Скажи что-нибудь хорошее - Огородникова Татьяна Андреевна (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Больше до рождения ребенка Иван не удостоил дочь ни одним словом. Если нужно было согласиться, он молча кивал. В противном случае просто отворачивался и фирменно плевал себе под ноги, демонстрируя презрение и обиду. Зойка, однако, не горевала. Она и беременная продолжала заниматься любимым делом, так как факт беременности не особенно отпугивал клиентов. Уж больно хороша была молодая женщина – веселая, приветливая, безотказная. Дальнобойщики честно оплачивали услуги и давали рекомендации своим приятелям. Бизнес процветал. Беременность казалась просто небольшой проблемой для проведения кулуарных заседаний с членами шоферского профсоюза. Но Зойка где-то слышала, что это временно. Через восемь с половиной месяцев у Зойки родился сын от одного из проезжавших мимо мужчин. Отец простил непутевую дочь, потому что парень получился очень здоровый, симпатичный и голубоглазый.
Иван принял внука сразу и безоговорочно. Это стало понятно, когда он, посмотрев на малыша, вынес вердикт:
– Матвей будет.
– Конечно, конечно, – быстро согласилась Зойка. Она заметила, как у отца увлажнились глаза и дрогнул голос.
Про себя Зойка решила, что ей еще меньше проблем – не надо нудно перебирать имена и придумывать, как назвать этого, в общем-то, не слишком нужного ей парнишку. Впрочем, в свидетельство о рождении она уже вписала другое имя, но какая разница… Кормить малыша грудью она не собиралась и сразу после родов перетянула грудную клетку длинным вафельным полотенцем так, что еле могла дышать. Отцу наврала, что молока нет, да и по последним медицинским рекомендациям ребенка лучше кормить полезным искусственным питанием.
– Доктора говорят, что там все сбалансировано, а молоко сильно зависит от того, что ест и пьет мать.
Отец только хмыкнул. Это означало, что при таком раскладе точно не надо кормить материнским молоком.
– Выкормим, не впервой… – сумрачно сказал Иван.
Зойка не придала значения этой фразе, ей нужно было срочно приводить себя в порядок. Философские рассуждения и загадочные присказки – точно не для нее. И так было потеряно почти три месяца, за это время можно и вовсе растерять клиентуру.
Через десять дней Зойка приступила к работе, а дед Иван во второй раз, теперь уже добровольно, принял на себя бремя материнства и отцовства одновременно. Впрочем, возиться с пацаненком ему даже нравилось. Матвей рос радостным, шустрым, беззаботным и беспроблемным ребенком. Он так мало плакал, что иной раз Иван даже сомневался, что парень чувствует боль. Упал, побил коленки, ударился об угол, свалился со стула – потер ушибленное место, пробормотал дежурное «ай-ай-ай» – и снова смеется, резвится и ползает за дедом. Иван растворился в ребенке, он словно начал жизнь заново. Теперь его никто не назвал бы стариком. Он сбрил бороду, подтянулся, расправил плечи, будто освободился от гнетущего горя, терзавшего его многие годы. Он действительно чувствовал себя счастливым, что, правда, не мешало ему брать в руки розги, когда из веселого малютки Матвей превратился в резвого проказника-пацаненка. Когда Моте исполнилось четыре, он вдруг увлекся животным миром. Несколько раз Дед Иван доставал из бочки кота, которого Мотя хотел научить плавать. Кот не понимал, чего от него требуют, несмотря на кусок колбасы, привязанный к палке. Матвей желал, чтобы обезумевшее от страха животное плыло за едой – на запах. Когда дрессировщик осознал, что пловец из кота никудышный, он решил научить его правилам скоростной езды на игрушечном грузовике. Для того чтобы хитрый котяра не смылся раньше времени, Мотя накрепко приматывал его к кузову синей изолентой и несся изо всех сил, держа грузовик за веревку. Кот, бешено вращая глазами, остервенело вырывался, оставляя на изоленте клоки рыжей шерсти, и орал изо всех сил, чем привлекал внимание окружающих, и неизбежно – деда Ивана. Тот сначала спасал кота, а потом доставал ремень или розги – в зависимости от степени ярости. Терпение Ивана лопнуло, когда он понял, что ранее безымянное животное охотно отзывается на кличку «Бедняжка». Дед настрого приказал Матвею не подходить к коту на пушечный выстрел и в скором времени стал свидетелем проверки дальнобойности огромной рогатки, которую сам же и смастерил для Матвея. Мишенью, конечно, служил Бедняжка. Дед Иван в очередной раз спас животное от гибели и передал его на хранение соседям. Но, вероятно, у Бедняжки начался Стокгольмский синдром, и тот стал убегать от новых хозяев, чтобы поиграть с Матвеем.
Ивану было неведомо, что такое склонность к садо-мазо, особенно у животных, поэтому он продолжал унижаться перед соседями и просить их забирать Бедняжку к себе на пмж каждый раз, когда он заставал внука у пенной ванны с котом на руках, обнаруживал кошачью миску, наполненную свежевыкопанными червями, предназначенными для насильственного кормления животного, натыкался на дико орущий под ногами, черный, прорезиненный мешок из-под старых сапог… Всякий раз кот снова оказывался в милом ему плену. Он сам хотел, чтобы над ним издевались, а может, это и была его интересная, наполненная приключениями и опасностями, настоящая жизнь.
Предметом изучения для Матвея был не только кот. Мальчик с интересом наблюдал, взлетит ли стрекоза без крыльев, по очереди отрывая одно за другим; вылупится ли цыпленок из вареного яйца, если оно будет высиживаться привязанной за окорочка несушкой; какая из двух половинок червяка быстрее проделает дырку в яблоке… Немного позже Мотя пристрастился к ловле и изучению лягушек, причем изучал он их совершенно натуральным садистским способом, надувая через трубочку. За это тоже был порот неоднократно. Почему-то во время порки Матвей не чувствовал агрессии, исходящей от деда. Тот порол как бы по обязанности, а на самом деле любил пацана и, кстати, сильно переживал, если чувствовал, что приложил к наказанию излишние усилия.
– Больно? – спрашивал Иван внука, как бы извиняясь.
– Не-а, – выкрикивал непоседа, натягивая штаны на ходу, видимо, уже наметив следующую жертву. У Матвея было огромное количество дел. К тому же на следующий год ему нужно было идти в первый класс.
Иван с тоской думал, как же такой резвый парень высидит 45 минут на одном месте… И еще он переживал, что с момента поступления внука в школу он будет видеть его всего полдня. Дед любил парня до смерти, как когда-то непутевую дочь Зойку.
6. Георгий
– Ну вот, – укладывая хрупкую ношу на жесткую спартанскую кровать, приговаривал Георгий, – это – твоя гостиница на ближайшее время, а может на всю жизнь.
Пашка, запыхавшись от быстрой ходьбы, появился в проеме и оперся обеими руками на косяки, чтобы отдышаться. Он услышал последнюю фразу извозчика и гневно прошептал:
– Ты что сказал сейчас?! Зачем я ее сюда привез? На всю жизнь я ее мог бы и в Москве оставить, там конечный срок – две недели, хотя бы на лекарствах без мучений продержалась. А ты, что ты имеешь в виду? Давай, зови сюда вашего хваленого колдуна, прямо сейчас зови!!! – Пашка чуть не поперхнулся слюной, когда ямщик поднял на него прозрачные глаза.
– Нет здесь никаких колдунов, Шило, – спокойным голосом отчеканил он. – А если ты искал колдунов, то к ним и поезжай.
Пашка забыл, что надо соблюдать тишину. Он немного занервничал под взглядом странного возничего, но сдаваться не собирался:
– Слушай, ты, водила лошадиный, я не для того сюда ехал и искал это проклятое место, чтобы и здесь завтраками кормили. – Шило медленно наступал на мужика, стоящего в двух шагах от кровати, на которой, распластавшись в забытьи, лежала Евгения.
Пашка привык, что в его жизни не было авторитетов, он либо добивался цели, либо был готов умереть. Возничий был повыше ростом и шире в плечах, но старше и неповоротливей, размеры препятствия никогда не останавливали Пашку перед боем. Пашкина агрессия и скорость почти никогда не оставляли противнику шансов для победы. Тем более что он был мастером спорта по боксу. Шило уже анализировал, с какой стороны он нанесет удар, если вдруг гигант бросится в атаку. Тот, однако, не проявлял никаких признаков испуга или агрессии. Он просто смотрел прямо в переносицу разъяренному Пашке. Отступать было не по понятиям, Шило продолжал двигаться на врага, но более мелкими шагами. Когда до цели осталось сделать пару движений, а та по-прежнему не реагировала на злобный выпад, Пашка вдруг почувствовал, как его накрывает огромная туша, правая рука оказывается завернутой за спину, а лоб упирается в стену.
