Оступившись, я упаду - Лагуна Софи (лучшие книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
— Господи Иисусе… — пробормотал дед. — Вставай-ка, Джастин. Вылезай из постели.
Двигаться было тяжело, болела спина. Меня снова стошнило, на этот раз на одеяло. В голове пульсировала боль. Комната кружилась.
— Где Доун? — спросил дед.
— Доун?
— Она благополучно добралась до дома?
— Да, — сказала я. — Да.
— Боже, — повторил дед. — Маленькая несчастная идиотка. Где ты была?
Я не знала ответа. Я ничего не знала и упала обратно на подушку.
— Нет, ты не ляжешь, — сказал дед. — Ты встанешь с кровати и уберешь за собой.
Но я не могла сдвинуться с места.
— Ради бога, Джастин… — пробормотал дед и вышел из комнаты.
В горле все горело, и между ног жгло.
Дед вернулся, в руках он держал стакан с водой. Он помог мне сесть на кровати, поднес стакан к моим губам и положил мокрую прохладную тряпку мне на лоб. Я закрыла глаза и в полудреме слышала, как он моет пол.
45
Мне больше не хотелось видеть Джейми. Когда я пыталась вспомнить, что произошло в ту ночь на реке, мне становилось плохо. Знание было похоронено. Если я закопаюсь глубже, то смогу его найти. Но вместе с этим знанием было закопано еще что-то, что мне не хотелось найти. Оно принадлежало Стейси и Шерри. И даже если я откопаю его, очищу его от земли и грязи, я не смогу им это вернуть.
После той ночи на реке с Джейми мне еще труднее стало находить слова; они приходили ко мне, как и у деда, только при общении с курочками.
— Сюда, малышки, сюда, красавицы, это Джасси, это Джасси, девочки, это ваша подруга, она вас никогда не обидит, только не вас, только не курочек. — Я меняла воду в поилке и ворошила солому в гнездышках, что бы у них всегда были мягкие постельки. — Сюда, Девочка, сюда, Мисси, сюда, Леди и еще одна Леди, сюда, Мадам и Петушок, — это Джастин, ваша подруга.
Даже когда миссис Малвейни говорила: «Ваше сегодняшнее лакомство, мисс Ли», я не могла ей ничего ответить. Я покупала хлеб, а миссис Малвейни с лукавой улыбкой глядела на меня, склонила набок голову и все равно подкладывала мне в пакет заварное пирожное. Но я не помнила, съедала я его или нет. Больше я ни разу не ходила в школу. Через лес я приходила к Удавке и сидела на берегу, закрыв глаза, через них просачивался яркий свет одной-единственной звезды — и больше ничего. Я слушала перезвон колокольчиков — и вот я уже не одинока: со мной — река, и свет, и колокольчики, и эвкалипты, и не нужно слов, которые я все равно не могла произнести. Плач прекращался. После ночи с Джейми я все больше времени проводила в своей хижине-убежище.
* * *
Однажды вечером к нам постучались. Я открыла дверь и увидела Релл. Она смотрела мимо меня. Глаза у нее покраснели, макияж поплыл.
— Релл, что случилось? — спросил дед.
— Кирк пропал, — сказала она, передавая деду записку.
С того самого вечера с Джейми я больше не видела ни Кирка, ни Стива. Я была этому рада — их мне тоже не хотелось видеть.
Дед прочел записку, держа ее на вытянутой руке.
— Шахты? Боже правый. Ему же нет восемнадцати. Они вышибут его вон, как только узнают.
Релл всхлипнула.
— Он думает, что сможет присыпать нам денег.
— Держи карман шире!
Она застонала.
— Стив без него совсем пропадет. — Она будто не видела, что я стою рядом с ними. — Так неожиданно это все случилось, — сказала она деду. — Сын весь пошел в чокнутого папашу.
* * *
Я искала в шкафу, что надеть, когда с верхней полки на пол свалилась стопка прокладок. Как давно я ими не пользовалась? Я положила руку на живот: он был круглый и твердый и туго натягивал резинку юбки. Может, это накопилась кровь, которая не выходила во время месячных? Я нашла в шкафу старые штаны Кирка и надела их. Что же будет, если однажды вся скопившаяся в животе кровь выйдет наружу? Я шла вдоль ограды и потирала свой твердый, растущий живот. «Приходите побыстрее, месячные, пожалуйста, приходите быстрее».
* * *
Лето закончилось, а живот у меня стал еще больше. Я шла к реке, хлюпая по сырой земле; с собой я несла хлеб, молоко и холодный бекон. Все вокруг промокло от осенних дождей, колени у меня испачкались грязью, носки насквозь вымокли. На траве блестели бесконечные лужи. Дождь всю ночь барабанил по крыше дома. Земля покрылась свежей зеленью от дождевой влаги и речной воды. Затопленные дороги перегораживали таблички с надписями, которые я не могла прочесть. Мосты тоже закрыли. «Нужно укрепить чертовы опоры», — говорил по этому поводу дед, прикуривая папиросу.
А месячные все не приходили.
* * *
Я зашла в супермаркет в Нуллабри, а дед остался снаружи в машине. Мне нужно было купить хлеб и спички, но сейчас я стояла перед холодильником с сыром и маслом. Я оглянулась через плечо — в проходе никого не было. Тогда я взяла с полки сыр и положила его в рюкзак, затем оттуда, где лежали мясные продукты, достала тонкую холодную сосиску, а с полки — джем и мед. Потом я съем это все в своем убежище, обмакивая сосиску в джем и мед, заедая ее большими кусками сыра и запивая из пригоршни речной водой.
Пока дед ждал снаружи, я воровала еду и в магазине в Йоламунди, и в супермаркете в Нуллабри. Я утащила с собой апельсины, ириски, банку со свеклой, много сосисок, соленые крекеры и томатный соус. Припасы я складывала в убежище, пряча их под корой и листьями. Я поливала печенье томатным соусом, а когда оно закончилось, пыталась открыть банку со свеклой, ударив ею о камни, но у меня ничего не вышло. Чтобы открыть ее, мне нужен был отцовский «смит». «Целься только в того, кого хочешь убить». Я положила консервную банку на полку — можно было использовать ее как оружие. С щеками, вымазанными джемом, и с привкусом холодной сосиски во рту я сидела в убежище и смотрела сквозь щели в стенах на реку. Сидела тихо, будто дымчатый лягушкорот[12] на дереве — никогда не отличишь его от ствола. В лесу показался кенгуру, а я была охотником, как индеец из племени команчи. Я бросила в него копье, и кенгуру ускакал прочь. Мир вокруг исчез, осталось только мое убежище. И лето тоже давно прошло.
Когда приходила пора пить чай, я всегда возвращалась домой. Дед варил яйца, жарил яйца, готовил омлет и яйца-пашот, а я съедала все до единой крошки. Он не спрашивал меня про школу. Из нее не пришло ни единого письма. И он не заставлял меня туда ходить.
Однажды вечером я взяла из банки спички и собрала за оградой сухие сучья. Я скомкала бумагу, положила на нее тонкие палочки и зажгла спичку. Затем села в раскладное кресло деда и смотрела, как разгорается в костре пламя. Дед уже очень давно не разжигал костер. Я грела руки, подняв раскрытые ладони перед огнем, будто сдавалась неприятелю, как Регрет в фильме «Команчерос». Я обхватила руками живот с твердеющей внутри кровью, а пламя согревало мои мокрые колени.
Дед вышел из задней двери. Волосы у него спутались, глаза опухли.
— Дымом запахло, — пояснил он, медленно спустился с крыльца и подошел к костру, держа в руках банку с пивом.
Я перебралась с его места на соседний стул. Дед сел перед костром, и от света пламени лицо его стало оранжевым. Он протянул ладони к огню, будто тоже сдавался ему.
Остались только мы с дедом. Флигель в глубине двора был закрыт на засов, и ничто не могло сбежать из него, а папа, далеко-далеко отсюда, тоже не мог сбежать из тюрьмы. Мы с дедом перестали его ждать.
Потом я помогла ему почистить, нарезать и обжарить лук. Глаза у нас слезились и болели.
— Закрой уже нос, черт тебя дери, — сказал дед.
Он положил на яйца с луком масло и смешал его с желтком, чтобы сделать соус для курицы. Масло и куриный жир стекали у нас по подбородкам, а пламя в костре потрескивало, согревая нас своим теплом.
— Ну как, Джасси, лучше не стало? — спросил дед, прихлебывая пиво.
