — наставника строгого, как бы отца.
— Шалапутничать начинаешь, Павел. Сма-атри! Я на сколько тебя отпускал?
Пашка для приличия виновато наморщился.
Пауза.
— Чего делал-то там? — мягче спросил Кондрат.
— Лес возили. — Пашка пошел переодеваться в другую комнату.
— Посиди с нами, — пригласил хозяин. — Мы тут как раз про вас, кобелей, разговариваем.
— Некогда, братцы, — отказался Пашка. — В гости иду.
— Далеко ли? — поинтересовался Кондрат.
— К Лизуновым.
— Это кто такие?
— Тэ-э… знакомая одна…
— Расплодил ты этих знакомых!.. — строго заметил Кондрат. — Переломают где-нибудь ноги-то.
— Искобелились все, — согласно проворчал хозяин. — А вот был бы при хозяйстве-то, небось не побежал бы сейчас к Катьке-разведенке, а копался бы дома.
— Свобода личности, чего вы хотите! — возразил Пашка.
— Избаловала вас Советская власть, избаловала. Я бы вам показал личность! Встал бы у меня в пять часов и работал бы, сукин сын, допоздна, пока солнце не сядет. Вот тогда не до Катьки было бы.
Тут вошла хозяйка. Закудахтала…
— Кум! Здравствуй, кум!
— Марфынька, — заныл старик хозяин. — Однако ж где-то было ведь у нас… кхэ…
— Чего «было»? Чего закряхтел?..
— Было же где-то… Нам бы с кумом — по махонькой.
— Э-эх… Ладно, для кума…
— Давай, давай…
Лизуновы ужинали.
— Приятного аппетита! — сказал Пашка.
— Садись с нами, — пригласил хозяин.
— Спасибо. — Пашка присел на припечке. — Только что из-за стола.
Катя поспешно дохлебала, встала.
Прошли в горницу.
— Ты что?
Пашка смотрел на Катерину. Стоит — молодая еще, а уже намучилась, накричалась на своем веку, устала.
— Так… зашел попроведать.
Пашка натянуто улыбнулся, стало жалко Катьку.
— Опять в командировку, что ль? — Катерина угасла.
— Ага.
— Надолго?
— Да нет.
— Ну, садись.
Пашка присел на крашеный табурет.
— Как живешь-то? — спросил он.
— Ничего. Какая моя жизнь? Кукую. — Катерина тоже присела на высокую свою кровать, невесело задумалась.
— Не сошлась с мужем-то?
— Не сошлась.
— Что он сейчас делает-то?
— Пьет. Что ему еще делать.
— Мдэ… На танцы пойдем вечером?
Катька удивленно посмотрела на Пашку, усмехнулась.
— Легко вам, ребятам: тридцать лет — вы все еще по танцулькам бегаете. Даже завидки берут.
— А тебе кто запрещает?
— Куда же я на танцы попрусь? Ты что? Совесть-то есть у меня?
— Серость, — сказал Пашка.
— Серость или нет, а мои танцы кончились, Паша.
— Ну, тогда я в гости приду попозже. Мм?
— Зачем?
— В гости!
— Как же ты придешь? Что, я одна, что ль?
— А чего они тебе? Ты на них — ноль внимания.
— Ноль внимания…
— Ну, выйди тогда. В садик. Попозже. Мм?
— А для чего?
Пашка ответил не сразу. Действительно — для чего?
— А я откуда знаю? Так просто. Тоскливо ж тебе одной-то. И мне тоскливо.
— Тоскливо, верно.
— Ну и вот!
— Думаешь, нам веселее будет? Вдвоем?
— Не знаю. Не ручаюсь.
— Нет, не будет нам веселее. Так это… самообман. Не будет веселее.
— Ну, ты сильно-то не унывай.
— Я и не унываю.
— Взяла бы да снова замуж вышла, раз такое дело.
Катерина усмехнулась.
— Бери. Пойду.
— Вот и выходи. Сегодня потолкуем. — Пашка сам не ждал, что так брякнет.
— Перестань ты, болтало! — рассердилась Катерина. — Зачем пришел-то?
— Некультурная ты, Катерина. Темнота.
— Ох, батюшки!.. Давно культурным-то таким стал?
— Что это, например, такое? — Пашка подошел к слоникам, взял пару самых маленьких. — Для чего, спрашивается? Для счастья? Или олень вот этот… — Пашка презрительно прищурился на оленя. (Олень, кстати, ему нравился.) — Это же… пошлость! В горнице как в магазине. Мой тебе совет: выкинь все это, пока не поздно.
Катерина удивленно слушала Пашку. А Пашку неудержимо повело.
— Вы сами, Катька, виноваты во всем: обвиняете ребят, что они за городскими начинают приударять, а вас забывают. А нет, чтобы подумать: а почему так? А потому, что городские интереснее вас. С ней же поговорить и то тянет. Наша деревенская — она, может, в десять раз красивше ее, а как нарядится в какой-нибудь малахай — черт не черт и дьявол не такой. Нет, чтобы подтянуть все на себе да пройтись по улице весело, станцевать, спеть… Нет, вы лучше будете семечки проклятые лузгать да сплетничать друг про дружку. Ммх, эти сплетни!.. — Пашка, стиснув зубы, крутнул головой. — Бросать это надо к чертовой матери — эти сплетни. Ты делай вид, что ничего не знаешь. Не твое дело, и все. А то ведь пойдешь с иной, и вот она начинает тебе про своих же подружек: ля-ля-ля… Все плохие, она одна хорошая. Бросать надо эту моду.
