Современная американская новелла (сборник) - Зверев Алексей Матвеевич (книги онлайн полные .TXT) 📗
Иммиграционные власти. Выдача багажа. Таможенники. Она протягивала им руки, широко улыбалась, пожимала плечами, давала понять, что не говорит по-английски. Между тем ее спутники махали каким-то людям, едва различимым за стеклянной стеной. Казалось, у всех здесь были знакомые — у всех, кроме нее. Она появилась из самолета, как новорожденная — без языка, без друзей. Похоже, таможенные чиновники были недовольны. Она привезла слишком много подарков. Ее чемоданы были набиты ими. Для себя она взяла лишь самую необходимую одежду, чтобы осталось больше свободного места. Для невестки она везла серебряный чайный сервиз и золотые украшения, для внучки — куклу в замысловатом костюме кочевого племени, расшитый дубленый жилетик и два священных амулета на цепочках: один в виде диска с именем аллаха, другой — в форме крохотной золотой книжечки с вложенной в нее молитвой из Корана о долголетии. Таможенный чиновник пропустил золотые украшения сквозь пальцы, словно песок, и нахмурился при виде «корана». «Что-нибудь не так?» — спросила она. Но он, конечно, ничего не понял. Хотя, стоило прислушаться к ее словам или просто посмотреть ей прямо в глаза… все было бы гораздо проще. Почему ему так трудно понять ее?
Для Хасана она привезла еду. Собрала его любимые пряности, положила их в сумку с вышитыми павлинами. Чиновник раскрыл сумку, пробормотал что-то и подозвал другого человека. Они стали разворачивать маленькие, свернутые из газетной бумаги пакетики и принюхиваться к травам. «Сумак, — сказала она, — Лимонный порошок. Шамбалех». Чиновники рассеянно посмотрели на нее. Они развязали небольшой матерчатый мешочек и стали рыться в приправе для супа. Белые шарики выскользнули из их пальцев и покатились по стойке — твердые белые шарики из засохшего творога со следами овечьей шерсти и навоза. Какой-то крестьянин немало потрудился над тем, чтобы приготовить эту приправу — кашк. Миссис Ардави взяла один из шариков и решительно бросила его обратно в пакет. Чиновник, кажется, понял, что ее терпение на исходе. Он поднял руки и потом подтолкнул ее вещи вдоль стойки. Она могла идти дальше.
Но куда?
Ошеломленная, с грудой полураскрытых пакетов и сумок, из которых торчали куски бархата, парчи и гобеленов, она, спотыкаясь, шла к застекленной стене. Неожиданно какая-то дверь распахнулась, и незнакомый мужчина преградил ей дорогу.
— Ханум джун, — сказал он.
Так ее называли только ее дети, но она, словно слепая, прошла мимо, и мужчине пришлось взять ее за руку, только тогда она оглянулась.
Он располнел. Этого человека она не знала. Своего сына она видела в последний раз, когда тот был худым, сутулым студентом-медиком; он исчез в реактивном самолете авиакомпании «Эйр Франс», даже не оглянувшись на прощанье.
— Ханум джун, — повторил незнакомец, — это я.
Но она все вглядывалась на ходу в его лицо затуманенным взором. Этот человек наверняка привез дурные вести.
Неужели так оно и есть? Навязчивый сон предостерегал ее: она никогда больше не увидит своего сна — он погибнет по дороге в аэропорт или уже умер несколько месяцев назад, но никто не решается сообщить ей об этом; какой-то двоюродный или троюродный брат в Америке продолжает подписывать за Хасана бодрые письма. И вот теперь перед ней этот мужчина с седеющими волосами и густыми усами, одет по-американски, но лицо иранское, и печально-знакомые глаза, казалось, принадлежат какому-то другому человеку.
— Ты мне не веришь? — спросил он.
И поцеловал ее в обе щеки. Первое, что показалось ей знакомым, был запах — приятный горьковатый травянистый аромат, возвративший ей образ маленького Хасана, обвивающего ее шею худыми руками.
— Это ты, Хасан? — сказала она и расплакалась, уткнувшись лицом в его серое твидовое плечо.
Они молчали во время долгой дороги к дому. В какую-то минуту, когда часть пути осталась позади, мать протянула руку, дотронулась до его лица. Ни одна из фотографий, которые он присылал, не подготовила ее к тому, как он постарел. «Сколько же прошло времени? — спросила она. — Двенадцать лет?» Но они оба с точностью до одного дня знали, сколько времени прошло с тех пор. Ее письма: «Мой дорогой Хасан, прошло уже десять лет, а тебя все еще ждут», «Прошло уже одиннадцать лет, а тебя все еще…»
Хасан прищурился: свет фар встречных автомобилей ослеплял его. Мать поправила платок на голове. Не надо было его надевать. Младшая сестра, которая два раза ездила в Америку, предупреждала: «Твой платок будет бросаться в глаза». Но этот кусок шелка был туманным напоминанием о чадре, за которой она скрывалась до тех пор, пока предпоследний шах не отменил этот обычай. Разве в ее годы можно так появляться на людях? И потом, еще одна проблема — зубы. Младшая сестра говорила: «Ты должна сделать себе протезы. У тебя во рту наверняка не осталось и трех целых зубов». Но миссис Ардави до смерти боялась зубных врачей. И теперь, прикрывая рот рукой, она искоса поглядывала на сына; пока что он, кажется, ничего не заметил — Хасан был занят: перестраивал машину в правый ряд.
Этого молчания она никак не ожидала. Задолго до отъезда из дома она начала собирать разные сплетни, которые собиралась поведать ему. Их семья насчитывала триста человек, породненных друг с другом многообразными узами. У каждого из них была своя сложная скандальная жизнь, о чем ей хотелось подробно рассказать сыну, но вместо этого она грустно смотрела в окно машины. Надеялась, что Хасан станет ее расспрашивать, что у них найдется о чем поговорить после такой долгой разлуки. Она была разочарована, раздражена и упрямо молчала, даже когда ей на глаза попадалось что-нибудь интересное: необычное здание или ускользавшая в темноту машина незнакомой марки.
Когда они приехали, время приближалось к полуночи. Вокруг было темно. Свет горел только в доме Хасана; она не ожидала, что он такой обшарпанный и старый…
— Вот мы и приехали, — сказал Хасан. Он так ловко втиснул машину в небольшое свободное пространство у обочины дороги, что стало ясно: ее сын прочно обосновался на этой чужой американской земле. Теперь ей предстояло встретиться лицом к лицу со своей невесткой. Поднимаясь по ступенькам крыльца, она шепнула:
— Повтори, как это надо сказать.
— Что сказать? — переспросил Хасан.
— Ее зовут Лизабет?
— Элизабет, как Элизабет Тейлор. Ты же знаешь.
— Да-да, конечно. — Она подняла голову и крепко сжала ремешки своей сумки.
На Элизабет были синие джинсы и пушистые домашние туфли. Блондинка с коротко подстриженными шелковистыми прямыми волосами и серьезным сонным детским лицом. Распахнув дверь, Элизабет сказала:
— Салам алейкум! — При этих словах миссис Ардави растроганно обняла ее и расцеловала в обе щеки. Гостиная, куда ее провели, показалась ей уютной, но нехитро обставленной — мебель прямоугольная, простые ковры, а вот занавеси приятной расцветки. В углу — блестящая красная педальная машина, даже номер как у настоящей.
— Это игрушка вашей дочери? Хилари? — Она неуверенно произнесла имя внучки. — Можно посмотреть на девочку?
— В такое время? — удивился Хасан.
Но Элизабет сказала:
— Ничего страшного. — (Женщины понимают такие вещи.)
Она поманила свекровь, и они поднялись на второй этаж в маленькую комнату, пахнущую молоком, клеенкой и тальком, знакомые запахи — она узнала бы их где угодно. Даже в тусклом свете, проникавшем из коридора, она увидела, как прекрасна эта девочка. Черные густые волосы, длинные темные ресницы, золотистая кожа, светлее, чем у Хасана.
— Вот она, — шепнула Элизабет.
— Благодарю вас, — сдержанно сказала миссис Ардави, но это была ее первая внучка, надо было прийти в себя.
Они тихо вышли из комнаты.
— Я привезла ей амулеты, — шепнула миссис Ардави, — надеюсь, вы не против?
— Амулеты? — переспросила Элизабет. Она произнесла слово «амулеты» озабоченно, коверкая его произношение.
— Медальоны с именем аллаха и молитвой из Корана. Крохотные. Их никто и не заметит. Если на девочке нет амулета, у меня душа не на месте.
