Исповедь гейши - Накамура Кихару (книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Учительница в школе на Вашингтонских холмах
На званом приеме, устроенном одним газетным издателем, меня представили некой изысканной даме средних лет. К тому же я познакомилась еще с двумя или тремя чинами из ставки верховного главнокомандования и двумя журналистами. Главным образом я находилась в распоряжении мисс Н. Если на каком-то торжестве присутствуют дамы, было принято, что гейши в первую очередь обслуживают именно их.
Мисс Н. была заведующей начальной школой на Вашингтонских холмах, располагавшейся близ домов, где жили офицеры со своими семьями.
Позже Вашингтонские холмы были обустроены под олимпийскую деревню. Этого мне не довелось застать, поскольку в то время я жила уже в Америке.
Раньше там находился учебный плац Ёёги, и сама местность была довольно обширная. Там возвели сотни одноквартирных домов для американских офицеров из ставки главного командования, поэтому сама школа была достаточно вместительная.
Раньше в Японии школьные руководительницы были редкостью. Кроме того, мисс Н. оказалась столь бойкой женщиной, которая совершенно не соответствовала японским представлениям о руководителе начальной школы. Это была красивая блондинка, которая носила сшитый со вкусом синий трикотажный костюм с подобранными по цвету, тоже синими, серьгами, браслетом и цепочкой, к тому же красила ногти.
На упомянутом приеме состоялось традиционное танцевальное представление, которое я разъясняла присутствующим.
Мисс Н. внимательно наблюдала за мной своими красивыми голубыми глазами. Поскольку японские танцы очень символичны и носят стилизованный характер, я подошла к ней и спросила, все ли та поняла. Да, ей все понятно. Она похвалила мой английский язык за четкость произношения, что редко встретишь среди японцев.
Затем она спросила, не соглашусь ли я преподавать в ее школе.
Я была поражена:
— Быть учительницей? Преподавать?
— Ведь вы работаете по вечерам? Занятия в школе начинаются с утра, так что самое позднее к трем часам вы были бы свободны.
— Но я ведь гейша.
— Ну и что с того ? — возразила та. Подобное отношение удивило меня, поскольку в данном плане у меня был довольно горький опыт, но американскую заведующую начальной школой это, похоже, совсем не волновало.
До войны я однажды преподавала в художественной школе (ныне это Государственная академия художеств). Преподаватели нихонга (т.е. японской живописи) Ивата Сэнтаро и Симура Тацуми, бывшие моими постоянными клиентами, упросили меня тогда кое-что показать в школе.
— Кихару, нынешние студенты ничтоже сумня-шеся изображают кимоно запахивающимся справа, а как выглядит хакама, они не имеют ни малейшего представления. Приди как-нибудь к нам и покажи им, на что похожа японская одежда.
Я захватила с собой наглядные пособия, куда входили коричневое кимоно осима, кимоно одзия из бумажного крепа и кимоно юки из тонкого шелка, рассказала о тогдашних способах пошива, показала, как носят отдельные предметы одежды, причем объяснила, что все они, как бы дороги ни были, относятся к повседневной одежде, а вовсе не к праздничным нарядам.
Во второй раз я позаимствовала несколько париков от Окаёнэ и рассказала, какие прически носят незамужние и семейные дамы, гейши, жены самураев и мещанки.
Показы устраивались раз в неделю. Начиная со второй демонстрации аудитория была переполнена слушателями. Однако ни с того ни с сего мои показы были запрещены. Похоже, женская часть студенчества и преподавательского состава решила, что само появление гейши на кафедре, где место профессорам, оскверняет эту святыню.
После окончания войны нечто подобное произошло в крупной больнице. Заместитель главного врача, ценивший мой особый способ преподавания, организовал для участников съезда врачей, который должен был состояться в следующем году, курсы разговорного английского языка. Но мне было отказано, поскольку больница посчитала, что будет лучше пригласить специалиста, нежели доверить эти курсы гейше.
Если бы заместитель главврача стал настаивать на моей методике, которая давала непосредственно навыки практического английского языка, там бы такое началось. Наверняка поползли бы слухи, что я его любовница.
Поскольку у себя в Японии, этой отягощенной предрассудками стране, мне особо доставалось от своих сородичей, приглашение от мисс Н. преподавать в ее школе меня глубоко порадовало. Я не ожидала, что мои сомнения она просто отметет словами: «Ну и что с того? » — и была растрогана до слез.
Моя работа в качестве преподавателя японской культуры в школе мисс Н. начиналась в девять утра и чаще всего длилась примерно до двух часов дня. Я учила оригами, икебане, изготовлению кукол и танцу. Так как мне платили в долларах, получалось довольно солидное жалованье.
На своих собраниях американские преподаватели сами заботились о кофе или чае. Но, воспитанная иначе, я не могла это вынести. Первым делом я приносила чай заведующей, затем ее заместителю, потом завучу. Молоко и сахар я тоже им разносила. Наконец, обслужив себя, я занимала свое место.
Госпожа заведующая благодарила за проявленную заботу и отметила то изящество, с каким я подавала чай. Ни одна американка не сможет так раскованно двигаться. Должно быть, это следствие полученных мною навыков в качестве Geisha Girl. Всем бы так научиться.
После собрания его участники сами открывали двери и бесцеремонно покидали помещение. Однако затем я стала открывать перед всеми дверь и, покидая последней помещение, тихо ее закрывала. И здесь это было отмечено как примерное образование, полученное мною в бытность Geisha Girl.
Мисс Н. также неизменно нравились мои кимоно. Привыкшая к надменному к себе обращению со стороны своих соотечественников, я была рада каждой звучащей в мой адрес похвале.
И я все чаще стала задаваться вопросом, а не сложится ли моя жизнь более счастливо в Америке. Во всяком случае, в обществе американцев я чувствовала себя раскованно и непринужденно. Мне было тяжело среди японцев, которые были склонны судить о человеке по его общественному положению. Здесь же и преподаватели, и ученики были очень сердечны, а мои успехи ценились. Я была рада, что сугубо японским совершенно невыносимым пересудам о том, кем человек был прежде, здесь не было места.
Я познакомилась с четой Митчелл на одной встрече и подружилась с ними. А так как их дочурка была одногодкой с моим сыном, я часто бывала у них. Они хвалили моего сына за то, что тот неплохо рисовал. Однажды они решили купить для него в гарнизонном магазине набор из двадцати четырех цветных карандашей и коробку красок. В ту пору о цветных карандашах и красках хорошего качества можно было только мечтать. И вот я, счастливая, условилась ждать их перед входом в гарнизонный магазин Гиндзы.
Один американский военный полицейский регулировал движение на перекрестке. Такое было внове для Японии. Он был одет в обычную американскую форму и, подобно балетному танцовщику, двигал широко руками, поворачивался, и получалось это у него удивительно грациозно. Мы часто там останавливались и любовались этим «танцем регулировщика».
В тот день супруги Митчелл собирались пригласить меня к себе обедать. Поскольку наши дети были в саду, я пришла немного пораньше и ждала их в своем розовом кимоно у перекрестка. Тут вышел господин Митчелл с рисовальными принадлежностями для моего сына и спросил меня, не могу ли я немного подождать, поскольку жене нужно сделать кое-какие покупки.
— Разумеется, — ответила я.
Пока мы стояли перед магазином, у нас зашел разговор о последнем школьном празднике, где дочурка Митчеллов исполняла детскую песенку «Разноцветный зонтик». В кимоно, с уложенными в японском стиле светлыми волосами и с зонтиком от солнца она выглядела особенно обворожительной.
Когда мы так стояли и беседовали, рядом с нами остановились два студента в форме со стоячим воротом университета Тодай и не сводили с нас глаз.
— Уличные девчонки нынче недурно одеваются, — громко сказал один из них.
