Мириал. В моём мире я буду Богом - Талмер Моника (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗

— Но почему?…

— Потому, что для меня всё всегда заканчивается одинаково, одна и та же история повторяется из года в год, из века в век. Я читаю её описание в старых книгах и вижу, что с тех пор ничего не изменилось и уже не изменится. Я захотела сойти с дистанции, и я сошла. Теперь всё будет иначе.

Я хотел сказать ей, что иначе уже никогда не будет, а для нас навсегда всё останется таким, как есть сейчас. Этот вечер застынет в нашей памяти навечно, величественный и тихий, и мы вспомним его на небесах, и один из нас пожалеет, что время нельзя вернуть назад. Но я не сказал ей ничего, только сел у её ног и положил голову ей на колени, чтобы запомнить, какой она была живой и тёплой. Она никогда не узнает, кем я стал и чего достиг, она не увидит, что будет со мной дальше, и моя жизнь утратит всякий смысл. Но я мучительно хотел, чтобы она стала ближе, насколько это возможно, ближе и доступней. Хотя бы чуть-чуть…

Эта странная философия Керта, созвучная теории Стрисси о частицах личности другого человека, впускаемых внутрь, или дессимилированных, как говорила Стрисси, навела меня на мысль, что, может быть, всё не так безнадёжно. Получалось, что эти частицы обладали свойствами живых организмов, и даже были способны сожрать принявшую их среду и вырасти до невероятных размеров, как произошло с Мерс, и в моём случае — с Тонитой.

Значит, и во мне была часть Элли, и она останется во мне всегда, соседствуя с моими ставшими бесполезными мечтами. Это была своеобразная дессимиляция, и отсюда следовало, что, отдав частичку мне, Элли уже не была полноценна. Согласно теории, что-то она должна была получить взамен, чтобы сохранить жизнестойкость. А взамен-то как раз она получить ничего не могла, потому что была лишена способности впускать внутрь чужеродные тела. Следовательно, она всё-таки была уязвима, и в её душе было свободное место, просто кричащее о том, чтобы его заполнили хоть чем-нибудь.

Это дало мне слабую, но всё-таки надежду. Я решил, что моя болезненная покорность судьбе и романтический мазохизм — не более, чем ловушка. Давно следовало понять, что никакими трогательными сценами Элли не проймёшь. Действовать надо было решительно, потому что времени оставалось ничтожно мало.

Даже не знаю, что для меня было важней — любовь или самолюбие. Эти два противоположных понятия каким-то образом стали значить для меня одно и то же. Я не мог поверить, что все мои усилия могут пропасть даром, и Элли покинет меня, такая же далёкая и холодная, не оставив ничего, кроме щемящих воспоминаний.

Поэтому однажды вечером я явился к ней с цветами и шампанским. Она даже не удивилась, словно это подразумевалось само собой. Моё сердце замирало и ныло, и я до конца не был уверен в правильности моего поступка, но наступил момент, когда нам обоим стало уже всё равно.

Я целовал её, всхлипывая и задыхаясь от страсти, а мир вокруг рушился и летел в преисподнюю. За дверью полыхало адское пламя, готовое ворваться внутрь, дрожали стены, клубился дым и черти трубили в медные трубы. Я плавился от адской жары, чувствуя, что вот-вот сгорю заживо.

За эти несколько минут я облетел весь земной шар, и, ничего не найдя, вернулся опять в её квартиру, — сейчас в ней находилась вся вселенная с миллиардами галлактик. Закрыв глаза, я устремился к звёздам; моё сердце остановилось от бешенной скорости и глаза вылезли из орбит. Когда полёт стал просто невыносим и звёзды закружились вокруг меня в сводящем с ума хороводе, раздался взрыв — и огромная вселенная разлетелась на атомы, превратившись в чёрную дыру, из которой попахивало серой.

Глава 6.

Вобщем-то, это не так много и изменило. Конечно же, Элли не влюбилась в меня, как можно было наивно предположить, но у нас, по крайней мере, появилось новое занятие, да и я чувствовал себя уверенней. Я всегда знал, что чувства можно правдоподобно изображать, и не удивлялся недюжинному таланту Элли в этой области. Хоть я и впервые в жизни ничего не изображал, и всё это не имело ничего общего с тем, что я делал раньше, влюбиться в Элли сильнее я уже просто не мог. Я жил, словно в лихорадке, потому что каждая секунда могла оказаться последней. По ночам я долго прислушивался к её дыханию, боясь, что оно вдруг может затихнуть. Я курил на балконе до самого утра, счастливый и почти безумный.

Я вспоминал наши первые встречи, то, как я робел в её присутствии и не знал, что ей сказать. То, как мы катались на лошадях и играли в теннис, плавали наперегонки и смеялись до колик в животе. Я твердил наизусть её стихи, чуть не плача, я почти прощался с её трогательным прекрасным миром, созданным для всех или только для меня одного, для того, чтобы я мог страдать красиво и возвышенно, так, как это умели поэты, и для того, чтобы я знал, что в своих чувствах я не одинок.

Здравый смысл меня покинул. Я даже больше не ругался с Кертом, который донимал меня своим злорадством, что новый этап наших отношений ничего не дал. Мне было уже всё равно, имела значение каждая прожитая минута, каждое прикосновение, каждое слово. Почему я ждал так долго, почему тянул до самого конца? Сколько бы счастливых дней мы провели вместе, упиваясь неведением и беспечностью! Почему настоящее счастье нашло меня только сейчас?!

Когда Элли уснула перед телевизором, я сделал тише звук и выскользнул из квартиры, захватив ключи. Конечно же, я отправился в бар, чтобы пропустить стаканчик и переброситься с кем-то хотя бы парой незначащих фраз.

Алекс, как всегда, дежурил возле стойки. Господи, ну почему он проводил в баре все вечера? Всё равно он сидел в одиночестве, так почему бы ему не уединиться в своей квартире?

— Привет, -сказал я ему.-Составить компанию или ты ждёшь Керта?

— Никого я не жду, -ответил Алекс.-Я бы давно был бы рад избавиться от него.

Я невольно скривился, вспомнив прежнего Алекса с Кертом внутри. Может, конечно, он имел в виду не это. Тогда что?…

Алекс сидел, ссутулившись и облокотившись на барную стойку, по своему обыкновению глядя прямо перед собой.

Я заказал «Кровавую Мери», как в первый день нашего знакомства, и сделал глоток. Нельзя было оставлять Элли надолго одну, и я намеревался скоро вернуться назад.

— Ты когда-то спрашивал меня, что я думаю о любви?-Вдруг спросил Алекс.-Я вывел один важный закон. Хочешь послушать?

Я кивнул, и он, хоть и не увидел моего кивка, продолжил:

— Любовь проявляется в самые неожиданные моменты, как правило, в самые неподходящие. Если любовь -это страдание, как я говорил ранее, то есть, заставив любить, человек заставляет другого страдать, то и наоборот — заставив страдать, человек может заставить полюбить.

— Ну ты и наворотил, Алекс!-Пробормотал я.-Это, случайно, не Керт тебе подсказал?

— Какая разница! Это -выводы, основанные на том, что я имел возможность наблюдать.

Едва уловимая мысль вспыхнула в моём мозгу. Я решил, что это может стать выходом.

— Уже уходишь, Гэл?-Грустно спросил Алекс.-Вечно все куда-то спешат…

— Я вернусь, Алекс, -пообещал я, -честное слово, вернусь. И передай от меня привет Керту.

Эта идея была не лучшей, но единственной. Моей напарницей должна была стать Мерс. Так или иначе, это было хоть каким-то действием, значит, давало надежду.

Я не отдавал себе отчёта в том, что делал. Перед моими глазами стояла пелена, которая мешала видеть вещи такими, каковы они есть.

Сначала мне казалось, что у меня не хватит силы. Однако нет — меня словно куда-то понесло невидимой волной, и я увлёкся процессом, так и не выходя из своего безумного состояния. Словно в бешенной скачке я просто перескочил с одного коня на другого.

Другим конём была не Мерс, а разлука с Элли. Жили мы с ней вместе или уже нет, значения не имело — она сидела у меня так глубоко внутри, что я посвящал ей каждую мысль и каждый вздох. Моё роковое чувство просто перешло из одной формы в другую.

Я ушёл от неё в тот вечер, сославшись на головную боль. Она удивлённо подняла брови, но ничего не сказала. Пообещав позвонить ей с утра, я, конечно же, этого не сделал, а отправился на пляж вместе с Мерс. Там она посвятила меня в подробности их отношений с Гейраном, а скорее, в подробности своей пытки, потому что жестокий очкарик снова забыл о ней на следующий день после вечеринки на берегу моря.