Большой футбол Господень - Чулаки Михаил (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Такое здоровое, которое не мог бы исказить уже никакой дальнейший человеческий произвол! А Оно, значит, задать направление не смогло? Или – не захотело?
Да, Оно не захотело задавать одно-единственное неизбежное направление. Оно пожелало посмотреть, куда заведет независимый разум, зародившийся в суетливой жадной обезьяне, пожелало измерить границы совести существа, называющего себя разумным, верящего в собственную бессмертную душу. Вот Оно и смотрит до сих пор, что же из всего этого получается.
Но нет, это отговорка способна утешить разве что слишком усердных поклонников своего Бога Земле, которые изобрели даже отдельную науку оправдания Бога – теодицею. Потому что жадную суетливую обезьяну сотворило Оно – и значит, должно было ясно представлять Себе, что из всего этого выйдет.
Онисимов нашёл для Учителя и для себя самого тоже хорошую квартиру на Моховой. Пока – в аренду. Квартиру, соответствующую новому положению Дионисия Златого и всего Храма Божественных Супругов. То есть, положению соответствовал бы и дворец в центре Петербурга, но дворец, надо надеяться, в будущем. Но и квартира хороша после трущобы на Советской.
Дионисий прошелся по просторным комнатам, взглянул вверх на лепку, украшающую потолки, погладил белый мрамор камина.
– А он работает? Горит?
– Я и не спросил, – признался Онисимов. – Попробуем.
– Давай, Оркестр, дров достань. Люблю, когда горит.
Послали вниз маленького Мишу, тот принес деревянный ящик, которым и растопили камин. Дым пошёл вверх, в трубу, живое пламя весело заплясало по доскам.
Хорошо. Снег за окнами, а в светлых просторных комнатах тепло, пылает камин. И это всё – Его. Впрочем, Он принимал новую квартиру как приятное, но должное улучшение жизни. Небесные Родители пошлют возлюбленному Сыну и что-нибудь получше.
Пламенных последователей сюда не пускали, паломничать приглашали в ДК, где лежала в гробу нетленная Зоя, а Дионисий ездил туда каждый день как на работу. Да не «как», а в прямом смысле – на работу. Ездил в белом «Ауди», принадлежащем Пустынцеву, который сам пересел ради такого случая на более скромный «ситроен». Шофер и пара охранников не только действительно обеспечивали безопасность, но и составляли свиту, которая играла величие Сына Божия. Пятнистые стандартные комбинезоны с них содрали и переодели в синюю униформу ХБС, так что явления Дионисия народу теперь совершались с должной помпой.
В качестве Сына Небесной Четы Он бы хотел, чтобы раздавался у него в голове руководящий Голос, который прямо сообщал бы важные новости и направлял бы, что и как делать. Но руководящий Голос не раздавался, и Дионисию приходилось поступать по наитию. Надо было понимать, что Голос раздавался во времена Его отключений, которые прежде уничижительно называли припадками, но которые суть моменты прямой связи с Родителями Небесными. И ни одно слово, сказанное на Земле ранее – неважно когда и кем – не имеет никакого значения для Него. Последний Завет, провозглашаемый Им, отменяет всё завещанное пророками прежде.
И ещё одно нечаянное, но приятное освобождение испытал Дионисий: освобождение от чисто интеллигентского поклонения художественным авторитетам. Как мальчик, воспитанный в культурной семье, он с детства научен был поклоняться Пушкину, когда его родители ещё не пришли к Богу. Но и придя к Богу, они не перестали поклоняться Пушкину и остальным классикам – почившим и живущим. Родители чтили в разное время истово и бескорыстно то Окуджаву, то Солженицына, то Венедикта Ерофеева, а также Хэмингуэя, Маркеса и Пикассо. А Денис уже сам узнал в школе, что велики и непогрешимы древние Битлы, а ныне полагается поклоняться ну хоть Майклу Джексону, хоть многим другим современным и в особенности музыкальным богам.
Так что с детства в Денисе всегда существовало пусть подспудное, но неотвязное сознание, что существует племя гениев, к которому он, увы, не принадлежит, и которому полагается пожизненно поклоняться.
И вот – нечаянная свобода. Нет больше над Дионисием никакого Пушкина, никакого Майкла Джексона – не существует гениев превыше Него Самого. Надо было освободиться, чтобы понять, что этот вечный гнет давил непрерывно, изматывая как несильная, но неотступная зубная боль. Впрочем, в такой свободе живет всегда нормальный некультурный человек, для которого Пушкин не выше хорошего повара, просто Денис раньше этого не подозревал. А Дионисий – понял и оценил.
Мавру, естественно, тоже перевезли на Моховую, и она принялась носиться галопом по просторным комнатам.
– Твари тоже, значит, там было тесно в коммуналке, – покачал Онисимов блестящей лысой головой.
Правда, с нею сразу возникли сложности: они стала гадить на чистых паркетах новой квартиры. Видимо, она путала лакированные паркеты с гладкой эмалированной плошкой, в которую гадила на старом месте.
Онисимов, приняв стопку, хотел было выбросить нарушительницу чистоты, но Дионисий не позволил:
– Ничего, вон тут сколько вас – приберете. А если кто Маврой не доволен, заставлю за нею языком вылизывать, понятно?
Распоряжаться Он привык – и полюбил. И никто не смел Ему возразить.
Чувствуя высокое покровительство, Мавра наглела, и тайком от Учителя Онисимов её выпускал – погулять. Он надеялся, что Мавра загуляется совсем, но, нагулявшись, она приходила в новый дом, ничуть не жалея о старом, и начинала орать под дверью своим дурным голосом, унаследованным от сиамского дедушки. Приходилось её почтительно впускать, боясь гнева Учителя. Тем более, что Он, угадав тайные происки против своей фаворитки, предупредил:
– А если потеряется будто нечайно, выгоню всех. Прикажу охране по лестнице за ноги тащить!
И Онисимов понял: ведь и на самом деле – прикажет, не усомнится ни минуты. Понял и стал смотреть на юного самодержца со страхом и почтением.
Вечером зашел посидеть у камина Пустынцев, и как всегда спросил, не ожидается ли новое покушение на него? Дионисий и сказал первое попавшееся, сам не зная почему:
– Взорвать тебя собираются в подъезде, но пока ещё день не назначен. Мину для тебя покупают.
– Но сегодня ещё не заложили?
– Сегодня не заложили, иди спокойно.
Спокойно после такого предупреждения трудно идти даже сегодня. Хотя утешало, что Светлый Отрок всё видит, держит, так сказать, руку на пульсе.
Мину для Пустынцева, на самом деле, никто ещё не покупал, но вопросы к нему в последние дни умножились. Первый кокаин, который Зина Заботкин выписал за спиной Пустынцева, уже пришел вместе с бананами, и теперь Пустынцев Зине только мешал. Да и долги отнюдь не уменьшились.
Пустынцев засиделся в новой квартире Дионисия. Пылал камин, Наталья подавала детское угощение: кофе с мороженным, куда Онисимов тихонько лил коньяк. Дионисий как домашний мальчик ещё не научился пить, а теперь и не собирался. И вот Пустынцев покорно ел мороженное наравне с крутившимся тут же мальчишкой, Мишей, кажется, его зовут. А коньяка ему Онисимов не предлагал – сохранял над богатым и красивым спонсором хоть такое тайное преимущество.
Согревшись и повеселев, Онисимов прогулялся в глубину квартиры и вернулся, неся на вытянутых руках гитару – так подносят ключи от завоеванной крепости.
– Вот, смотрите, нашёл от старых хозяев. Кто играет?
– Не зря я тебя Оркестром прозвал, – Дионисий снисходительно похлопал Онисимова по спине. – Вот и инструмент отыскал.
Пустынцев протянул руку:
– Дай-ка попробую.
Когда-то он поигрывал в компаниях, но в последнее время почему-то перестал. Видно, компании изменились: с новыми друзьями, вернее, компаньонами, они, если находилось время, катили в казино или клубы со стриптизом, а не собирались по домам.
Он долго и придирчиво настраивал инструмент, и все почтительно ждали. Наконец аккорды зазвучали так, как ему хотелось, он задумчиво пробежался по струнам и запел негромко:
