Иду на грозу - Гранин Даниил Александрович (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
Самостоятельность, взрослость — она так нетерпеливо ждала этого, а сейчас хотела отдалить их приближение. И самое страшное — что они надвигались неотвратимо и ничего нельзя было остановить. Почему-то вспомнился огромный, во всю стену, старый буфет, похожий на замок. Когда никого не было дома, она принималась шарить по ящикам, открывать дверцы, и все полки пахли по-разному: там стояли банки с вареньем, книги, красные чашки. «Дура, — сказала она себе, — дура», — и вспомнила презрительный взгляд Тулина, его голос, и ей стало еще горше.
Она обернулась на стук камней. Ричард бежал за ней.
— Я тебя обидел? — спросил он.
— Вот еще! Мне просто наскучило.
Он так быстро заглянул ей в глаза, что она не успела спрятать то, что там было. Но, кажется, он ничего не заметил, он был полон раскаяния. Робко и виновато он обнял ее, поцеловал, и она почувствовала, что снова обретает власть над ним, стоит ей улыбнуться, — и он просияет, она чувствовала, как дрожат его губы, и задумчиво смотрела в голубое слепящее небо. Откуда эта власть и зачем, что делать с ней?
Большая серебряная рыбина высоко подскочила над водой. Женя вскрикнула от испуга и рассмеялась. Горы стали голубыми, запели птицы, одуряюще запахло чабрецом.
Они собирали шишки, искали малахитовые камушки, пели песни, и Ричард весело и покорно восхищался горами и цветами, хотя он презирал старомодное восхищение пейзажами. Назад по камням Женя побоялась переходить, и они пошли в обход до висячего моста.
— Я тебе нужна? — спросила Женя.
— Очень.
Мост качался под ними, и от высоты у нее кружилась голова.
— Ты хороший.
Он посмотрел на ее задумчивое лицо и чуть слышно вздохнул. Она взяла его руку.
— Я не могу так сразу, но я… Только не торопи меня.
— Я не буду торопить.
— Вот и чудно.
В поселке они столкнулись лицом к лицу с Тулиным. Женя отстранилась от Ричарда, непроизвольное это движение изумило ее, и она тут же взяла Ричарда под руку, прижалась к нему так, что Ричард покраснел. Тулин ничего не заметил, он тащил ящик с приборами, устал, был озабочен неприятностями из-за Агатова, начальник отряда ужесточил контроль, нет конца всяким формальностям и придиркам. Чтобы привернуть кронштейн, надо согласовать с Москвой, — он помахал текстом телеграммы.
— Давайте я сбегаю отправлю, — сказал Ричард.
Они остались вдвоем на бульваре. Тулин поставил ящик на землю, вытер лицо.
— Лучше бы вы Агатова очаровали, — сказал он. — Захороводили бы его, чтобы не мешал нам. — Говорил, а сам смотрел не на нее, а в сторону почты.
— И не собираюсь, хватит, что Ричард перед вами на задних лапках! — выпалила она, похолодев от своей дерзости, и восхитилась ею же.
Тулин окинул ее с ног до головы откровенно, по-мужски.
— Да, пожалуй, Агатова вам не одолеть.
— Я если захочу, то и вас одолею.
— Да ну?
Она ответила ему презрительным смешком и удалилась походкой многоопытной женщины.
3
Будь у Крылова возможность, он поселился бы в облаках. Расставил бы там свои приборы, измерял, наблюдал и сбрасывал вниз пленки для обработки. Увы, полеты заканчивались слишком быстро, и приходилось спускаться на землю, где находились столовые, койки аэродромных гостиниц, зарядные станции.
Непогода забрасывала их на маленькие полевые аэродромы, там стояли зеленые аэропланы — «кукурузники», лесные «уточки». Крылову нравилась эта неустроенная кочевая жизнь: сегодня в Одессе, завтра Горький, ночевка в каких-то Устриках. Дымные, шумные комнаты диспетчеров, где запахи мокрых унтов мешались с запахами свежих яблок. Кто-то передавал тюльпаны кассирше Наде в Магадан, встречались на несколько минут старые друзья-летчики, чтобы снова разлететься по своим маршрутам, пока расписание не сведет их опять через месяц, через год то ли в Арктике, то ли во Внукове.
После полета занавешивали окна в одном из гостиничных номеров, проявляли пленки, в духоте, потные, в одних трусах возились до полуночи. А утром, чуть свет, — готовить приборы, менять батареи, просматривать рулоны высохших пленок, яростные споры о программе полета, у каждого были свои разделы, каждому были нужны свои высоты и условия — и снова в небо, в погоню за облаками.
Тулин загружал его подсобными расчетами, всякими побочными замерами. Своей темой Крылов занимался урывками, но не жаловался, он видел, что себя Тулин также не щадил. С поразительной уверенностью Тулин вел свое огромное умственное хозяйство: там не сходятся данные, тому отрегулировать прибор, определить, почему снижается чувствительность, в Краснодаре сесть пораньше, иначе в столовой останется только каша. Стоило Тулину присмотреться, и всегда оказывалось, что делают не так, можно что-то подправить, без него провозились бы еще день, и он подправлял, замечал, и все это весело, с шутками.
Иногда выпадали свободные вечера, и в каком-нибудь городишке они являлись всей бандой на танцы, поражая местных красавиц своим видом небесных асов. Под водительством Тулина шествовали вразвалочку, ястребино выглядывали стоящих вдоль стен девушек, томно-усталые, в кожаных куртках, нездешние и заманчивые. И Крылов чувствовал себя тоже гусаром.
Но чаще всего он оставался дома, обдумывая полученные материалы измерений. И в полетах он вдруг начинал мерить совсем не то, что было предусмотрено… Со своей обычной дотошностью он докапывался до первооснов и убеждался, что у Тулина слишком многое строится на интуиции и догадках. Тулину важен был результат, вся трудность была лишь, как этого добиться. Он пренебрегал возможностями исследовать сам процесс, природу грозы. «Чтобы переваривать пищу, не обязательно изучать устройство желудка», — отговаривался он, однако Крылова успокоить такими штучками было невозможно. Постройка не имела каркаса. Не хватало балок, Тулин хотел настилать крышу, а Крылов еще укреплял фундамент.
Ему нужно было выяснить, как в облаке восстанавливаются заряды на всех стадиях развития, какова скорость этого восстановления, каков механизм и т. д. Он принялся создавать теоретическую модель облака. Собирал все данные измерений, накладывал их друг на друга, десятки, сотни, пытаясь установить что-то среднее, извлечь типичное. Работа эта требовала сосредоточенности, а поручения Тулина отвлекали. Хуже всего, что Тулин злился, считая, что Крылов не помогает, а проверяет — этакий внутренний контролер.
Под Ростовом они провели серию воздействий на мощные кучевые облака. Несколько раз портился проклятый «Бурун» — установка для измельчения сухого льда. С трудом найдут нужное облако, включат «Бурун» — грохот, треск, а лед не сыплется. Посадка. Включают «Бурун» на аэродроме — исправно работает, выбрасывает мелкий лед. Поднимутся в воздух — опять та же история. Наконец Тулин сообразил, что на высоте что-то в машине смерзается, и приказал долбить лед вручную. Колотили лед чем попало, обдирая пальцы, но пока возились и сбрасывали — оказалось, сбросили не туда. На следующем заходе сбросили слишком рано. Лед кончился, пришлось возвращаться. Раздобыли лед — выяснилось, что нет подходящей облачности. Просидели два дня, нервничая, ругаясь. И вот наконец-то внизу отличные облака, с высокой напряженностью электрического поля, с мощными куполами, и лед был сброшен точно вовремя, и все прильнули к окнам, наблюдая и фотографируя. Да, это было красиво! Огромный растущий серебристый купол начал вдруг оседать, съеживаться, массив облака стал каким-то волокнистым, редел, буквально на глазах появились провалы, стала видна зеленая земля, только что мощное, облако таяло, распадаясь на части, превращаясь в мглистые полосы. То же самое удалось и со вторым облаком. Тулин пришел в восторг, его предположения оправдались, все в самолете кричали «ура», обнимались, и никто не обратил внимания на Крылова. Он внимательно смотрел в окно с другого борта.
На аэродроме Тулина качали. Крылов задумчиво возился в стороне с фотокамерой, потом подошел и, конфузясь, так, как будто он преподносит нечто ценное, сказал, что результат, к сожалению, нельзя считать достоверным. Он наблюдал за облаками, которые не подвергались воздействию, и среди них три облака разрушились точно таким же образом и в то же время. Никто не хотел ему верить, его слушали с досадой. Тулин пытался его высмеять: «Где твои доказательства?», но Крылов стоял на своем: это у вас нет доказательств, что на облака повлиял сухой лед, они могли развалиться и сами.
