Брайтонский леденец - Грин Грэм (электронная книга .txt) 📗
Женщина заметила ее и оторвала губы от губ Дэллоу.
— Ну вот, — проговорила она, — а это еще кто такая?
— Это девушка Пинки, — объяснил Дэллоу.
— Рановато ты поднялась. Проголодалась, что ли?
— Нет. Просто я подумала… может, мне печку растопить.
— Мы не часто топим эту печку, — ответила женщина, — жизнь слишком коротка.
Вокруг рта у нее были маленькие прыщики. Она казалась чрезвычайно общительной. Пригладив рукой свои волосы, она спустилась вниз по лестнице к Роз и прижала к ее щеке губы, влажные и цепкие, как морской анемон. От нее слегка пахло застоявшимися духами «Калифорнийский мак».
— Ну, дорогая, — воскликнула она, — теперь ты одна из наших. — Широким жестом она как бы представила Роз полуголого мужчину, темную пустую лестницу, убогую кухню. Затем зашептала тихо, так, чтобы Дэллоу не мог ее расслышать: — Ты ведь никому не скажешь, милочка, что видела нас? Билли взбесится, а ведь в этом ничего нет плохого, право же, совсем ничего.
Роз молча кивнула головой; эта чужая страна слишком быстро ее засасывала — едва успела пройти через таможню, как уже подписаны документы о гражданстве и она внесена в список призывников…
— Ты просто прелесть, — воскликнула женщина. — Любой друг Пинки — всем нам тоже друг. Скоро ты увидишь наших мальчиков.
— Сомневаюсь, — заметил Дэллоу с верхней площадки.
— Почему ты так думаешь?…
— Нам придется серьезно потолковать с Пинки.
— Был здесь Кьюбит вчера вечером? — спросила женщина.
— Понятия не имею, — ответила Роз, — я ведь не знаю, как кого зовут. Кто-то долго звонил, страшно ругался и колотил в дверь ногами.
— Это Кьюбит, — невозмутимо объяснила женщина.
— Нам придется серьезно потолковать с Пинки. Ведь это опасно, — повторил Дэллоу.
— Ну, милочка, мне, пожалуй, пора вернуться к Билли. — Она помедлила на ступеньке как раз над Роз. — Если тебе когда-нибудь понадобится почистить платье, лучше всего отдать его Билли. Хотя мне бы, наверно, не следовало бы об этом говорить. Никто лучше Билли не выводит жирные пятна. И со своих жильцов он почти ничего не берет. — Она наклонилась и положила веснушчатый палец на плечо Роз. — Твое-то вполне можно просто погладить.
— Но у меня нечего больше надеть, только это.
— Ну, в таком случае, милочка, — она придвинулась еще ближе и доверительно зашептала, — заставь своего муженька купить тебе новое. — Затем, подобрав полы полинявшего халата, она взбежала по лестнице. Роз увидела мертвенно-бледную ногу, покрытую рыжеватыми волосами и похожую на какое-то подземное существо; стоптанная домашняя туфля захлопала по толстой пятке. Ей казалось, что здесь все очень добрые, — как будто их объединяло братство смертного греха.
Поднимаясь из подвала. Роз чувствовала, что грудь ее наполняется гордостью. Она стала одной из посвященных. И уже испытала все то, что знает каждая женщина. Вернувшись в комнату, она уселась на кровать, посидела и услышала, как часы пробили восемь; есть ей не хотелось ее охватило чувство безграничной свободы — ничего не нужно делать в положенное время, не нужно ходить на работу. Перетерпишь немного боли, зато сразу же попадешь в мир полной независимости. Сейчас ей хотелось только одного: чтобы другие узнали, как она счастлива. Она ведь может теперь прийти к Сноу, как любой посетитель, постучать ложкой по столу, чтобы ее обслужили. Она может похвастать… Сначала это казалось несбыточным. Но, сидя на кровати и не замечая, как бежит время, она пришла к мысли, что это вполне может осуществиться. Меньше чем через полчаса кафе откроют к завтраку. Вот только как с деньгами… Роз задумчиво остановила взгляд на мыльнице. Она подумала: «В конце концов, мы ведь вроде бы женаты… так или иначе; а он мне ничего не подарил, кроме этой пластинки, не пожалеет же он для меня… полкроны…» Встав с постели, она прислушалась, затем, тихо ступая, подошла к умывальнику. Но, держа пальцы на крышке мыльницы, она помедлила — кто-то шел по коридору: пожалуй, не Джуди и не Дэллоу, может, это человек, которого звали Билли. Когда шаги затихли, она подняла крышку и, развернув бумажки, достала полкроны. Ей и раньше случалось таскать печенье, но деньги она никогда не воровала. Она ожидала, что почувствует стыд, но стыда не было, только странный прилив гордости. Такое чувство испытывает новенькая, когда ей удается сразу самой разгадать таинственную игру с паролями в которую играют школьники на спортивной площадке.
Во внешнем мире было воскресенье — она совсем забыла об этом и вспомнила, только услышав звон церковных колоколов, разносившийся над Брайтоном. Утреннее солнце вернуло ей чувство свободы, чувство освобождения от безмолвных молитв у алтаря, от страшных клятв, которые даешь в исповедальне. Теперь она навсегда связана с иным миром. Монета в полкроны была как бы медалью за заслуги… Люди возвращались с ранней мессы, начинавшейся в половине восьмого, другие шли на позднюю, к половине девятого; она, словно шпион, следила за тем, как они идут в темной одежде. Она не завидовала им и не презирала их — у них был свой путь к спасению, у нее же был Пинки и вечные муки.
В кафе Сноу только что подняли шторы. Знакомая ей официантка по имени Мейси накрывала несколько столиков — единственная девушка, которая ей нравилась, новенькая, как и она сама, и, пожалуй, немного постарше. Роз наблюдала за ней с тротуара… Вот появилась Дорис, старшая официантка, со своей обычной усмешкой; она совсем ничего не делала, только провела тряпкой там, где Мейси уже прибрала. Роз плотно зажала в руке полкроны; ну что ж, теперь ей нужно войти, сесть, сказать Дорис, чтобы та подала ей чашку кофе и булочку, дать ей на чай пару медяков. Она всех их может облагодетельствовать. Она теперь замужем. Уже женщина. Она счастливая. Что-то они подумают, когда увидят, как она входит через парадную дверь?
Но она не решилась войти. В том-то и беда. А вдруг Дорис начнет причитать? Как ей тогда вести себя, как похвастать своей свободой? Сквозь окно витрины она встретилась взглядом с Мейси, та застыла, уставившись на нее, с тряпкой в руках, худенькая, юная, как будто ее собственное отражение в зеркале. А она стояла там, где когда-то стоял Пинки, на улице, и глядела в зал. Вот это священники и называют единой плотью. И так же; как она сама несколько дней назад, Мейси подала ей знак — скосила глаза и незаметно кивнула головой в сторону боковой двери. Она, конечно, могла бы войти и в парадную дверь, но подчинилась призыву Мейси. Как будто делала привычное дело.
Дверь отворилась. Мейси была уже тут.
— Роз? Что с тобой стряслось?
Ей следовало бы рассказать о каких-нибудь неприятностях и было не по себе, оттого что ее переполняло только счастье.
— Мне просто захотелось повидать тебя, — объяснила она; — я вышла замуж.
— Замуж?
— Вроде того.
— Ох, Роз, ну и как это все?
— Очень мило.
— И у тебя есть своя квартира?
— Да.
— А что же ты целый день делаешь?
— Ровно ничего. Просто валяюсь.
Юное личико, глядевшее на нее, сморщилось от горестной зависти.
— Господи, Роз, вот повезло-то тебе! И где это ты его подцепила?
— Здесь.
Пальцы, еще более костлявые, чем ее собственные, схватили ее за руку.
— Ох, Рози, а нет ли у него приятеля?
— Он не водится с приятелями, — пренебрежительно ответила Роз.
— Мейси! — позвал из кафе пронзительный голос. — Мейси!
Слезы показались у нее на глазах, у Мейси, а не у Дорис. Роз совсем не хотела обидеть подружку. В порыве жалости она проговорила:
— Не так уж это чудесно, Мейси! — Она попыталась разрушить нарисованную ею картину собственного счастья. — Иногда он плохо со мной обращается. Ох, прямо тебе скажу, — убеждала она, — не всегда это так уж сладко.
Но если не всегда сладко, размышляла она, выйдя опять на набережную, если не всегда сладко, тогда что же? Она машинально возвращалась в пансион Билли, так и не позавтракав, и все продолжала думать: а что же я сделала, чтобы заслужить такое счастье? Согрешила — вот где была разгадка, получила свой кусок пирога в этом мире, а не загробном; но ее это не пугало. Проклятье легло печатью на них обоих, подобно тому, как его голос отпечатался на эбонитовой пластинке.
