Ада Даллас - Уильямс Верт (е книги .txt) 📗
– Еще бы! Еще бы! – Ада, конечно, сердилась, однако сейчас ничто не волновало ее так, как судьба бумаг. – Но петиция и списки у тебя?
– Да.
– В конце концов, это главное. А об остальном у нас еще будет время подумать. Шум, надо полагать, поднимется немалый. Вот что мы сделаем. Спустя некоторое время вернем часть списков через соответствующие каналы. Если наши противники начнут утверждать, что мы возвращаем не все, назовем их лжецами, будем настаивать, что вернули им списки целиком и полностью. Вряд ли они были засняты на микропленку, да и вообще в данном случае пленка не имеет юридической силы. А все остальное мы сожжем. Ада нервно расхаживала по номеру взад и вперед. Губы у нее были стиснуты, брови нахмурены; она уже давно забыла и про удар, который я нанес Ленуару, и про мой выстрел.
– Правильно, – согласился я. – Вот тогда-то мы и возьмем их за известное место.
Ада сурово сдвинула брови. Ей не понравился мой тон. Раньше я никогда так с ней не разговаривал.
Но ведь то было раньше.
– Вот так, – подытожила Ада. – А теперь я хочу взглянуть на подписи, прежде чем ты сожжешь бумаги... Пожалуй, я сама займусь этим. – Она рассмеялась. – Займусь с превеликим удовольствием.
– Понимаю, крошка. Отлично понимаю.
Ада заподозрила неладное и пристально посмотрела на меня.
– Ну так в чем же дело? – Она насторожилась. – Что ты тянешь? Дай бумаги.
Я не тронулся с места. Лишь ухмыльнулся.
Ада не сводила с меня глаз и чем-то напоминала сжатую пружину, готовую с силой расправиться при малейшем прикосновении.
– Давай бумаги, – ровным голосом тихо проговорила она.
– Потерпи немного.
– Что значит "потерпи"? Я сказала: сейчас же покажи бумаги!
– Может, покажу, а может – нет.
Именно после этих слов и сработала пружина. Вне себя от ярости Ада подскочила ко мне и, тщательно выговаривая разящие, как пули, слова, бросила:
– Что ты задумал, черт бы тебя побрал?
– О, не годится так разговаривать со старым приятелем, моя крошка!
– Сукин ты сын! Отдай мне бумаги сейчас же, слышишь?
– Слышу, моя крошка!
– Не смей называть меня крошкой! Ты что, хочешь, чтобы я позвала Сильвестра?
– Послушай, крошка, в твоих ли интересах, чтобы Сильвестр узнал кое о чем?
Ада не спускала с меня глаз, и мне показалось, будто я заглядываю в неплотно прикрытую дверцу раскаленной печи.
– Тебе и в самом деле нужны эти бумаги?
Она промолчала.
– Тебе так хочется их видеть, что ты готова попросить меня хорошенько?
Ада продолжала молчать. Дверца печи теперь была широко распахнута, и я видел бушующее пламя.
– Вот если ты попросишь меня хорошенечко...
И снова молчание.
– Если они тебе действительно нужны...
Что-то произошло с лицом Ады. Она наконец поняла, на что ей придется пойти, чтобы заполучить бумаги. Раньше она этого не знала и была абсолютно уверена, что у меня не хватит наглости сделать то, что я хотел. Лишь в это мгновенье ее осенило, что у меня хватит наглости; она поняла, чего я добиваюсь.
– Ты же не хочешь, моя крошка, чтобы петиция и все подписи к ней поступили по назначению и были официально зарегистрированы, не правда ли?
Плечи Ады вздрагивали, но не от рыданий.
– Я могу стереть тебя в порошок, – вяло заметила она.
Мы оба понимали, что это всего лишь пустой звук, что ей все равно придется капитулировать; она заранее знала мой ответ, а ответил я вот что:
– Ты только повредишь себе, моя крошка, вот и все.
Мы выжидающе молчали. Я слышал, как у меня колотится сердце. Наконец-то до нее дошло, что она в моих руках.
Ада сидела с застывшим лицом.
Я продолжал молчать. Больше мне ничего не надо было говорить.
Во мне все кипело, как и в тот момент, когда я понял, что придется стукнуть Ленуара, как в ту минуту, когда я почувствовал, что не могу не выстрелить в полицейского. Я был хозяином положения, мог делать, что хотел. Все, что угодно.
Первой прервала молчание Ада.
– Ну хорошо, – еле слышно проговорила она, – будь любезен, передай мне петицию.
– Плохо просишь. Побольше нежности!
Ада промолчала.
– Попроси-ка снова. Да поласковей.
Она повторила просьбу.
– И опять слишком сухо. Скажи так: "Любимый, дай, пожалуйста, документы!"
Ада дважды тяжело вздохнула, нервно передернула плечами. Потом, не глядя на меня, произнесла:
– Любимый, дай, пожалуйста, документы!
– А теперь скажи: "Я буду паинькой, буду всегда и во всем слушаться тебя".
– Я... я буду паинькой...
– Договаривай.
– ...буду всегда и во всем слушаться тебя.
Я понимал, что Аде сейчас безумно хочется задушить меня, и мысль об этом доставляла мне удовольствие.
– Теперь получается лучше. Но я все еще не уверен, что тебе действительно так уж хочется заполучить эти документы.
Ада бросилась на меня, выкрикивая что-то нечленораздельное, норовя вцепиться мне в лицо. Я успел схватить ее за руки. Она извивалась, пытаясь вырваться, шипела и визжала, потом плюнула мне в лицо и сразу обмякла.
– Знаешь, крошка, так ты никогда ничего не получишь.
Ада не сомневалась, что я настою на своем. Я же не сомневался, что она расхохочется мне в лицо, если я проявлю слабость.
– А теперь приласкай меня, – продолжал я. – Ну хоть чуточку!
– Роберт! – Ада старалась придать своему голосу как можно больше мягкости, но это плохо ей удавалось. – Ну, что тебе еще нужно? Не вынуждай меня делать то, что сверх моих сил. Неужели тебе не жаль меня?
– Жаль-то жаль, дорогая. Но я хочу, чтобы ты была чуточку поласковее.
– Так вот в чем дело? А я-то не догадалась сразу.
Я ухмыльнулся.
– Вот если бы ты попросила меня как следует.
Она поняла, что все бесполезно. И попросила.
– Если бы попросила на коленях.
Она встала на колени. Я готов был танцевать, так хорошо я чувствовал себя в эту минуту.
– Теперь проси.
Не поднимаясь с колен, Ада принялась упрашивать меня, с трудом выговаривая слова. Рыдания и злоба душили ее.
...Еще утром, едва проснувшись, я уже знал, что мне предстоит замечательный день.
И все же петицию и списки с подписями под ней я оставил у себя. Сильвестр и не заикнулся о них. Ада, очевидно, сказала ему, что сожгла бумаги.
ТОММИ ДАЛЛАС
Я прочел об этом в газетах. Любой дурак понял бы, как все произошло. Хулиганье из "Лиги молодежи Луизианы" и Янси заранее условились, что, когда подростки остановят машины с петицией, Янси вмешается, арестует всех подряд и заберет документы. Сплошное жульничество, а не игра, но, если судьи у вас в кармане, вам плевать, заметит кто-нибудь жульничество или нет.
Публика слопает все что угодно, если вы не поскупитесь и хорошенько посахарите блюдо. Уж конечно, Ада и Сильвестр так и сделают. В виде сладкого они используют повышение пенсий, займы на строительство и деньги на медицинскую помощь, простофили съедят все, да еще будут просить добавки. А о повышении налогов и думать забудут.
Так они и сделали, и на этот раз им удалось выкрутиться. Это их спасло. Будь она проклята, эта продажная сука, моя жена! Но я должен был смотреть правде в глаза. Пока все козыри у нее в руках, и она остается сидеть в губернаторском кресле. В моем кресле! Она, несомненно, победит на выборах в будущем году. Устранив меня с пути, Ада обеспечила себе победу. Она бы ничего не добилась, если бы уже не пробралась в губернаторский кабинет, а теперь ее не остановить. Ее и Сильвестра, будь они оба трижды прокляты на веки вечные!
– На веки вечные! – повторил я и только тут сообразил, что произнес это вслух, потому что сестра вдруг взглянула на меня.
– Что, что, господин губернатор?
Господин губернатор... Как приятно это звучит!
– Вы могли бы дать мне еще кофе?
– Господин губернатор, но вы уже выпили две чашки, – наставительным тоном учительницы заметила сестра.
