Допустимые потери - Шоу Ирвин (читать книги .TXT) 📗
Тем же вечером перед ужином он и Шейла отключили телефон в спальне и присоединили автоответчик к аппарату в гостиной, после чего Шейла записала нужную фразу: «Мистера и миссис Деймон в данный момент нет дома. Если вы желаете оставить сообщение, то дождитесь сигнала и назовите ваше имя и номер телефона. У вас на это есть тридцать секунд. Благодарю».
После того как Шейла нажала на кнопку, чтобы проверить, насколько четко сделана запись, супруги смущенно переглянулись. Они без слов знали, что автоответчик является очередным вторжением в их жизнь, капитуляцией перед действительностью, признанием того факта, что мистер Заловски реально существует и его следует опасаться.
– Чудо нашего времени, – с иронией заметила Шейла, перемотав назад пленку. – И как мы без него жили? Ну а теперь – ужинать.
Ужин был готов, а стол накрыт, но Деймон сказал:
– Я бы предпочел поужинать не дома. А все, что ты приготовила, оставь на завтра.
Он не сказал ей, что, оставшись дома, они рискуют просидеть весь вечер и большую часть ночи молча, со страхом глядя на автоответчик.
– Ты уверен, что этого хочешь? – спросила Шейла. Она приняла его объяснения по поводу повязки на голове, но обратила внимание на то, что Деймон принял две таблетки аспирина. – Голова перестала болеть?
– Все прошло, – ответил Деймон. Он никогда не пил лекарств, и в поисках пузырька с таблетками им пришлось перерыть весь дом. В конце концов лекарство нашлось в кухонном шкафу за бутылками, куда его поставила приходящая уборщица. – Кроме того, – продолжил Деймон, – я бы после ужина с удовольствием сходил в кино. Я слышал, что по соседству идет «Преступник Моран». Те, кто видел фильм, очень хорошо о нем отзываются.
Ужин, фильм и пара рюмок в баре помогут им убить время до часу ночи. Шесть-семь часов, посвященных переживаниям вымышленных персонажей. Шесть-семь часов передышки от своих проблем.
Ужин прошел великолепно, и Шейла была очень оживлена, рассказывая веселые истории о малышах в детском саду и их мамашах. Впрочем, ужиная наедине с Деймоном, она всегда была в ударе. Усаживаясь на свои места перед началом картины, они оба пребывали в отличном настроении.
Фильм полностью оправдывал – а может быть, даже и превосходил – то, что о нем говорили. Супруги подобно двум счастливым подросткам заворожено и восхищенно следили за экраном. Деймону даже казалось, что он смотрит подлинный шедевр. Это был мир, о котором он почти никогда не говорил и крайне редко думал, но по напряженному вниманию переполненного зала чувствовал, что его мнение разделяют и другие зрители. Когда фильм кончился, публика взорвалась аплодисментами. Ничего подобного в местном кинотеатре ему раньше наблюдать не доводилось. Шейла, никогда не плакавшая в кино, рыдала в конце фильма над сценой расстрела двух солдат на фоне восходящего солнца.
Боже, думал Деймон, смахивая собственную слезу, каким великим даром является талант и как часто его используют не по назначению. Он видел, что окружающих его людей переполняет чувство благодарности, несмотря на то что фильм рассказывал о продажных судьях, бессердечном политиканстве и всеобщем господстве слепой людской злобы, ведущей к неизбежной смерти двух офицеров. Катарсис через страх и сострадание, думал он, понимая, что лишь горстка присутствующих в зале когда-либо слышала или читала это выражение Аристотеля.
Но когда они, возвращаясь из кинотеатра, зашли в близлежащий бар, сделав первый глоток, Деймон принялся размышлять о фильме более трезво. Каким бы великолепным он ни был, думал он, этот вечер для просмотра «Преступника Морана» был явно неподходящим, по крайней мере для него. Вне всякого сомнения, те два актера, которые с солдатским достоинством спокойно и смело пошли навстречу смерти, поднялись с того места, где остались лежать после контрольного выстрела, едва режиссер успел крикнуть «Стоп!». Они наверняка смеялись чьим-то шуткам, острили сами, а затем весело отправились выпить пивка (фильм был австралийским) и учить слова для другого эпизода сцены расстрела, съемка которого назначена на следующий день.
Готов ли он шутить, какую роль ему надо учить и какой режиссер крикнет «Стоп!», чтобы остановить действие?
Он всем своим существом ощущал, что в последние дни погружен в мысли о смерти и думает только о ней. Заловски с его угрозами, Харрисон Грей, которого, как оказалось, зовут Джорджем, Антуанетта и Морис Фицджеральд, Грегор со своей нейтронной бомбой и Мелани Дил, ставшая жертвой пьяного водителя. Шедевр или нет они посмотрели только что, но он чувствовал бы себя лучше, если бы попал на какой-нибудь безумный мюзикл, где никто не умирает, где счастливый конец, а занавес падает под рев бравурной музыки.
Деймон нащупал в кармане залитую кровью записную книжку. Она, а вовсе не формула дохристианского драматурга, является самой настоящей реальностью. На ее страницах затаился страх, но там нет ни сочувствия, ни катарсиса.
Шейла тоже казалась подавленной, и Деймон догадался, что она думает о том же, что и он. Поняв это, он взял в свои руки ладонь жены, и та стиснула его пальцы, пытаясь при этом изобразить улыбку. Деймон видел, что еще немного, и она расплачется.
Домой они вернулись во втором часу ночи. Их взоры, словно притянутые магнитом, обратились на автоответчик.
– Немедленно в постель, – заявила Шейла. – Оставим этот проклятый аппарат до утра в покое.
Это был длинный, утомительный день, и Деймон уснул практически мгновенно, притянув к себе обнаженную теплую Шейлу. «Шейла – мой щит», – успел подумать он, прежде чем погрузился в сон.
Его начали преследовать мучительные сновидения, и он попытался заставить себя проснуться. Когда ему это наконец удалось, оказалось, что его бьет дрожь. Осторожно отодвинувшись от мирно спящей Шейлы, он выбрался из постели и, накинув шерстяной халат, босиком отправился в гостиную. Свет Деймон зажигать не стал. Он уселся за стол рядом с окном и посмотрел вниз на пустынную улицу. Часы показывали четыре утра.
К нему вернулись его сны. Он готовился к похоронам и надевал свой темно-синий костюм. На одном рукаве ослабла пуговичка, и он попробовал ее оторвать, чтобы не потерять окончательно. Пуговица не поддалась, но зато оторвался рукав, начиная от локтя. Во сне, как он помнил, это его позабавило, но сейчас, проснувшись, он не видел в этом ничего смешного. Раздирая во сне костюм, он почему-то вспоминал продюсера Натана Брауна, говорящего с ним по телефону а Морисе Фицджеральде, и реакцию женщины, поднявшей трубку в лондонской квартире Мориса.
