Как я охранял Третьяковку - Кулаков Феликс (книги хорошего качества TXT) 📗
Но и Олежка был не таков, чтоб сдаваться без боя. На Олежку пали страшные и несправедливые подозрения в небрежном отношении к своим должностным обязанностям. Мог ли он молчать? О, нет!
Баранкин без перерыва орал минут десять, но что характерно и даже поразительно – умудрился не сообщить почти ничего конкретного. Самым веским доказательством его непричастности к банкетному инциденту было неоднократно им же самим повторенное выражение-восклицание «Не хуй, Миша, пизди-и-ить!».
Михаил Борисович легко разобрался с этими казацкими наскоками. Он просто попросил Олега припомнить точное время, место и обстоятельства, при которых он передавал (якобы передавал!) Михаилу Борисовичу судьбоносное и глубоко справедливое распоряжение руководства о запрете посещения банкета.
Простодушный Баранкин наморщил лоб и, тщетно пытаясь восстановить в памяти все указанные параметры, забормотал нечто беспомощное. Три раза запутавшись во времени, из всех обстоятельств, вспомнив лишь: «…там еще баба такая в дубленке проходила…», сбившись даже насчет места разговора, хотя он мог происходить только на Главном входе, Олег бесславно проиграл эту партию.
Собственно, было ясно, что Михаил Борисович немного лукавит, утверждая о своем блаженном неведении. Е.Е. это понимал, но катастрофически слабое выступление Олега спутало ему все карты. В общем, хитроумного Михаила Борисовича пришлось отпустить. Бессильно наблюдая за тем, как ученый-физик натягивает свою искусственную ретро-дубленочку, Е.Е. наверняка вспомнил еще одну историю.
Сначала приведем два на первый взгляд разрозненных, но на самом деле тесно в дальнейшем переплетенных факта. Факт первый: у Е.Е. в городе Минске, столице суверенной Белоруссии проживает сестра. Факт второй: у дяди Михаила Борисовича имелось движимое имущество в виде микроавтобуса заграничного производства, марки «Фольксваген». Связь между этими двумя обстоятельствами осуществила дешевая белорусская мебель.
Идея была изящная, хотя и не оригинальная: купить мебель в Белоруссии, а затем продать ее с выгодой в России. Причем планировалось притаранить по два комплекта чудесных кухонных гарнитуров «Олэся». Стало быть, чтобы один оставить себе, а продажей второго отбить все расходы. Вот такая блестящая, в стиле доктора Дж. Сороса комбинация-махинация.
В состав карательной экспедиции был включен Сергей Львович, маленький усатый кекс с «восьмерки» по фамилии… сейчас не вспомню какой, и Валерьян Кротов. Да, разумеется, еще Олег Баранкин! Пускаться в столь опасное предприятие без Олега – это я даже не знаю что… Это просто самоубийство какое-то!
Михаил Борисович САМ предложил свои услуги в качестве перевозчика. Причем практически бескорыстно: за хозяйские харчи, бензин, и, как он неопределенно выразился, «материальный эквивалент маленьких слабостей пожилого человека». Что уж это были за радости такие, и почему они так недорого стоили, Михаил Борисович не сообщил. Смена терялась в догадках и предположениях.
Сотрудник-эрудит Горобец, проведя в уме некоторые расчеты, выявил подозрительное совпадение суммы, потребованной Михаилом Борисовичем со стоимостью годовой подписки на периодическое издание «Новые знакомства для Вас».
Все прекрасно сходится, уверял нас Горобец. Тут, мол, и радости налицо, и в то же время никаких излишеств – ни тебе акробатических номеров, ни резких движений. И, мол, он, Горобец очень даже запросто может представить себе Михаила Борисовича укрывшегося с «Новыми знакомствами для Вас» в санузле. Этак, знаете ли, не торопясь, без суеты…
Не обладая столь же буйной фантазией, я лично отказывался верить в подобный вздор. Скорее уж, предположил я, Михаил Борисович планирует приобрести в фактории «Ефрем Будкинъ и сыновья. Галантерея и прочiя колониальныя товары» давно присмотренный сатиновый халат остромодного в передовых научных кругах оттенка «лунная полночь». Чтобы затем с шиком и блеском, подобно юному Аполлону появиться в родной лаборатории. И затмить, наконец, этого выскочку, этого любимца лаборанток и практиканток смазливого пошляка Аршанского!
В том, что лабораторный Аршанский существует, я не сомневался ни минуты – у каждого Пушкина есть свой Дантес. Ох, уж эти мне дантесы, мать их… Но мы отвлеклись, дорогой друг. Аллё, дорогой друг! Ну-ка, на место! Далеко собрался? Еще сто с лишним страниц впереди.
Итак, оценив водоизмещение дядиного дебаркадера как вполне подходящее, Е.Е. остался доволен транспортом. И перенаправил свою административную энергию в другие русла: заготовка провизии, созвон с принимающей стороной, прочие нужные организационные мероприятия.
Сергей Львович, по положению вроде бы как второй человек после командора Е.Е., предельно четко обозначил свою роль в предстоящем приключении:
– Как только выедем из Москвы, сразу напьюсь водки и буду спать до самого Киева.
Известие о том, что пункт назначения вовсе не Киев, а Минск его ничуть не смутило и не расстроило.
– В Минск так в Минск, мне насрать, – философски заметил по этому поводу наш начальник смены. – Все равно напьюсь водки.
Сомневаться в серьезности намерений Сергея Львовича не приходилось. Он самым решительным образом самоустранился от административного, хозяйственного и какого-либо еще участия в подготовке похода и его планировании.
Валерьян и Олег при всем своем желании не могли оказать хоть сколько-нибудь существенного влияния на ход событий. Их мнение просто никого не интересовало. Другое дело Михаил Борисович, вот уж кто был не в силах остаться в стороне! Он подолгу (и исключительно в рабочее время) обсуждал с Е.Е. маршрут экспедиции.
Склонясь над картами и атласами автомобильных дорог, они часами о чем-то перешептывались, время от времени оглашая мрачные своды дежурки короткими восклицаниями. Гулко сталкиваясь лбами, разработчики боролись за цветные карандаши, разбросанные по столу. Синим карандашом помечались заправочные станции и постоялые дворы, а красным – посты ГАИ. Кто первым заметил, тот и имел право поставить кружочек соответствующего цвета.
Детализация плана была потрясающей. Ведь это только на первый взгляд так просто на исходе двадцатого века доехать от Москвы до Минска. Вот тебе автомобиль, вот тебе Минка. Сел в пепелац, да и помчался. Михаил Борисович считал, что было бы большой ошибкой думать столь легкомысленно. Он как-то сумел убедить в этом и прочих путешественников. Поэтому все делалось с какой-то прямо-таки пугающей научно-исследовательской основательностью. Буквально ничто, никакой самый крохотный нюанс не имел ни единого шанса ускользнуть от проницательного взгляда штурмана и лоцмана Великого Похода.
Михаил Борисович всегда начинал свои рассуждения примерно одинаково:
– Смотри, Евгений!
И делал паузу, вонзая поверх очков внимательный взор в начальника объекта.
Лишь после того, как Евгений бросал, наконец, все свои пустяковые дела и начинал смотреть в указанном направлении, Михаил Борисович продолжал все в той же своей обычной неторопливой манере странствующего лектора от Общества трезвости:
– Я думаю, лучше будет сделать так…
Дальше следовало подробнейшее, поминутное описание всех действий каждого участника пробега. Мысленному взору слушателей представали величественные, воистину эпические картины.
Каждый раз все начиналось одинаково: с пробуждения Михаила Борисовича ото сна не позднее пяти-тридцати утра и энергичной физкультурной зарядки с подбрасыванием гирь-пудовиков. После получаса экзерциций с железяками следовали гигиенические процедуры, завершаемые обливаниями водой на свежем воздухе.
Сцену скромного, но питательного завтрака, а также по-мужски сдержанного, хотя и трогательного прощания с дядей – владельцем чудной колесницы, Михаил Борисович к немалому неудовольствию присутствующих описывал неоправданно скупо и даже сухо, с легким налетом формализма.
Другой на месте Михаила Борисовича разошелся бы вовсю: мол, «А вот я!.. А вот мой дядя!.. Да наш Фольксваген!». Но докладчик, – и это выдает в нем человека скромного – нарочито немногословен в описании. Два куриных яйца, сваренных «в мешочек», поджаренная сарделька, стакан чаю с тремя кусками рафинада, дядино крепкое рукопожатие, да «посидеть на дорожку» – вот и все что узнаем мы об этой части утра великого дня. Дня, которому вне всяких сомнений суждено будет войти в пресловутые анналы.
