Последнее искушение Христа - Казандзакис Никос (бесплатные версии книг .txt) 📗

— Пойди позови мужа своего, — сказал Иисус.

— Нет у меня мужа, Господи.

— Правду ты сказала: ибо было у тебя доныне пять мужей и тот, которого ты имеешь ныне, не муж тебе.

— Ты пророк, Господи? — воскликнула изумленная женщина. — Откуда ты все это знаешь?

Иисус улыбнулся:

— Может быть, ты хочешь о чем-то спросить меня? Говори смело.

— Об одном хочу спросить тебя, Господи. Скажи мне: до сих пор отцы наши поклонялись Богу на этой святой горе Гаризим, ныне же вы говорите, что только в Иерусалиме должно поклоняться Богу. Где же правда? Где пребывает Бог? Просвети меня.

Иисус молча опустил голову. Эта грешная женщина, которой не давали покоя мысли о Боге, глубоко взволновала сердце его. Он искал доброе слово, которое будет приятно ей, которое утешит ее.

Вдруг он поднял голову, лицо его сияло.

Женщина пришла в смятение, склонила голову и с тревогой посмотрела на Иисуса.

— А может быть, это ты? — тихо спросила Она дрожащим голосом. — Может быть, ты и есть Тот, Кого мы ожидаем?

— Кого вы ожидаете?

— Ты сам то знаешь. Зачем ты хочешь, чтобы я назвала имя Его? Ты ведь знаешь, что уста мои грешны.

Иисус опустил голову на грудь, словно прислушиваясь к сердцу и ожидая от него ответа, а женщина склонилась к нему в тревожном ожидании.

Их молчаливое смятение прервали радостные голоса: показались ученики, с ликованием несущие хлеб. Увидав рядом с Учителем женщину, они остановились неподалеку. Иисус обрадовался: их появление помогло ему уйти от ответа на пугающий вопрос женщины. Кивком он велел товарищам подойти ближе.

— Идите сюда, — позвал Иисус. — Бог послал добрую женщину, чтобы она набрала воды утолить жажду нашу.

Товарищи подошли, только Иуда продолжал держаться поодаль, не желая пить самаритянскую воду и тем самым подвергаться скверне.

Самаритянка наклонила кувшин, и ученики утолили жажду. Затем она снова наполнила кувшин, пристроила его у себя на голове и, погруженная в раздумья, молча направилась в селение.

— Учитель, кто эта женщина? — спросил Петр. — Ты беседовал с ней так, будто вы знакомы уже много лет.

— Это одна из моих сестер, — ответил Иисус. — Я попросил у нее воды, и она утолила жажду мою.

Петр почесал свою твердолобую голову.

— Не понимаю, — сказал он.

— Ничего, — Иисус погладил друга по седым волосам. — Мало-помалу ты поймешь, это придет со временем, не торопись. А теперь давайте есть и пить!

Они расположились под финиковыми пальмами, и Андрей принялся рассказывать, как они вошли в селение и стали просить милостыню. Стучались в двери, но их с улюлюканьем гнали от одного дома к другому. Только на другом краю селения какая-то старушка приоткрыла дверь, внимательно осмотрела улицу и, убедившись, что там нет ни души, воровато протянула им хлеб и тут же захлопнула дверь. «Мы схватили его и пустились во весь дух!»

— Жаль, что мы не знаем имени старухи, чтобы помянуть его перед Богом, — сказал Петр.

Иисус засмеялся:

— Не печалься, Петр, — Богу оно известно. Иисус взял хлеб, благословил его, поблагодарил Бога, пославшего старуху, которая дала им хлеб, а затем разделил его на шесть больших кусков но числу товарищей. Но Иуда отодвинул посохом свою долю и отвернулся.

— Я не ем самаритянского хлеба и свинины, — сказал он. Иисус не стал возражать. Он знал, что эта душа сурова и нужно время, чтобы она смягчилась. Время, умение и много любви.

— А мы поедим, — обратился он к остальным. — Самаритянский хлеб становится галилейским, если его едят галилеяне, а свинина становится человеческой плотью, если ее едят люди. Итак, во имя Бога!

Четыре товарища засмеялись и с удовольствием принялись за еду. Самаритянский хлеб оказался вкусен, как и всякий хлеб, и они поели всласть, а затем устало скрестили руки на груди и уснули. Только Иуда бодрствовал, ударяя палицей о землю, словно подвергая ее наказанию.

«Лучше голод, чем бесчестье», — думал он, утешая самого себя.

На тростник упали первые капли дождя. Спящие проснулись и поднялись.

— Вот и первые дожди пришли, — сказал Иаков. — Теперь земля напьется вдоволь.

Но пока они думали, где бы найти пещеру, чтобы укрыться от непогоды, поднялся ветер, его несущиеся с севера порывы разогнали тучи, небо прояснилось, и они снова пустились в путь…

На смоковницах сквозь влажный воздух поблескивали смоквы, гранатовые деревья гнулись под тяжестью плодов, товарищи срывали их и утоляли жажду. Земледельцы, подняв головы от земли, с удивлением глядели на них. Чего это галилеяне бродят по их земле, путаясь среди самаритян, едят их хлеб и срывают плоды с их деревьев? Пусть вытряхиваются отсюда, убираются прочь! Какой-то старик не сдержался, вышел из сада и крикнул:

— Эй, галилеяне! Ваш преступный Закон предал проклятию благословенный край, по которому вы ступаете. Так что же вы бродите по нашей земле?! Катитесь отсюда!

— Мы идем молиться в святой Иерусалим, — ответил Петр и остановился, выпячивая грудь перед стариком.

— Здесь молитесь, отступники, на возлюбленной Богом горе Гаризин! — рявкнул старик. — Вы читали Писания? Здесь, у подножия Гаризина, под дубами, Бог явился Аврааму и молвил, указуя на простиравшиеся покуда хватает глаз горы и поля, от горы Хеврон до Идумеи и Земли Мадиам. «Вот Земля Обетованная, где текут мед и молоко, — сказал Он ему. — Я дал тебе слово отдать тебе ее и отдам». Они подали друг другу руки и заключили завет. Слышите, галилеяне? Так гласят Писания. И кто желает молиться, пусть молится здесь, в этих святых местах, а не в Иерусалиме, который умерщвляет пророков!

— Всякое место свято, — спокойно сказал Иисус. — И Бог пребывает всюду, старче, а все мы — братья.

Изумленный старик повернулся к нему.

— И самаритяне с галилеянами?

— И самаритяне с галилеянами, старче. И все иудеи. Все. Старик собрал бороду в кулак, задумался, а затем смерил Иисуса взглядом с головы до пят.

— И Бог с Дьяволом? — спросил он наконец, но тихо, чтобы не услышали незримые силы.

Иисус вздрогнул. Он никогда не задавался вопросом о том, настолько ли велика милость Божья, чтобы в один прекрасный день простить Люцифера и принять его в Царство Небесное.

— Не знаю, старче, — ответил он. — Не знаю. Я человек и пекусь о людях. Прочее же — дело Бога. Старик молчал. Он все так же в глубоком раздумье сжимал бороду и смотрел, как странные путники все удалялись от него, идя по двое, пока не пропали из виду под сенью деревьев.

Наступил вечер. Поднялся холодный ветер, путники нашли пещеру и укрылись в ней. Чтобы согреться, они сгрудились в одну кучу. У каждого оставалось еще по куску хлеба, и они принялись за еду. Рыжебородый вышел наружу, набрал дров, развел огонь, товарищи оживились, уселись вокруг костра и молча смотрели на языки пламени. Было слышно, как дует ветер, воют шакалы, а вдали грохочут глухие раскаты грома, катящиеся с горы Гаризин. У входа в пещеру их взорам явилась большая звезда, взошедшая на небо утешением для них, но вскоре собрались тучи и скрыли ее. Тогда они закрыли глаза, опустили головы на плечи один другому — Иоанн тайком набросил свою накидку из грубой шерсти на плечи Иисусу — и все вместе, сбившись гурьбой, словно летучие мыши, уснули.

На другой день они прибыли в Иудею. Постепенно растительность менялась у них на глазах. Пожелтевшие тополя, усеянные плодами рожковые деревья и многолетние кедры встречались все реже. Местность стала каменистой, безводной, суровой. И крестьяне, появлявшиеся из-за низких, потемневших дверей, казались высеченными из кремня. Лишь изредка среди камней пробивался смиренный и изящный дикий цветок. Иногда из глубокого оврага посреди глухой пустыни долетал крик куропатки. «Должно быть, отыскала лужицу и пьет воду…» — думал Иисус, радостно ощущая в ладони ее теплое брюшко.