Литума в Андах - Льоса Марио Варгас (книги бесплатно читать без .txt) 📗
Все были очень пьяны, некоторые с трудом стояли на ногах, хватались за стены, цеплялись друг за друга, чтобы не рухнуть на пол, и все продолжали неотрывно смотреть на Тиноко остекленевшими от алкоголя глазами. А тот, оказавшись в центре всеобщего внимания и ясно ощущая какую-то непонятную опасность, все так же стоял у дверей, не решаясь подойти к стойке. Тогда к нему приблизился Дионисио, взял за руку, поцеловал в щеку. Немой немного расслабился и принял из его рук рюмку писко.
– За твое здоровье, немой! – Дионисио чокнулся с ним. – Найди-ка здесь себе пару, смотри, сколько народу.
– Он невинный, чистый, он нездешний, он уже отмечен тем, что случилось в Пампе-Галерас, – перечисляла – нет, читала речитативом, пела донья Адриана. – Рано или поздно его казнят терруки. А если уж ему суждено умереть, так пусть от его смерти будет какой-нибудь прок. Разве вы ничего не стоите? Разве вы не устаете до смерти, ломая спину на строительстве дороги? Не валитесь с ног, приходя в бараки? Неужели это ничего не стоит? Взвесьте все за и против и решайте.
Чем больше писко согревало грудь и щекотало желудок, тем явственнее ощущал Педрито Тиноко, что пол под его вырезанными из автомобильных шин и надетых прямо на босые ноги охотами все больше начинает теплеть и кружиться. Как юла. Когда-то – он уже не помнил, когда и где, – он научился запускать юлу: обматывал шнуром, подбрасывал и резко дергал за конец шнура – юла закручивалась в воздухе, ее разноцветные полосы сливались в одно яркое пятно, и она становилась похожей на зависшего над цветком колибри, потом она взлетала выше, к солнцу, и падала на землю. Острый носик ударялся о каменный бортик оросительной канавы или прыгал по скамейке у ворот, словом, там, куда его направили точный глаз и рука Педрито, и, постепенно выравниваясь, долго еще покачивалась и гудела маленькая веселая юла. А донья Адриана все говорила, пеоны согласно кивали головами. Некоторые протискивались к немому, дотрагивались до него. Их страх испарился. Педрито тоже перестал бояться и уже не чувствовал того смущения, которое испытал, войдя в погребок. Он все еще сжимал в руке деньги, время от времени его вдруг охватывало беспокойство: «Надо возвращаться». Но как было уйти? Едва он делал глоток писко, Дионисио радостно хлопал в ладоши и целовал его в щеку.
– Иудины поцелуи, – заметил Литума. – А я в это время храпел себе или слушал байки Томасито. Вам повезло, Дионисио и донья Адриана. Если бы в тот момент я вошел сюда и увидел, чем вы занимаетесь, вам бы несдобровать, можете мне поверить.
Он сказал это без злости и сожаления, уже примирившись с потерей. Донья Адриана все так же была занята своими мыслями и не обращала на Литуму внимания. Теперь она смотрела на пеонов, разбиравших завалы на дороге. Дионисио громко расхохотался. Он сидел на корточках. Шерстяной шарф, обмотанный вокруг шеи, придавал ему какой-то нелепый вид. Он явно развлекался, глядя на Литуму, моргая выпуклыми глазами, которые на этот раз были не такие красные, как обычно. Успокоившись, трактирщик сказал:
– Из вас вышел бы хороший сочинитель, капрал. В моей труппе были такие ребята. Когда мы ходили по деревням и по ярмаркам. Танцовщики, музыканты, жонглеры, фокусники, уроды всех мастей и рассказчики. Они всегда имели успех, старики и дети слушали их с открытыми ртами, а когда история подходила к концу, поднимали невероятный шум: «Еще! Еще, пожалуйста!», «Расскажите другую!». С вашей фантазией вы могли бы быть у меня звездой. Под стать донье Адриане, господин капрал.
– Да он не может больше пить, он уже дошел. В него больше не войдет ни капли, – удивленно протянул кто-то.
– Влей в него силой, а начнет блевать – пусть блюет, – крикнул другой. – Главное, чтобы он ничего не чувствовал, забыл, кто он и откуда.
– Кстати о немых: в провинциях Ла-Мар и Аякучо немым дают съесть язык попугая и этим вылечивают от немоты, – сказал Дионисио. – А вы этого наверняка не знали, господин капрал.
– Ты ведь нас простишь, простишь, правда? – Кто-то тихо говорил на кечуа хриплым срывающимся голосом, с трудом выговаривая слова. – Ты станешь нашим святым, мы будем благодарить тебя на праздниках как спасителя Наккоса.
– Дайте ему еще глотнуть, мать вашу, и не тяните кота за хвост. – Голос прозвучал четко и грубо. – Делать так делать!
На этот раз Дионисио играл не на кене, не на флейте, а на рондине. Тонкий металлический звук сверлил мозг немого. Множество рук поддерживало его, не давая упасть. Ноги у него стали тряпичными, плечи – соломенными, живот – как болото с лягушками, а голова – круговерть ярких звезд. Неожиданно вспыхивающие радуги расцвечивали звездную ночь. Если бы у него хватило сил протянуть руку, он мог бы коснуться звезды. Может быть, она такая же мягкая, теплая, нежная, как шея маленькой викуньи. Иногда его горло стискивали рвотные позывы, но желудок был пуст. Он знал, что если вглядится и вытрет затуманивающие взгляд слезы, то в безмерном небе, над заснеженными горами, увидит бегущее к луне стадо викуний.
– Да, время было другое и по многим причинам лучше, чем теперь, – задумчиво добавил Дионисио. – Прежде всего потому, что люди любили развлекаться. Они были такие же бедные, как сейчас, страдали от тех же невзгод. Но здесь, в Андах, люди еще имели то, что потом потеряли: охоту к веселью. Желание жить. А теперь они хоть и двигаются, и говорят, и напиваются, но все равно какие-то полумертвые. Вы не замечали этого, господин капрал?
Были только звезды, погребок исчез. Когда его вынесли оттуда на свежий воздух, холод стал покалывать щеки, кончик носа, руки, ноги, с которых по пути свалились охоты, но внутри, согревая кровь, еще теплился огонек. Больше не била в нос едкая вонь, чистый воздух был напоен ароматом эвкалиптов, запахом сухого маиса, свежестью журчащих ключей. Его несли на руках? Он восседал на троне? Он был святым покровителем праздника? Читал ли отходную священник, стоя у его ног? Или его помянула в своей молитве богомолка, уснувшая у дверей скотобойни в городке Абанкай? Нет. Это был голос доньи Адрианы. И, может, затерялся в толпе мальчик-служка с серебряным колокольчиком в одной руке и кадилом с благовониями в другой. Педрито Тиноко умел кадить, он научился этому в церкви Святой Росарио в те времена, когда его рука умела так ловко запускать юлу, он кадил, и клубы ладана поднимались к лицам святых.
– Даже провожая покойника, народ развлекался: ели, пили, рассказывали истории, – продолжал Дионисио. – Мы часто ходили на похороны, вся наша труппа. Тогда прощание с покойником длилось несколько суток, выпивали до дна две большие бутыли с вином. А теперь, если кто уходит из жизни, с ним прощаются только родственники, притом без всяких обрядов, будто он собака какая. В этом тоже полный упадок, вы согласны, господин капрал?
Процессия поднималась в гору, изредка нарушая благоговейную тишину, раздавался чей-то вскрик, кто-то всхлипывал. Чего они боялись? О чем плакали? Куда шли? Его сердце вдруг заколотилось, слабость мгновенно улетучилась. Ну конечно! Его вели к его подружкам! Конечно же! Конечно! Викуньи уже ждут, они там, куда его поднимают. Его захлестнула волна радости. Если бы хватило сил, он закричал бы, запрыгал и, не зная, как благодарить за эту встречу, поклонился бы низко-низко, до земли. Его переполняло счастье. Сейчас они навострят уши, чувствуя его приближение, вытянут свои длинные шеи, жадно втянут воздух маленькими влажными носами, их огромные глаза, наверное, уже выискивают его, а когда они уловят его запах, все стадо придет в такое же радостное возбуждение, в котором пребывал он сам. Они бросятся друг к другу, он будет их обнимать, гладить, наконец-то они будут вместе и забудут обо всем на свете, радуясь встрече.
– Кончим с ним поскорее к чертовой матери, – произнес все тот же грубый голос, но уже без прежней уверенности, просительно. Было ясно, что в этом человеке проснулись сомнение и страх. – На воздухе он может прийти в себя, поймет, что с ним делают. Нет, только не это.
