Моя сумма рерум - Мартин Ида (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
Там возле широкоэкранного монитора столпилась почти половина парней из нашего класса. С неподдельной тревогой они следили за тем, как Артур Блэксильвер мечется по зацикленному коридору в демке P.T.. Это из его дома раздавались леденящие звуки. «Бляха муха», - с чувством повторял Артур, долбясь в двери. Я тоже его любил, особенно прохождение Hеavy Rain, но как смотреть такое толпой, было не понятно. Никакой атмосферы.
Во второй комнате мы обнаружили нечто непонятное. В самом её центре на тёмном ламинате, на вытянутых руках и ногах стоял Криворотов, под ним, скособочившись, полусидел Щепкин — пухлый кудрявый парень, а под Щепкиным, как мышонок, сжалась Емельянова. Перед Емельяновой, растопырив пальцы, стояла ещё чья-то рука. Вся эта куча стонала, кряхтела и мерно покачивалась.
«Левая рука на синее» — скомандовал голос с дивана, и до меня дошло, что они играют в Твистер. Девчонки на диване безудержно хохотали.
— Смотрите, кто пришел, — крикнул Малыгин.
Лёха поднял голову, он был весь взмокший и красный:
— Не может быть! Солома! — и он, нарочно расслабив руки, с протяжным стоном рухнул прямо на Щепкина. Тот хрюкнул и подмял Емельянову.
Емельянова дико заверещала и придавила того, кто был возле неё с другой стороны.
— Так, всё, — Лёха поднялся, отряхивая руки и заправляя рубашку в штаны. — Я больше в детские игры не играю. Раз Ванька пришел, теперь будет всё по-взрослому.
Он подошел к журнальному столику, на котором стояли разные бутылки, пакеты с соком, чипсы, шоколадки, коробка от пиццы, достал длинную трубку белых пластиковых стаканов и выдал нам с Дятлом по два.
— Что пьем?
Дятел неуверенно пожал плечами и глупо улыбнулся.
— Водки ему, — зло сказал я, вспомнив недавние выступления.
— Больше не играем? — разочарованно спросил Щепкин.
— Какое играть?! — Лёха принялся разливать водку. — Мы сейчас с Ванькой на брудершафт пить будем.
— Нет, спасибо, — Дятел смутился и попытался поставить стакан на столик.
— Я водку не пью. Лучше сок.
— Вань, да ты что! — Лёха обхватил его за плечи. — Ну что ты? Тебе же шестнадцать есть?
— Да, но я ни разу…
— Всегда что-то бывает в первый раз! — поучительно сообщил Лёха, всовывая ему в руки стакан.
Дятел осторожно взял, и девчонки на диване снова начали сдавлено хихикать.
Чтобы не оказаться в таком же положении, как он, я поскорее сам налил себе немного вина.
К столу подошел Малыгин, Щепкин и другие ребята. Мы чокнулись.
На лице Дятла отобразились все муки ада, но он, всё же пересилив себя, сделал глоток и жутко скривился.
— Ну как? — поинтересовался Криворотов.
— Не очень вкусно.
— Вначале всегда так. Поэтому нужно сразу вторую пить, — и Лёха снова стал разливать. — Теперь точно на брудершафт. Ща, погоди, нужно нам с тобой ещё фотку для Инсты сделать.
На кухне было очень дымно и сильно пахло мандаринами. В углу за холодильником на табуретке сидели парень с девчонкой, и не обращая ни на кого внимания, целовались. Зоя стояла, облокотившись о раковину, а напротив неё, привалившись плечом к стене, Тифон. За его спиной я даже не сразу её заметил. Он чистил мандарины из большого тазика возле плиты и отдавал их ей по дольке.
Они так увлеченно спорили, что увидев меня, оба просто сказали «привет» и продолжили свою тему.
— Даже животные избавляются от бешеных. Их или выгоняют, или убивают.
— Никто ничего не может знать наверняка, как ты не понимаешь?
— Значит, ты согласна, что если вина стопроцентно доказана, то казнить можно?
— В сотый раз говорю тебе, что человек не имеет права распоряжаться чужой жизнью, пусть даже в качестве наказания.
— Как это не может? Да все кругом только и делают, что распоряжаются нашими жизнями.
— Никто не имеет права лишать жизни другого.
— Ты осознаешь, что могла бы сейчас здесь не стоять?
— Всё равно.
— Ну и глупая.
— Отличный аргумент.
— Нет, правда, как ещё назвать человека, которого даже собственный опыт не учит? Вот ты, Никит, как считаешь, нужна обществу смертная казнь или нет?
— Не знаю. Не уверен. Я люблю «Зеленую милю». Это страшно, когда казнят невиновного.
Я встал рядом с Зоей, и Тифон также протянул мне мандарин.
— Осуждение невиновного всегда страшно, но если бы того урода казнили, который реально девочек убил, разве он не заслуживал бы смерти? Разве его жалко? Разве он имеет право жить? Чтобы люди работали и кормили его.
Вон, как Чарльза Менсона. Девять пожизненных. Про него кучу книг написали. Знаменитость! Это нормально? Да таких в безвестность и в общую могилу. Мне даже коров больше жалко.
— Вот ты разошелся, — Зоя шутливо ткнула его в плечо. — Нельзя посягать на жизнь, мы не имеем права.
— Справедливость важнее милосердия.
— Как можно хотеть мира, призывая к войне?
И они снова начали спорить, не обращая на меня внимания. Если бы не мандарины, со стороны можно было подумать, что они ругаются.
— Ой, не могу, — на кухню в истерике ввалилась Емельянова, таща за собой Попову. — Сейчас умру. Там Соломин анекдоты рассказывает.
Обе задыхались от смеха.
Следом за ними нарисовался Лёха. Потный и взъерошенный, но сияющий, как майский день.
— Что ж мы Соломина раньше-то не звали? Про элементарные частицы и гомункулов вещает. Очень занимательно. Ща покурю, и мы с ним танцевать будем. А вы, даже поздороваться не вышли, — он нахально выхватил из рук Трифонова мандарин.
— Мы попозже, — сказала Зоя.
Они оба были недовольны, что их так резко прервали.
Курящих подходило всё больше, и вскоре от дыма у меня начали слезиться глаза.
— Кто-то обещал в карты на раздевание, — услышал я вкрадчивый голос Малыгина.
— Я не обещала, — сразу откликнулась Попова, и стало ясно, что это была она.
— Да ты не бойся, — сказала ей Зоя. — Если Криворотов с вами играть будет, то кроме него раздеваться никому не придется.
— А что? — Лёха, уже хорошо подогретый, висел на плече у Трифонова. — Мне не жалко. Пусть любуются. Или, может, лучше Ваньку разденем?
И как только я услышал про раздевание, перепугался до жути. Ещё не хватало, чтобы у Дятла прямо здесь приступ случился:
— Нет уж, лучше танцы.
Я вернулся в комнату, на случай, если дойдет до раздевания. Но и там было уже полно народа. Парни, досмотрев P.Т., притащились поглазеть на пьяного Соломина. Расселись по диванам и полу, даже примоститься негде было.
Дятел разошелся не на шутку. Вдохновленный глумливой поддержкой Криворотова, он охотно и очень добросовестно выполнял всё, к чему его по приколу подбивали собравшиеся: и танцевал, и пел песни, и кривлялся, и ползал. То и дело обнимался с Лёхой, фоткался и кричал: «один за всех и все за одного».
Диван рыдал. Парни угорали. Я был единственным, кто не веселился. Налил себе ещё вина, но, глядя на Дятла, пить расхотелось. Сел на полу возле двери. Надо же было даже здесь всё испортить. Как теперь его вести домой?
А когда он в отчаянии бился головой о пол, не в силах в пятнадцатый раз произнести в камеру Малыгину: «Я — вертикультяп. Могу вертикультяпнуться, могу вывертикультяпнуться», кто-то остановился в дверях возле меня. Повернул голову и прямо перед собой увидел синие джинсы Зои и рваные дыры на коленках Трифонова.
Меня они не заметили, минут пять смотрели на происходящее, после чего Зоя сказала:
— Зачем они над ним издеваются?
— Вроде Соломин не против.
— Дело не в нем, а в них. Я пойду домой.
— Да брось, хочешь, я их разгоню?
— Всё равно пойду, завтра репетиция. А его нужно забрать и домой отвести, а то мало ли что.
Зоя вышла, а Тифон подошел к Соломину, постоял над ним, посмотрел и, со словами «совсем ребенка довели», поставил на ноги.
В этот момент как раз начала названивать бабушка. Я вышел на кухню и ответил, что мы скоро придем. Она просила поторопиться, потому что мама собралась уезжать и хотела со мной попрощаться.
