Черный Баламут (трилогия) - Олди Генри Лайон (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗

— Не надо, отец!!!

— …право выбрать день и час своей смерти по собственному желанию! Да будет так!

Жар хлынул в твою сторону, ударил пенной волной, опалил — и откатился, оставив гулкую пустоту в душе и дикую головную боль. Тело вздрогнуло, не сразу привыкнув к новым ощущениям, и засмеялся Шантану, глядя попеременно на сына и обретенную жену. Слабое, едва уловимое свечение еще с полминуты озаряло царя, но вскоре померкло и оно.

Раджа даже не предполагал, что через много лет его дар сослужит тебе далеко не лучшую службу.

Не знал этого и ты.

Зато ученик Рамы-с-Топором хорошо знал другое: отец, стремясь отблагодарить сына, безрассудно истратил почти весь свой Жар. После такого люди долго не живут.

Помешать радже распорядиться плодом духовных заслуг было выше твоих сил. С судьбой глупо спорить, глупо винить ее, еще глупее скорбеть о случившемся! Тем не менее чувство вины, ощущение, что ты подло украл часть жизни отца, прочно поселилось в душе.

Ты мог лишь жить дальше и каждый день радоваться, что видишь отца живым.

День. Месяц. Год. Пять…

Шантану прожил еще семь лет.

В эти оставшиеся ему годы он почти забросил государственные дела, посвятив себя усердному выполнению супружеского долга и поискам новых развлечений для молодой жены. Празднества, пиры, состязания вандинов [54] и акробатов, пышные поездки к соседям — Сатьявати принимала роскошь как должное и, казалось, была вполне довольна своей участью.

Через год после свадьбы она родила мужу первенца, которому дали имя Читра — Блестящий, через два года после этого у Сатьявати снова родился мальчик, немедленно названый Вичитрой — Дважды Блестящим. Что ж, такие имена вполне подходили наследникам блистательной Лунной династии. А каждый уж волен был удлинять их по своему усмотрению, добавляя разные красивые эпитеты и превращая просто Блестящих в Блестящих Воителей или Блестящих Небожителей.

Большинство так и делало.

Все это время государством фактически правил Грозный. К счастью, за годы, проведенные в Хастинапуре, сын Ганги успел поднатореть в искусстве междержавных переговоров и управления страной, наблюдая за действиями отца, да и министры-умники не зря ели казенный рис и получали жалованье из царской казны. Сейчас их помощь пришлась как нельзя кстати. Царевичи подрастали, Сатьявати роскошествовала, стареющий раджа предавался увеселениям плоти — а имя Грозного все громче звучало в стране и за ее пределами.

И славу подкрепляла острота стрел.

Юго-восточный сосед, правитель крупного княжества Каши, успел горько пожалеть о бранных словах, которыми он публично оскорбил супругу раджи Шантану, — руины собственной столицы весьма способствовали раскаянию! Быстрая победа сразу подняла престиж Гангеи, и вскоре чуткое ухо сына Ганги начало ловить шепоток за спиной: «Эх, поспешил Грозный швыряться обетами! Ну ничего, со временем уломаем, посадим государить…»

Слыша эти разговоры, Гангея мрачнел и хмурился, притворяясь глухим. Люди были правы: но их правота лишь усугубляла тяжесть бремени на широких плечах Грозного. Хотя, возвращаясь мысленно назад, Гангея понимал: сейчас он поступил бы точно так же. Иного выбора не было.

Вскоре состоялся обмен послами с могущественным государством панчалов, результатом стало заключение торгового и военного союзов. Почти сразу два княжества-соседи, страдая от набегов лесовиков-Плосконосиков, сами напросились под покровительство Хастинапура — и были благосклонно приняты Грозным и Советом.

Барбары-Камбоджи с севера охотно гнали свои знаменитые табуны к Городу Слона — менять на ткани и оружие, увеличение числа всадников и колесничных бойцов весьма способствовало заключению пакта о ненападении с гордыми ариями-Шиби из Западного Пенджаба. Переговоры шли долго, но после взаимных уступок завершились успехом. «Лучше иметь воинственных Шиби в качестве союзников, чем ежедневно ждать удара в спину», — рассудил Гангея, и советники всемерно одобрили этот вывод.

Наконец прибыли послы и из далекой южной Ориссы.

Раджа, как обычно, устранился от ведения дел, поручив все сыну. Послам были оказаны подобающие рангу почести, затем Гангея предоставил советникам беседовать с южанами и очнулся от дум только после долетевшей до него фразы:

— Да будет твердыня Хастинапура вовеки неколебимой, как Махендра, Лучшая из гор, которую наш правитель имеет счастье лицезреть из окон своего дворца!

«Махендра! — екнуло сердце. — Как же я забыл?!»

— Да пребудет и с вами благословение Опекуна Мира, радеющего о всеобщем благе, — слегка невпопад ответил послу Гангея. — Безопасны ли сейчас ваши дороги? Говорят, раньше в окрестностях священной Махендры проходу не было от злых ракшасов! Не докучают ли людоеды мирным поселянам?

— Злые ракшасы на Махендре больше не живут! — расцвел улыбкой глава посольства. — Теперь на Лучшей из гор обосновался добрый Рама-с-Топором, избавив нас от этой напасти!

И очень удивился, увидев Грозного хохочущим взахлеб, самозабвенно, по-детски.

Послы удалились, а сын Ганги еще утирал слезы и видел внутренним взором суровое лицо учителя. Он был искренне рад не столько избавлению Ориссы от злых ракшасов, сколько известию, что Парашурама дошел-таки до Махендры и обосновался рядом с южной обителью своего покровителя Шивы.

«Надо бы ему весточку передать», — подумалось Грозному.

Но сперва пришлось разобраться с посольством, потом — с наводнением в восточных областях, а через месяц Город Слона облетела скорбная весть: раджа Шантану скончался.

Миротворец еле-еле разменял шестой десяток, и люди шептались о скрытой болезни раджи, о том, что молодая стерва жена истощила и довела до смерти пожилого правителя, люди шептались, а Гангея винил во всем себя. Если бы не щедрый дар отца…

Впору воспользоваться правом, выбрав день и час собственной смерти!

Не сегодня ли? Отец еще недалеко ушел…

…Полгода новоявленный регент носил траур. А когда боль утраты немного отпустила сердце, в покоях Грозного объявилась Сатьявати. Мачеха. Вдова отца.

И зверь внутри заворочался, очнувшись от долгой дремы и плотоядно сведя желтые зрачки в вертикальную черту.

— Я пришла к тебе, — просто сказала Сатьявати, присев на край ложа.

Она была хороша. Она была не просто хороша — перед Грозным сидела уже не юная и порывистая рыбачка, но ослепительная царица, прекрасно сознающая, кто она и чего хочет.

Последнее регент и его зверь почувствовали сразу. Оба.

— Ты слышала мой обет, — спокойствие далось Гангее дорогой ценой.

— Слышала. И до сих пор не простила! Ладно, к чему ворошить прошлое… Ты знаешь. Шантану искренне любил меня. И я… я очень старалась! Не скрою, временами мне бывало хорошо с твоим отцом. Но отдадим прах мертвым, а жизнь — живым! Потерять тебя дважды? Вряд ли есть на земле женщина, которую судьба била чаще моего!

— Прошу тебя, Сатьявати, оставь меня. Иначе я не выдержу и кинусь на вдову собственного отца. Обеты обетами, — Гангея горько усмехнулся, чувствуя, как зверь точит когти о кору его души, — а страсть страстью! Ты ведь за этим пришла?

— Если тебе так угодно — да, за этим! Шантану умер, да обретет его душа небесные миры, я была верна мужу, но траур закончился. И если я не последовала за раджой на погребальный костер, то не для того, чтобы пылать в огне весь остаток жизни! Люби меня, и будь что будет!

— Но мой обет…

— Ты сохранишь свой драгоценный обет в целости и сохранности! — победно улыбнулась Сатьявати. — Я не потребую жениться на мне и не стану рожать тебе детей! Ведь в этом ты поклялся?!

— Я вижу, из подкидыша вышла превосходная царица… Но жить вне брака, да еще с собственной мачехой?

— А отказать женщине, которая любит и хочет тебя? Женщине, которую ты в свое время лишил девственности и бросил одну, с ребенком-уродом на руках? В конце концов, если ты помнишь, за тобой водится еще один обет… Я не хотела этого, но вынуждена: я ПРОШУ тебя, Гангея!