Какое надувательство! - Коу Джонатан (мир бесплатных книг txt) 📗
— А что на ужин, кстати?
— Курица, — не оборачиваясь, ответил он. Фиби и Родди снова остались одни. Повисла неловкая пауза, затем со смущенным хохотком Родди выдавил:
— Его в самом деле уже давно пора выгнать на вольные хлеба. Я вот только не знаю, кого еще они найдут приглядывать за таким местом.
— Мне стоит осмотреть вашего отца, как вы считаете? Я, наверное, смогу что-то сделать.
— Нет-нет, об этом врач наверняка уже позаботился. Лучше не вмешиваться.
— Ваш дворецкий, кажется, сильно хромает.
— Да, бедолага. — Родди поднялся с кровати и принялся бесцельно расхаживать по комнате. — Уже лет десять — пятнадцать, здесь тогда еще жил мой дядя Лоренс. В то время им не давали покоя браконьеры, поэтому повсюду установили капканы. И похоже, старина Гимор сам в один попался, — насколько я понимаю, поздно вечером. А нашли беднягу только утром, — должно быть, от боли он потерял сознание. После того случая, видать, и стал прикладываться к бутылке. Говорят даже, от этого… понимаете, да? он немного повредился. Умом, я имею в виду. Стал таким странноватым.
Фиби ничего не ответила.
— Я ведь предупреждал вас, что это за место.
— К ужину я должна переодеться? — спросила она.
— Да боже упаси. Только не ради меня и уж точно — не ради моей дорогой сестрицы и ее так называемого спутника. Хорошо, что вспомнил, кстати, — надо бы спуститься и выставить им посадочные огни. Гимор наверняка забыл. Давайте я зайду за вами минут через десять и покажу усадьбу, пока совсем не стемнело?
— А как же ваш отец?
В улыбке Родди не отразилось ничего.
— А что мой отец?
Спустились сумерки. Родди и Фиби стояли на террасе, выходящей на ледниковое озеро Кавендиш, и пили «шато-латиф» 1970 года, только что поднятое из винного погреба. Они бегло осмотрели дом, во время экскурсии Родди пресыщенно блистал познаниями об ионических колоннах и трехцентровых арках, а Фиби должным образом восторгалась кирпичными ромбовидными орнаментами, ключами сводов и прихотливой резьбой пазух. Теперь же у Родди на уме, казалось, было что-то иное. Пока Фиби не отрываясь смотрела на параллельные цепочки посадочных огней, протянувшиеся через все озеро и сходившиеся, судя по всему, только на противоположном берегу, Родди не сводил глаз с ее профиля. Фиби предвидела: сейчас он скажет что-то неприятное, и мысленно готовилась.
— Вы очень красивы, — наконец произнес он.
— Я не совсем понимаю, — ответила она — медленно и не без легкой улыбки, — какое это имеет значение.
— Именно поэтому вы здесь, и сами это знаете. — Родди придвинулся к ней на несколько дюймов. — У меня есть двоюродный брат, его зовут Томас. Намного меня старше — ему уже под семьдесят, наверное. Довольно влиятелен в городе. Так вот, когда он был моложе — в конце пятидесятых, начале шестидесятых, — он финансировал некоторые кинокомпании и так познакомился со многими людьми в этом бизнесе. Постоянно отирался на студиях и так далее.
— К чему вы мне это рассказываете?
— Погодите, я еще не договорил. Видите ли, мне в то время было лет восемь-девять, и Томас… понимаете, Томас был… ну, тем еще парнем. Изрядным повесой, в общем. И он приносил мне фотографии.
— Фотографии?
— Обычное дело, по большей части. Кадры из фильмов с обнаженкой, которые он финансировал, — такие вот снимки. Но была там фотография — простой портрет, голова и плечи — одной актрисы. Ее звали Ширли Итон. И меня этот снимок буквально заворожил. Я даже на ночь клал его под подушку, можете в это поверить? Я, конечно, тогда был очень маленький. Но самое смешное…
— …что я на нее похожа?
— Вообще-то, да. — Родди нахмурился. — А что, вам уже кто-то об этом говорил?
— Нет, но я предвидела. И теперь, полагаю, мне выпала честь воссоздать ваши детские фантазии. — Родди не ответил, и Фиби продолжала смотреть вперед, наслаждаясь молчанием, пока не заметила в ночном небе красный огонек — Смотрите, что-то летит.
— Дорогая сестричка, я полагаю. — Он поставил бокал на перила. — Пойдемте на мол и встретим ее как полагается.
По пути к озеру им пришлось пересечь три лужайки, заросшие спутанной травой и между собой соединенные дорожками, идти по которым приходилось очень осторожно: некоторые плиты подавались под ногой, а в трещины можно было провалиться по самую лодыжку. Наконец полусгнившие деревянные ступени вывели их к воде. Подошли они как раз вовремя: самолетик проскользил по лунной поверхности озера, подрулил к ним, вздымая пенистые волны, и замер изящно, хоть и шумно, у самого конца мола. Через секунду открылся люк и наружу вытряхнулись пепельные волосы самой высокооплачиваемой обозревательницы Британии.
— Родди? — произнесла она, вглядываясь в полутьму. — Лапочка, ты не мог бы вытащить этот чемодан?
Хилари передала ему багаж, а следом сама протиснулась в дверцу. За ней показалась крутоплечая, забронзовелая и мускулистая фигура парня с квадратным подбородком. Выпрыгнув наружу, он захлопнул дверцу одним грациозным атлетическим движением.
— Вы знакомы с Конрадом? Мой пилот.
— Приятно. — Родди опрометчиво принял протянутую руку — пожатием чуть не сплющило ему пальцы.
— А мы, кажется, не?.. — напомнила Хилари, заметив державшуюся в тени Фиби.
— Фиби Бартон, — представил Родди, когда она робко шагнула вперед. — Фиби — моя гостья. Очень одаренная молодая художница.
— Разумеется. — Хилари хладнокровно окинула ее взглядом. — Обычно они все такие. Вы впервые в этом доме ужасов, дорогуша?
Фиби чувствовала, что от нее ожидают какого-то умного ответа, но произнести удалось только:
— Да.
— В таком случае добро пожаловать, — Хилари первой начала подниматься по ступенькам, — в Баскервиль-холл. Пойдемте, публика, я жутко проголодалась. Полет прошел отвратительно.
За столом легко могли разместиться человек двадцать. Четверка же сгрудилась на одном конце, и под сводами этого непропорционально огромного, похожего на пещеру зала голоса звучали хило и зыбко. Фиби и Конраду вообще было нечего сказать, а брат с сестрой на первые двадцать минут погрузились в интенсивную и (несмотря на все презрительные замечания, которые Родди отпускал по поводу Хилари до ее прилета) нежную беседу, состоявшую исключительно из непристойных сплетен об их общих знакомых. Фиби случалось читать рецензии в национальных газетах и смотреть телевизионные программы об искусстве, поэтому имена по большей части были ей знакомы: то был узкий самозваный круг тесно связанных друг с другом людей, который, хорошо это или плохо, казался самым центром того, что в Лондоне считается культурной жизнью. Не могла понять она другого — странной настойчивой ноты почитания, подспудно мелькавшей даже в самых похабных или незначительных анекдотах: у нее было такое чувство, будто Родди и Хилари действительно придают огромное значение всему, что говорят и делают эти люди, будто в душе они и впрямь считают их чем-то вроде гигантов национальной сцены, хотя Фиби легко могла перечислить всех своих друзей, коллег, соседей и пациентов и не найти среди них ни одного, кому имена эти были бы хоть отдаленно знакомы. Тем не менее поток конфиденциальной информации и шуток, понятных им одним, не иссякал, пока Родди не перевел разговор в еще более личную плоскость, осведомившись о здоровье своего зятя.
