Подобно тысяче громов - Кузнецов Сергей Юрьевич (онлайн книга без .TXT) 📗
Папа говорил: сынок, мужчина должен разбираться в технике. На НВП я быстрее всех собирал и разбирал автомат. У меня был абсолютный рекорд по школе – и спустя много лет я похвастался одному «афганцу»: мол, сборка-разборка занимает у меня столько-то секунд. Он посмотрел на меня, как на дурака, и сказал: Зачем сборка-разборка, его же разбирают, чтобы смазать? – и мне стало так стыдно, что я даже забыл – сколько секунд составляет этот мой рекорд.
Но я все равно считаю: мужчина должен разбираться в технике. В оружии, в машинах. Иначе – какой он мужчина, какой самурай? Мне трудно представить, что кто-то может не узнать серебристую «ауди», которую видел несколько дней назад. Я думаю, Альперович тоже в это не верил – и на всякий случай сменил машину. Он думал: тогда Антон не узнает, кто вломился ко мне в усадьбу, чтобы положить пистолет в ящик секретера.
– Да вообще непонятно, откуда у него деньги на новую машину, – говорит Антон. – Я слышал, у него неприятности… с этим, с Дмитрием Кругловым.
Как интересно. У Альперовича неприятности с Дмитрием Кругловым. Они, оказывается, работали вместе. У них, оказывается, был совместный проект. А потом Димон украл деньги, чужие деньги, украл по-глупому, не заметая следы, надеясь сбежать. Украл мало – всего полмиллиона. Перепуганный человек, дурачок, обалдевший от легких денег, мужчина, лишенный понятия о чести. Не самурай. Не русский и не бизнесмен. И, значит, у него были дела с Альперовичем.
Папа говорил: сынок, мужчина всегда должен держать удар. Спасибо, папа, у меня есть специальная служба, помогает держать удар. Я снимаю трубку, набираю номер: Максим? Это Владимир Сидоров. У меня просьба к тебе: пробей по своим каналам Дмитрия Круглова. Да, того самого. Меня интересует, не работал ли он с Альперовичем. Да, с нашим Альперовичем. И сразу перезвони мне.
Антон смотрит, словно не понимает: То, о чем вам рассказала Лера – это только видение. Что-то вроде галлюцинации. Всего-навсего.
Он всерьез верит: я вызвал его, потому что хотел узнать про его галлюцинации. Я гашу окурок в стакане, закуриваю новую сигарету, объясняю:
– Послушай, Антон, я уже вчера понял: Леня говорил правду. Он никого не хотел убивать. Человек, который через две минуты вышибает себе мозги, не врет.
Самурай всегда выбирает смерть. Япония – читал я где-то – единственная страна, в которой до сих пор семьям самоубийц выплачивают страховку. Потому что японцы уважают самоубийство. Это честный, мужественный акт. Я впервые зауважал Онтипенко, лишь когда увидел его мертвым.
Папа говорил: сынок, друзей у человека немного. Береги их. Вот я и берег, папа. Собрал всех вместе: Поручика и Альперовича, затем подвалили Роман и Ленька. Нас было пятеро, папа, как в образцовой октябрятской звездочке. Великолепная пятерка, пять самураев. Хорошее было время.
Если Онтипенко говорил, что бумажка с планом лежит на полу, – значит, он ее не забирал и не клал в тайник, продолжаю я. И, значит, пистолет туда тоже не он положил. Это сделал убийца, тот же, кто подменил настоящую марку поддельной. И сделать это мог только тот, кто знал про план Жени и Лени и знал о тайном ящике. А такой человек только один: Андрей Альперович. Он нашел для меня этот дом, он свел Женьку и Онтипенко, он рассказывал Леньке про наркотики.
Нас было пятеро. Хорошее было время, жалко, что прошло. Все, что можно было задешево приватизировать – приватизировали. И те, кому не досталось, – они занервничали. Им кажется, это не честно. И надо быстро все перераспределить. К тому же количество обещаний превышает количество реальных денег. Никто не знает, где все рухнет в следующий раз.
– Альперович занервничал, – говорю я Антону, хотя и не знаю – зачем объяснять про Альперовича парню, который не знал в своей жизни ничего, кроме секса, наркотиков и развлечений. – Альперович занервничал. Он думал: если нас станет четверо, его доля прибыли возрастет. Вот он и свел Женьку и Онтипенко, вот он и рассказывал Леньке про наркотики, пока тот, как дурак, сам не попросил свести его с наркомафией.
– Нет никакой наркомафии, – говорит Антон.
Папа говорил: сынок, будь настороже. Я запомнил, что ты мне говорил, папа. Иначе я бы не дожил до 1994 года. Я – настороже. Нет никакой наркомафии. Удивительно. Нефтяная мафия есть, алюминиевая – есть, а наркомафии – нет. Впрочем хозяйка, покупая алюминиевую кастрюлю, тоже не знает об алюминиевой мафии.
Папа говорил: сынок, в доме должна быть хозяйка. Поэтому я не зову папу в гости. У меня – беспорядок. Пустая водочная бутылка, грязные кофейные чашки, отломанная спинка стула, тома «Британики». У меня в доме нет хозяйки. Хозяйка моего дома живет в Лондоне, вместе с моим сыном. Я вижу их раз в месяц.
Зачем тогда Альперович сам приехал к вам и сказал, что от кислоты не умирают? спрашивает Антон.
Папа говорил: сынок, друзей у человека немного. Да, папа, я знаю их как облупленных. Я могу все о них рассказать. Ты ведь говорил: будь настороже, держи удар. Ты помнишь, я сказал тебе, что всему научился у тебя?
– Альперович всегда был манипулятором, – продолжаю я, – он все делал сложно. Когда Женька умерла, Круглов был в бегах, деньги кончались, мы решили не продавать Женькину долю Поручику. Наверное, Альперович на это рассчитывал, думал – сразу получит живые деньги. А теперь пришлось ждать первых проводок, успешных сделок, дележа прибыли. Все пошло не так, как он рассчитывал.
Зачем объяснять что-то про Альперовича парню, который не знал в своей жизни ничего, кроме секса, наркотиков и развлечений? Он не поймет, что значит: Альперович все делал сложно. Это значит: он мог попросту заказать одного из нас. Я бы на его месте так и сделал. Без колебаний. Настоящий самурай принимает решение мгновенно и никогда не раскаивается.
– Альперович думал, – продолжаю я, – если начнется расследование, ситуация изменится. Теория возмущений, кажется так. Он любил про это говорить: если положение неблагоприятно – сделай что-то неожиданное и резкое.
– Бизнес-дзэн, – говорит Антон.
Я делаю вид, что не понимаю. Что может понимать в дзэне парень, который не знал в своей жизни ничего, кроме секса, наркотиков и развлечений? Папа говорил: в детстве у меня была кормилица-кореянка. Наверно, я впитал дзэн с ее молоком.
– Да, бизнесмен, – говорю я, – настоящий бизнесмен. Все сработало: теперь ему принадлежит треть дела.
Папа говорил: сынок, Родина у человека одна. Где она, твоя Родина, папа? Где пятнадцать братских республик, которые ты объездил вместе с мамой из одного военного городка в другой, пока мама тебя не бросила? Республики не удержались вместе. Неудивительно, их ведь было пятнадцать. А нас было пятеро – и мы все равно не удержались. Вас с мамой было двое – и даже это не помогло.
Поэтому путь самурая – это путь одиночества.
– А почему Альперович убил Зубова? – спрашивает Антон.
– Наверное, боялся, что тот покажет на него, когда спросят, кто свел этого Зубова с Онтипенко, – отвечаю я. – Альперович знал: Ленька его не выдаст. Они же ближайшие друзья, еще со школы.
Папа говорил: сынок, береги своих друзей. Понимаешь, папа, у самурая нет друзей. У самурая есть только честь. Воин – защищает, учитель – учит, врач – лечит. Что делает бизнесмен, папа? Ты говоришь – ворует? Но ведь у воров нет чести, а у меня она – есть.
Самурай принимает решение и никогда не раскаивается. Но если бы я знал, чем все закончится, когда пошел в коммерсанты по комсомольскому призыву, – честное слово, я бы на все плюнул. Уехал бы себе в Америку, работал бы на фирме какой-нибудь, ездил бы на подержанном «форде». Может, даже не отличал бы его от «ауди» – хотя вряд ли. Мужчина все-таки должен разбираться в технике. С Альперовичем я бы переписывался. Мы же – друзья. Друзей у человека немного. Их надо беречь.
Антон смотрит на фотографию на столе. Машка и Петька, Трафальгарская площадь. Машка довольна, Петька вялый, апатичный. В доме должна быть хозяйка. Честное слово, если бы знал, чем все закончится, – плюнул бы на все. Самурай никогда не раскаивается. Но у самурая есть хозяин, а у меня ничего нет.
